Николай I Освободитель. Книга 3 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

— Например Варну, — я сделал круговое движение пальцем имея в виду местность, где мы сейчас находились. — Карс. Контрибуцию в конце концов наложить посолиднее. Хотя бы, чтобы затраты на войну отбить.

Надо сказать, что ко всем этим братушкам и прочим единоверцам у меня не было пиетета совершенно. Все следующие две сотни лет Россия только и делала, что спасала их задницы, в ответ получая только бесконечные плевки в лицо. На самом деле сложно даже вспомнить хоть один момент, когда помощь балканским славянам в итоге принесла нашей стране хоть какую-то пользу. А вот наоборот… Перечислять замучаешься, причем если участие той же Болгарии в обеих мировых войнах на стороне противников России было историей и мною воспринималось без особых эмоций, то вот поведение греков в двадцатых годах двадцать первого века можно было просто относить в палату мер и весов.

Сначала эллины выступали такими себе ястребами, поплевывая в Россию, а потом, когда их в 27 году прижали турки и начали нещадно бомбить, то единоверцы почему-то бросились не к союзникам по НАТО — те, нагруженные своими проблемами по самую пробку предпочли небольшой войны на юго-востоке Европы просто не заметить — а именно к русским. Как же эллины удивились, когда Москва не только предложила грекам разгребать свое дерьмо самостоятельно, но еще и продала туркам — те уже лет как десять пытались разжиться самолетами в США, но американцы усиленно своих союзников динамили — три десятка новеньких «Сушек».

В итоге Турки тогда смогли забрать несколько островов, Россия неплохо заработать на продаже оружия, и только греки, как обычно выбравшие не того союзника, оказались в полном пролете.

Все это Палену рассказать я конечно не мог, однако свое мнение о необходимости защиты угнетенных народов донес.

Сами переговоры проходили в специально устроенном для этого дела большом шатре, выстроенном близ города — в самой Варне подходящих помещений просто не нашлось, — благо к середине марта в этих местах температура уже уверенно держалась выше десяти градусов по цельсию, и такое размещение никаких неудобств не приносило.

Моя надежда на то, что дело завершится быстро, разрушилась в первый же день, когда в составе делегации от османов на переговоры заявились представители Англии и Франции. Сволочи, не смотря на длящуюся два десятилетия войну между своими странами в вопросе удержания России от выхода к проливам были совершенно единодушны. Тут, впрочем, им пришлось обломиться, поскольку никаких сверх жестких требований наша делегация выдвигать не стала, потребовав все, что мы уже захватили и еще столько же из расчёта потом от этих хотелок отказаться.

Совсем другая ситуация была у австрияков. Аппетит пришел к ним, что называется, во время еды: если изначально по договоренности с нами Австрийская империя должна была забрать себе Боснию, а в Сербии получить режим схожий с русским в Молдавии и Валахии, то теперь Меттерних привез требования об аннексии Сербии и получения «совместной опеки» над Дунайскими княжествами. Плюс контрибуцию в три миллиона утрехтских дукатов, что в пересчете на золото составляло примерно десять тонн золота. Не много ни мало. Это уже стало неприятным сюрпризом для нас.

Тут уж всполошились «союзники». Англия и Франция совсем не желали усиления Австрии. При этом, самое смешное, что Франция рассматривала Австрияков как потенциальных врагов и соперников на континенте, а островитяне, соответственно, как союзников против Наполеона. Но при этом откусывать столь жирный кусок австриякам не хотели позволять ни те ни другие. Феерия!

В таких условиях переговоры быстро зашли в тупик. Ничего не добившись за полных две недели переговоров, Австрияки начали намекать на возможность продолжения войны, однако их сдерживала позиция России. Мы же заводить всю шарманку по новой — часть войск уже была выведена за Дунай для облегчения их снабжения — не желали категорически.

В такой тупиковой по своей сути ситуации, меня на приватную беседу пригласил Меттерних. Общаться с австрийским послом, который по косвенным признакам был причастен к попытке переворота пятнадцатого года, желания не было совершенно, однако меня на сей подвиг все же «благословил» Пален.

