Меткий стрелок. Том III (СИ) - Вязовский Алексей

Банкир с гордостью расправил плечи:

— Да. Я не только купил его, но и выучился шофёрскому делу. Сам месье Панар приезжал из Парижа. Теперь каждый винт тут знаю. Хочу быть не просто богачом в экипаже, а хозяином своего хода.

Я провёл рукой по боковине. Лак был тёплый от мартовского солнца, латунь — холодная. Под кузовом виднелись массивные рессоры, смазанные густой жёлтой смазкой.

— А почему не наш, Фрезе? — спросил я. — Пишут, он уже серийно выпускает автомобили.

Поляков махнул рукой:

— Думал об этом, конечно. Я даже смотрел чертежи. Но у Фрезе вечная беда: карбюратор засоряется, бензин льётся неравномерно, мотор чихает, глохнет. Мастеровые жалуются, что каждый день чистить приходится. У меня нет времени на эти капризы. Французский, впрочем, тоже не без греха: за полгода дважды ломался — однажды лопнул патрубок водяного охлаждения, другой раз — треснул зуб шестерни в коробке. Но всё же он надежнее. И мастерская в Париже присылает детали очень быстро. Подумываю купить второй.

Он открыл боковую дверцу, которая была всего лишь низкой заслонкой, и показал внутренности. Сиденья обтянуты чёрной кожей, между ними — длинный рычаг для переключения передач, впереди — педали газа и тормоза. На полу — латунные планки, чтобы каблуки не скользили.

— Смотрите, — сказал он, садясь за руль. — Это ручка регулировки подачи бензина, тут гудок. Заводится снаружи кривым стартером. Повернёшь два раза — и мотор оживает. Но сначала надо разжечь трубку накаливания.

Ага… свечей зажигания у Панара нет. Приходится вручную. Чернявые помощники Полякова снова накричали на толпу, она подалась назад. Подогнали пролетку, погрузили туда мой чемодан и начали заводить машину. Одни крутил стартер, другой подняв капот, поджигал трубкой бензино-воздушную смесь.

Наконец, Панар завелся. Звук как у швейной машинки, только мощнее.

Народ загудел. Люди тянули шеи, кто-то крестился, кто-то смеялся. Мальчишка крикнул: «Воняет!» — и тут же получил подзатыльник от подошедшего городового.

Я сел рядом с Поляковым, чувствуя, как под ногами пружинит рама.

— И всё это на бензине? — спросил я. — Не на керосине?

— Только на бензине, чистом, французском, — ответил Поляков. — Я везу его бочонками из Гамбурга, через Петербург. В Москве такого чистого ещё не продают.

Он похлопал по капоту, и тот глухо отозвался.

— Через год-два, мистер Уайт, таких машин вокруг будет десятки. Может и сотни. А пока я — первый. Хочу, чтобы москвичи знали: Поляков умеет смотреть в будущее.

Я усмехнулся, глядя, как солнце играет на латунных фонарях:

— Будущее гремит и пахнет бензином. Интересно, что скажут извозчики.

Они стояли, словно завороженные, разглядывая чудо техники, невиданное на московских улицах. Запах бензина, едкий и непривычный, смешивался с более привычными ароматами лошадиного навоза и угольного дыма.

Поляков надел очки-консервы, нацепил краги.

— Сейчас ландо прогреется и поедем.

— Пока стоим, откройте секрет. Откуда вы узнали о моем приезде?

— В Москву? У меня прикормлен начальник секретного отделения генерал-губерноторской канцелярии Свиридов. Вы же бронировали люкс у Дюсо под своей фамилией? Сведения о таких бронях поступают Свиридову, а он за небольшую мзду передает мне эти записи, чтобы я знал о самых важных московских визитерах.

— Нет, я про свою поездку в Россию. Вы, наверняка, знали о моем приезде в страну.

— И даже был готов выехать к вам в столицу — Поляков подвигал рычажком «подсоса» — Но гора сама пришла к Магомету.

Лазарь засмеялся, погудел толпе.

— Дайте догадаюсь. У вас и в таможне с пограничниками есть свои люди?

— Так и есть. Все держится на связях. А я, словно тот паук в паутине — дергаю за ниточки.

Автомобиль, тяжело вздохнув, тронулся с места, оставляя за собой едкий шлейф бензинового дыма. С Каланчовской площади мы свернули на Краснопрудную улицу. Далее вырулили на Басманную.

