Товарищ "Чума" 9 (СИ) - lanpirot

Алтарь неожиданно вспыхнул жгучим светом, и на секунду мне показалось, что в храме запахло грозой и, отчего-то, нагретой сталью. И в тот же миг лампады у алтаря погасли. Тьма сомкнулась вокруг нас. Когда свет вспыхнул вновь, первопредок исчез, и связь с ним оборвалась.

Вы это тоже видели? — спросил я, заметив, что Глафира Митрофановна смотрит на меня расширенными зрачками. — Значит, видели…

Я медленно выдохнул. Что ж, многое стало понятно… Единственное, что мне не понравилось в этом — предупреждение первопредка о противостоянии с какими-то непонятными пока врагами. Но, ничего, поживем увидим. А за своего малыша, я любого на фашистский крест порву!

[1] Троп — получившая распространение формула, используемая в произведениях искусства, например, сюжетный ход, амплуа.

Глава 22

После возвращения из родового святилища мы с Глашей попытались заснуть. Но, то ли нервное возбуждение после встречи с прародителем, то ли не столь уж далёкая канонада, всю ночь озарявшая горизонт огненными вспышками, так и не дали нам нормально выспаться.

Правда, временами, сам того не замечая, я проваливался в конкретное забытьё, совершенно не осознавая ничего вокруг. А вот Глаша так и не смогла заснуть ни на минутку. Когда я в очередной раз пришел в себя, луна еще просвечивала сквозь свинцовые тучи, бросая на пол полосы бледного света.

Глаша сидела на краю кровати, прижав голые ступни к холодному паркету. В руках она держала шёлковую мерную ленту, которую где-то нашла в дедовом доме. Я заметил, как подрагивали её пальцы при замере окружности живота. Она раз за разом натягивала ленту, но цифры предательски «ползли вверх».

— Опять вырос… — заметив, что я проснулся, прошептала она, глядя на живот с немым ужасом. — За ночь ещё на три сантиметра. Как так?

Я обнял её за плечи, почувствовав под ладонью её нервную дрожь.

— Может, ошиблась? — Я попытался её успокоить, хотя сам понимал — нет, не ошиблась.

Глаша качнула головой и резко встала, отбросив ленту в сторону.

— И еще он движется. Постоянно. Будто… будто торопится выбраться…

Тут же её живот дёрнулся — под кожей чётко обозначился выпуклый бугорок, будто кулачок или пятка упирались изнутри. Но не с той нежностью, с какой шевелится обычный ребёнок. Словно наш малыш бил в стенку, не соизмеряя своих сил.

— Вольга Всеславич говорил, он сильный… — пробормотал я, глядя, как кожа на животе Глаши натягивается под странными и страшными углами.

Глаша резко охнула, и в её глазах вспыхнуло что-то дикое, почти звериное.

— А если… если он… не поместится?

Мы оба замолчали. В воздухе повис неозвученный страх: что, если это не просто ускоренный рост? Что, если он действительно не остановится?

В эту секунду за окном оглушительно грохнуло — не артиллерия, а настоящий гром. Дождь хлынул стеной, и ветер захлопал распахнутыми оконными рамами с такой силой, что стёкла задрожали. Я подскочил с кровати и побежал их закрывать, а Глаша вновь вскрикнула и схватилась за живот.

— Снова… — она задыхалась от нервного напряжения. — Рома, мне больно!

Я прижал ладонь к её животу и почувствовал, как сильно вращается в её утробе наше дитя, причиняя боль своей матери. Нужно было срочно что-то предпринять, пока не случилось чего-то непоправимого.

Когда Глаша громко застонала, сжимая простыни в кулаках, в углу комнаты что-то тихо прошелестело. Я обернулся. Тень у книжного шкафа сгустилась, приняв неясные очертания крепкого и высокого, но слегка сгорбленного старика с желтыми глазами. Возможно, что мне показалось, но зрачок у нежданного гостя был узкий и вертикальный.

— Не бойся, мой далёкий потомок, — прошелестел знакомый голос, — я пришёл помочь! Вы сами не справитесь.

Глаша не видела его — её глаза были закрыты от боли, но я узнал голос древнего чародея — прародителя моего рода.

— Вольга Всеславич?