— Отправляйтесь, ваше высочество, — старик помолчал немного и объяснил свою мысль, — поговорить, оно никогда лишним не будет. Вы за интересы России стоите крепко, тут я не переживаю, а Меттерниху давно стоит указать его место. Зарываться стал, шельма.

К австрийскому посланнику я отправился пешком в сопровождении десятка гвардейцев. Благо идти было всего пять минут, да и никакой угрозы в переполненном русскими войсками городе я не чувствовал.

Меттерних встретил меня прямо на пороге и вообще попытался создать образ максимально радушного хозяина. Я же наоборот решил включить «дурочку» и делать вид, что вообще не понимаю намеков. При этом, самое смешное, что и я прекрасно понимал игру австрияка и он в свою очередь, уверен, понимал, что русский наследник совсем не дурак. Такие вот дипломатические танцы во всей своей красе.

— Очень приятно видеть столь талантливого наследника российского престола у себя в гостях, ваше императорское высочество. Много о вас слышал. Вас описывают как исключительно талантливого молодого человека, — как любой дипломат Меттерних не забывал приправлять свою речь добрячей порцией комплиментов. Тут, впрочем, он изрядно промахнулся, поскольку дешёвая лесть меня бесила еще больше чем открытое хамство. — К сожалению, раньше нам не довелось так близко познакомиться, я заметил, что на переговорах вы по большей части предпочитаете молчать.

— Есть такое расхожее выражение, что когда молчишь, можешь сойти как за умного, так и за глупого, а излишняя болтливость быстро ставит в этом вопросе все точки над «i», — отмахнулся я.

До этого момента с австрийским министром мы почти не пересекались. Прошлый раз, когда он приезжал в Питер договариваться о свадьбе сестры, меня на переговорах не было, поэтому вот так с глазу на глаз мы смогли переговорить впервые.

— Да? Удивительно, а с виду и не скажешь.

— Я в дипломатической работе не силен, предпочитаю полагаться в этом нелегком деле на опытных сподвижников.

Называть Палена сподвижником было не слишком приятно. После его участия в убийстве Павла…

— Вы считаете графа опытным дипломатом, на которого можно всецело положиться? — Меттерних вопросительно приподнял бровь.

— Ну, в России к сожалению человека вашего калибра не нашлось, а некоторые, на кого ранее возлагались надежды… Хм… Эти надежды не оправдали, — намек был более чем прозрачен. Нессельроде, которого многие пророчили на министерство иностранных дел был к Меттерниху достаточно близок. Слишком близок, учитывая контекст.

— Кхм… Ну что поделать… Как вам рыба?

— Выше всяческих похвал, как и вино. Передавайте благодарность повару.

— Непременно, — австрияк принял похвалу как должное.

Подобная пустая переброска обернутыми в лесть колкостями продолжалась добрых полчаса, пока мне все это не надоело. Я в отличии от кадрового дипломата, который в подобном ключе с легкостью мог провести весь вечер, достаточно быстро от такого бессмысленного разговора устал.

Я отложил столовые приборы в сторону, промокнул салфеткой губы — что ни говори, а повара у австрияка действительно были отменные — и резко свернул к сути.

— Что вы хотели обсудить, приглашая меня на ужин сегодня?

— Вот так прямо, ваше высочество? — Удивился дипломат.

— Именно, — я кивнул, — или вы имеете что-то против?

— Хм… собственно — нет, — австриец тоже отложил столовые приборы и на секунду задумался как бы подбирая правильные слова. — Я хотел с вами согласовать переговорные позиции.

— Интересно, — я вздернул бровь, — мне казалось, у нас была согласованная позиция, которую мы с вами выработали еще до начала войны. Но едва почуяв возможность ободрать турок покрепче, ты тут же от нее отступили.

— В этом нет ничего странного, жизнь идет, обстоятельства меняются, — Меттерних кажется совершенно не бы смущен моим мелким наездом. — Нужно уметь подстраиваться и успевать использовать внешнюю конъюнктуру себе на пользу.