— Мистер Уайт, — начал Поляков, его голос был теперь более серьезным. Видно, что поездкой он наслаждался, вел очень уверенно, хотя дергать за рычаг управления было не совсем удобно — Вы — один из самых богатых людей не только Соединенных Штатов, но и мира. Ваш приезд в Россию, пусть даже инкогнито, не может остаться без внимания.

— Ведь в Санкт-Петербурге удалось сохранить инкогнито! — пожал плечами я

— Охранка работает плохо, мистер Уайт. Но моя личная разведка намного лучше.

Поляков рассмеялся, его смех был сухим и коротким, т. к. пришлось гудеть телеге, что загораживала проезд. Это привело к тому, что испуганная лошадь понесла, но чем все закончилось осталось неясным — мы свернули на Мясницкую. Некоторое время за нами бежали пацаны. Они что-то кричали, но ветер относил их слова в сторону.

Поляков немного помялся, словно что-то скрывая, потом все же признался:

— К тому же я получил информацию от своих европейских партнеров.

— Морганы или Голдманы? — прямо спросил я, чувствуя, как игра становится все более опасной.

— Ротшильды, — коротко ответил Поляков. Он явно не хотел вдаваться в детали.

И тут же перевел разговор на другую тему.

— Зачем было приезжать тайно сначала в Санкт-Петербург, а затем в Москву?

— Приехал посмотреть страну, с которыми меня связывают семейные корни, — так же уклончиво ответил я, понимая, что не могу раскрывать свои истинные планы. Мои «корни», о которых я так много думал, сейчас казались лишь удобной отговоркой.

Поляков тут же сделал комплимент моему русскому языку, отметив его чистоту и правильность. Я лишь кивнул.

Машина ехала довольно быстро, далеко оторвавшись от пролетки с охраной и багажом. Запах бензина был вездесущим, он проникал в легкие, смешиваясь с более привычными запахами Москвы. Я смотрел по сторонам, пытаясь ухватить суть этого города. Высокие, разномастные здания, церкви с золотыми куполами, мостовые, вымощенные булыжником. Деревянные дома, тесно прижавшиеся друг к другу, перемежались с каменными особняками, украшенными лепниной. Улицы были широкими, но заполненными гужевым транспортом. Десятки извозчиков, запряженных лошадьми, сновали туда-сюда, создавая постоянный шум и гомон. Публика на мостовой была разномастная. Студенты в форменных шинелях, военные, крестьяне…

Все это было так не похоже на чопорный Петербург, с его строгой геометрией и европейским лоском. Здесь все было живым, шумным, ярким. От каждого дома, от каждого человека веяло какой-то особой энергией. Что удивляло меня, так это смесь древности и современности. Церкви, купола, старые дома — все это переплеталось с новомодными вывесками магазинов, с телефонными столбами, с электрическими фонарями. Город, словно гигантское существо, впитывал в себя все новое, не отвергая старого. Это был контраст, который впечатлял.

Поляков, прервав мои размышления, предложил остановиться в его особняке, а не в гостинице:

— У меня собственный дом на Тверском бульваре. Вышколеная прислуга, французский повар… К вашим услугам будет свой собственный экипаж.

— А что взамен?

— Хочу разобраться в феномене Юконского шерифа — опять засмеялся банкир. Какой веселый… — Вы же так молоды и уже так богаты. Я к своему первому миллиону шел тридцать лет!

Мнда… такому палец в рот не клади — откусит, мигом прожует и потребует новый. Что же делать?

— Я готов показать вам Москву, — продолжал убеждать меня Поляков. — Рассказать о тех проектах, которые тут есть. Вы же занимаетесь золотом? В моем банке кредитуется семья Гинцбургов. Они владеют приисками на Лене. Крупнейшие в Европе!

Лазарь начал с увлечением рассказывать о Лензолоте — своя гидроэлектростанция, электрофицированная железная дорога, по которой вывозят руду, телефоны, телеграфы… Разумеется, оказалось, что в товариществе совершенно случайно можно купить долю. Совсем не дорого. Полтора миллиона рублей.

И тут я понял, что повторяется нью-йорский сценарий. Поляков, как до этого Ротшильды с Рокфеллерами, хочет просто выдоить из меня деньги. Затянуть в свои схемы, использовать мои капиталы для своих амбиций, закрытия кассовых дыр. Прииски, наверняка, убыточные. Но это не трудно скрыть, козыряя объемами добычи. А еще там есть мина замедленного действия. Это работники. Расстрел которых случится в 1912-м году. А это в свою очередь сильно повлияет на революционные настроения в обществе. «Нет, такой хоккей нам не нужен».