В тени двуглавого орла (СИ) - Тен Эдуард

— Это не так сложно, как кажется на первый взгляд, Фёдор Иванович, — я позволил себе лёгкую, уверенную улыбку.

— Тогда просветите меня, старого кавалериста, — усмехнулся в ответ князь, складывая руки на груди.

— Во все пехотные части Кавказского корпуса и линейные батальоны можно направить циркуляр — выделить по пять, десять солдат для формирования нового батальона. С вооружением и снаряжением помогите, но подполковник и сам знает, как наладить этот процесс с минимальными затратами. Главное — у него будет время обкатать и подготовить полк к настоящим делам. Выгода двойная: во-первых, полк сможет прикрыть значительный участок фронта, а во-вторых, у вас всегда будет под рукой боеспособная часть для решения срочных задач. Остриё, которое можно воткнуть куда угодно. Важно лишь правильно её применять, не бросая в лобовые атаки. Это можно назвать, манёвр внутренними резервами.

Князь Воронцов снова погрузился в раздумье. Его взгляд был устремлён куда-то в пространство за моей спиной, будто он мысленно сверялся с картой Кавказа. Наконец он тихо, будто бы самому себе, произнёс:

— Да… В этом что-то есть. Серьёзное.

— Поверьте, Фёдор Иванович. Турция не успокоится надолго. Даже если в Стамбуле и возжелают мира, им никогда не позволят этого ни англичане, ни французы. Слишком много в них вложено, чтобы они сидели сложа руки. Конфликт с ними неминуем. Войск у нас, на первый взгляд, достаточно, но их настоящая боеспособность оставляет желать лучшего. Вам нужна именно такая часть — живая, гибкая, готовая к любому повороту событий.

— Что же, совет дельный. Я над ним подумаю. Как вы изволили выразиться: «Манёвр внутренними резервами».

— Прошу разрешения быть свободным, ваше высокопревосходительство! — Я поднялся с места.

— Можете быть свободны, полковник.

Дверь кабинета закрылась, однако князь Воронцов всё ещё смотрел на неё. Вновь он ломал голову над загадкой, которую представлял собой полковник граф Иванов-Васильев. Кто он такой? Человек, который пропускает мимо ушей неудовольствие цесаревича? Пускай он спас его императорское высочество во время покушения, но проигнорировать назначенную аудиенцию — несусветная наглость. Или же это позволенная вольность? А его дерзость — давать советы командующему Кавказским корпусом, чином куда выше его! Впрочем, надо признать, совет был дельный. Но всё же…

Воронцов так и не смог прийти к однозначному выводу и сформировать своё отношение к графу.

Поскольку в Тифлисе дел у меня не было, я решил ехать в Пятигорск. По пути планировал заехать к Хайбуле. Преодолев Военно-Грузинскую дорогу и миновав Владикавказ, мы добрались до базы третьей сотни. Во Владикавказе Савва с Эркеном продали телеги, принадлежавшие Флэтчеру, и загрузили остатки барахла в мою карету. Кратко переговорив с Веселовым, я отправился к Хайбуле.

Хайбула и Мелис встретили меня очень радушно. Мелис, узнав, что вскоре я уезжаю в Петербург, тут же принялась писать письма детям. Было заметно, как сильно родители по ним скучают.

— Пётр, не могу выразить тебе свою благодарность за детей. Они живут в твоём доме, ты обеспечиваешь их всем…

— Хайбула, успокойся уже. Сколько мы говорили на эту тему? Лейла и Мурат мне не чужие. Да и Лейлу, как ты знаешь, обеспечивает муж. Я приехал к тебе по очень важному делу.

Хайбула сразу стал серьёзен. — Я слушаю тебя.

— Хайбула, ты можешь устроить смерть одного человека в Стамбуле?

Он переменился в лице. — Это всегда можно устроить, — после паузы сказал Хайбула. — Плати, и всё сделают. Ты хочешь, чтобы это сделал я?

— Не говори глупостей. У тебя остались верные люди в Стамбуле?

Хайбула надолго задумался. — Как скоро это нужно сделать?

— Чем быстрее, тем лучше.

— У меня таких людей нет, но они есть у Гасана. Ты не против, если я поручу это дело ему?

— Нет. Лишь бы была уверенность, что задание выполнят.

Хайбула кивнул и велел слуге позвать Гасана.

— Ассаляму алейкум, Иван! — приветствовал меня Гасан, легко входя в комнату.