— Зови меня дедом. — Тень качнулась в ответ. Лишь теперь я четко разглядел в ней знакомые черты старого князя-волхва — того самого, с кем встречался в родовом святилище всего лишь несколько часов назад. Но на его лице не было ни доброты, ни спокойствия. Только озабоченность.

— Почему он растёт так быстро? — выпалил я. — Он так может убить свою мать!

— Она простая смертная, а ребенок не может ждать, — проскрипел он в ответ. — Кровь Ящера взывает к нему. Торопит. Рядом каждое мгновение умирают люди. Тысячи и тысячи смертей будоражат его силы…

Глаша вскрикнула резче прежнего, а её живот на этот вздулся ещё сильнее, едва не прорывая кожу.

— Нет! — Я бросился к своей любимой, но тень метнулась быстрее. Холодные пальцы духа древнего чародея схватили меня за запястье и буквально отбросили в сторону.

— Не путайся под ногами, внучок! Твоих сил не хватит, чтобы остановить это…

И я понял — не просто так прародитель явился нам в комнату, и не просто так пообещал свою помощь. Мне пришлось вцепиться в комод, чтобы не упасть, когда комната внезапно качнулась, словно палуба корабля в шторм.

— Что… что происходит? — прошептала Глаша, ее лицо было мокрым от слез и пота. Вольга Всеславич не ответил. Он уже склонился над невесткой, а его полупрозрачные руки легли на её раздувшийся живот. От прикосновения древнего волхва кожа жены начала… светиться. Сначала слабым голубоватым отсветом, потом все ярче, пока не стала похожа на пергаментный фонарь с бьющимся внутри пламенем.

— Дед, что ты…

— Тихо! — рявкнул он, не отрывая взгляда от живота. — Не под руку… Сейчас тебе будет очень больно, девочка моя, — предупредил Вольга Всеславич, и в его голосе впервые прозвучало что-то вроде жалости. — Но ты должна сама пережить это…

Глаша застонала, ее тело выгнулось в неестественной судороге. Ослепительная вспышка света разрезала тьму, и мир на мгновение словно бы раскололся. Комната заполнилась грохотом, будто где-то рядом рушились скалы. Я упал на пол, оглушённый и ослеплённый.

Последнее, что я увидел перед тем, как комната взорвалась ослепительным светом — как прародитель моего рода разорвал, как мне показалось, саму ткань пространства своими скрюченными пальцами, и сквозь эту дыру хлынул настоящий океан силы — незнакомый, древний, и пахнущий отчего-то тиной и медью.

Когда зрение вернулось, передо мной предстало нечто странное — Глаша парила в воздухе! Её тело, всё ещё изогнутое в мучительной судороге, медленно вращалось, омываемое потоком силы, призванной духом прародителя. Вольга Всеславич стоял рядом, его тень теперь казалась плотнее, почти материальной. Руки предка были подняты в странном ритуальном жесте, а глаза — яростно горели.

Комната наполнилась густым ароматом полыни и мокрого камня. Прародитель распахнул руки, и его тень вдруг вытянулась по стенам и побежала по потолку. Глаша ахнула — её живот теперь был обвит синеватыми прожилками, пульсирующими в такт её учащённому сердцебиению. Она содрогнулась, её тело напряглось в последней мучительной судороге — и вдруг… всё затихло.

Воздух в комнате стал тяжелым, словно перед грозой. Её живот, ещё секунду назад будто готовый лопнуть, начал медленно опадать. Кожа, растянутая до предела, постепенно возвращалась в нормальное состояние, а пугающие выпуклости под ней исчезли, будто их и не было.

— Что… вы сделали? — прошептала Глаша, вернувшись обратно на кровать.

Вольга Всеславич отступил на шаг, его жёлтые глаза сузились:

— Кровь Ящера получила свою жертву, а ваш малыш — успокоился. Его время действительно ещё не пришло.

Я подбежал к жене и осторожно обнял её за плечи. Её тело дрожало, но боли уже не было — только глубокая, неестественная усталость.

— Значит, наш ребенок не родится сегодня? — Я не мог этого не спросить.

— Нет, — старый волхв провёл ладонью по воздуху над животом Глаши, и я увидел, как под её кожей на мгновение вспыхнул слабый золотистый свет. — Он не будет сильно спешить…

— Но почему?

Дух чародея покачал головой, и в его голосе вдруг прозвучало что-то вроде досады: