Ревизор: возвращение в СССР 22 - Серж Винтеркей

со двора с гордо поднятой головой. Марат побежал было за ней, но вспомнил, что он в тапках, и остановился.

Я поднял с асфальта сумки, батон и с сочувствием взглянул на Загита. Он смотрел вслед удаляющейся жене с каменным лицом. Пошёл домой, может, ему одному надо побыть, в себя прийти… Но он зашёл в подъезд следом за нами с Маратом. Мы молча вернулись в квартиру.

— Какой вы, однако, мужчина, — заявила Загиту с игривой улыбкой и блестящими глазами Анна Аркадьевна, встретившая нас у порога, — за вас аж две женщины только что сражались!

Загит смущённо взглянул на неё и нервно хмыкнул.

Пока я думал, что сказать жене, как ей объяснить, что здесь делала тёща и куда она делась, Марат закрылся с Галиёй в детской, решив эту проблему. Ну да, пусть уж лучше брат сестре все объяснит по поводу их собственной матери. Надеюсь, он найдёт подходящие слова. Не хотелось бы, чтобы она перенервничала из-за этого случая. Тем более, у нас сегодня праздник. Блин. Выбрала же тёщенька день для своего неожиданного визита.

Тут, вдруг, явился Иван Алдонин. Ешки-матрешки! Я, конечно, очень рад, но здесь же Ксюша! Нашёл её глазами, изумление на её лице было неподдельное. Она, как и все мы, считала, что он в длительной командировке и никак не ожидала его сейчас увидеть. Как и он её.

Знала о его приезде, как тут же стало понятно, заранее только одна Ирина Леонидовна, вот уж кто ни капли не удивился и обрадовался.

Иван с Ксюшей тут же отвернулись друг от друга и старательно избегали любых контактов между собой, даже зрительных.

Глава 16

Москва. Квартира Ивлевых.

Галия с Маратом вышли из детской. Поймал несчастный взгляд жены, она попыталась улыбнуться мне, чтобы успокоить, но получилась плохо. Галия, расстроилась, похоже, сильно. Подошёл к ней и молча обнял, благодарно кивнув Марату при этом. Не представляю, как бы я сам объяснял жене все, что произошло на улице… Не нужно мне потом всплывать у нее перед глазами с такими плохими словами про ее мать… Брат в таких случаях совсем не то же, что муж. С братом все детство вместе провели…

— Всё наладится, — прошептал я ей, все же попытавшись хоть немного успокоить. — Рано или поздно всё у всех будет хорошо. Развод — это всегда тяжело. Надо, просто, набраться терпения и пережить это…

Галия кивнула, горько улыбнувшись и пошла к гостям. Ну хоть гости в доме, уже не сможет сосредоточиться на плохих мыслях, полегче такие новости со двора воспримет…

Тут подтянулся Николай с седьмого этажа со статуэткой из тёмного дерева, изображающей два переплетённых между собой бутылочных дерева. Их верхушки можно использовать, как подставки под что-то. Галия с восхищением приняла у него из рук подарок и тут же утащила его к себе на туалетный столик.

Николай сегодня был трезв, поэтому сразу сообщил мне, что почти все заказанное привез, и в понедельник я могу забрать вещи в любое время. Завтра никак, он к друзьям уедет под Москву.

Женщины скомандовали рассаживаться за столы. Не хватило табуреток, и все соседи тут же отправились по домам. Николай, капитан, прихватил с собой Родьку в помощь, Анна Аркадьевна увела с собой Загита. Супруги Данченко сами справились, а с Михаилом Андреевичем на первый этаж сходил за табуретками Миша Кузнецов.

Наконец, мы все расселись за четырьмя столами. В гостиную не влезли, пришлось прихватить часть длинного коридора, поставив один из столов в нем. В тесноте, да не в обиде. Наши артисты спели вступительную песню и объявили первый тост, который доверили сказать мне, как хозяину. Попросил Галию встать рядом.

— Новоселье двойной праздник для нас с супругой, — начал я, — во-первых, это начало жизни в обновлённой квартире, а во-вторых, мы очень рады видеть вас всех сегодня! — поднял я свой бокал. — За нас, за вас и за дружбу!

Сам люблю тех, кто говорит короткие тосты. И делаю все, чтобы и меня любили за это. Хотя, конечно, обычно напрягают длинные тосты, когда сидишь в компании, где много шапочных знакомых. Не так и весело смотреть по несколько минут на малознакомого человека, который всех напрягает поднятым бокалом и множеством пустых рассуждений про все вокруг, не замечая, как лица вокруг скучнеют с каждым словом. Хотя я неправ. Еще менее весело смотреть на следующего такого же, вскочившего через минуту. Совсем другое дело — самые близкие родственники и закадычные друзья, каждое слово от которых приобретает особую, сакральную значимость. Но сам на всякий случай все равно, и в случайных компаниях, и в очень тесном кругу, тосты говорю самые короткие. С такой манерой точно не прогадаешь, и антипатии к себе лишние не вызовешь.

Начало положил, выпили, закусили, а дальше гости уже сами себя развлекали, говорили тосты, много было хорошего сказано в наш с Галиёй адрес, много шутили, смеялись. Потом сделали перерыв, мужчины вышли на лестницу курить. Витя Макаров с Костяном Брагиным включили радиолу и выбирали пластинки.

Римма Сатчан приехала в широком специфическом платье. Сомнений у меня уже никаких не осталось.

— Ну что, вас можно поздравить? — тихо спросил я Сатчана, показав на неё глазами. — Какой срок-то уже?

— Да четвёртый месяц только пошёл, — улыбнулся он. — Это ей, просто, не терпится, вот и носит уже эти платья.

— Четвёртый месяц… Это когда вам рожать?

— В мае, блин! Намаемся…

— Не настраивайся на плохое. Всё хорошо будет. У меня сестра тоже в мае рожала… — осёкся я на полуслове, вспомнив, как нам всем тогда досталось.

— Угу, я помню, помню, — многозначительно посмотрел он на меня с сарказмом во взгляде.

* * *

Москва. Дом Ивлевых, квартира на шестом этаже.

Оправившись от первого шока, Лина почувствовала боль на левом виске. Присмотревшись, она обнаружила, что у неё выдран клок волос и разрыдалась. Пока она не увидела в зеркале проплешину, боль её не сильно беспокоила, а как увидела, боль резко усилилась. И стало очень страшно, что волосы не отрастут больше в этом месте.

Наплакавшись над своей несчастной судьбой и розовой проплешиной на виске, Лина начала вспоминать произошедшее во дворе. А что там кричала эта женщина? Что Пашка всех их проклял? Всю её семью?

Боже мой! — застыла Лина с гримасой ужаса на лице. — Он же и меня проклял!