— Присаживайся, к тебе дело, — кивнул я. — Важное.

Я изложил ему всё, не утаивая ни одной детали. Гасан, подобно Хайбуле, выслушал молча, а затем погрузился в долгое раздумье, его пальцы медленно перебирали чётки.

— Кто он? — наконец прозвучал единственный, но исчерпывающий вопрос.

— Полковник Желтов. Тот самый, что продавал сведения Абдулах-амину.

— Убить его в Стамбуле — не трудно, — безразличным тоном констатировал Гасан. — Он не шишка, которую стерегут. Скорее, сам прячется, как крыса, и боится возмездия. Дело я возьму, но за всё нужно платить. И желательно знать, где искать.

Я сообщил ему адрес, который удалось раздобыть, и обстоятельно описал внешность Желтова. Как художник, я хорошо запомнил каждую черту: особую посадку глаз, форму подбородка, манеру движения.

— Теперь он зовётся Эмин Барат. Это имя в его турецком паспорте. Сколько тебе нужно?

— Думаю, сотни золотых лир хватит. Плюс дорожные расходы. Сроки?

— Чем раньше, тем лучше. Может сбежать в Англию.

Я знаком велел Паше подать сумку, отсчитал сто золотых турецких лир и добавил сотню серебряных монет на дорогу.

— Не стану откладывать. Выеду сегодня, — Гасан ловко припрятал монеты в складках одежды. — Постараюсь выполнить твоё задание, Иван.

С его уходом в комнате повисло молчание.

— Сколько я должен твоему брату? — спросил я у Хайбулы.

— Ничего, Пётр. С Гасаном я разберусь сам. Это моя забота.

(Забегая вперёд, скажу: Гасан своё слово сдержал. Полковник Желтов, он же Эмин Барат, был найден зарезанным в ста шагах от своего дома. Официальная версия — ограбление. Городские газеты Стамбула кратко сообщили о гибели иностранного коммерсанта. До меня эта весть докатилась лишь спустя четыре месяца.)

Глава 31

После ужина мы с Хайбулой сидели в комнате вдвоём, потягивая горький напиток. Воздух был наполнен густым запахом кофе и тяжёлыми мыслями.

— Что слышно об Абдулах-амине? — нарушил я наконец молчание.

Хайбула тяжело вздохнул, отставив свою чашку. — Его не стало. Скончался от ран спустя пять дней. Теперь в наших горах смута и разброд. Имамом избрали Абдулу, он аварец. Но сторонники Хочара не желают склонить перед ним голову. За Хочаром стоят чеченские тэйпы, — он помолчал, глядя куда-то в пустоту. — Они кричат, что аварцы предали джихад и продались русскому царю. В пример ставят меня.

В его голосе была такая усталая горечь, что я не удержался. — Хайбула, ты о чём загрустил-то? Неужто страдаешь за дело «великой борьбы с неверными»?

Он горько усмехнулся. — Власть… Всё упирается в неё. Что у вас, что у нас в горах — всё одно и то же. Все её жаждут, — он с силой поставил чашку на стол. — Но никто не думает о тех, кому потом придется жить под этой властью. О простых людях, которые сеют хлеб и пасут овец.

— Ну, это ты зря так обо всех, — попытался я его подбодрить. — Ты-то как раз хочешь для своего народа лучшей доли. И делаешь для этого что можешь.

— Дело не во мне, Пётр, — Хайбула грустно покачал головой. — Я знаю, что новый имам, Абдула, был бы не прочь, как и я, найти путь к миру с вашим царём. Но ему не позволят. Слишком громок сейчас голос тех, кто жаждет войны. Они готовы положить тысячи жизней, горы трупов оставить после себя… Ради чего? — Он развёл руками, и в этом жесте была беспомощность. — Раньше я знал ответ. Теперь затрудняюсь ответить. Я в своих мыслях не одинок, — мрачно продолжил Хайбула. — Люди будто тени бродят по ущельям, не зная, за какую сторону ухватиться. Междоусобные стычки уже начались, пока что мелкие, как искры перед пожаром. Вполне может статься, что чеченцы окончательно отложатся и пойдут своей дорогой.

— Вот тебе и шанс, — заметил я. — Привлечь аварцев под свою руку. Построить настоящее крепкое ханство.

— Пётр, у меня нет даже намёка на такие деньги, — Хайбула криво усмехнулся. — Приданое для дочери — и то в долг брал.