Заворг. Назад в СССР. - Михаил Васильевич Шелест

зеленоватый шар с разного цвета вкраплениями на месте внутренних органов. Э-э-э… Не совсем шар, а как мяч для регби, да. Закрыв глаза, я и себя мог «разглядывать» и видел, что всем мои органы имели ярко-зелёный, изумрудный оттенок. Как, хе-хе, волшебник изумрудного города, да. Шляпу коническую ещё и волшебную палочку. Жаль, никто не видит меня такого красивого, эх!

Первый секретарь парткома удивился, что я не мучаю его так же, как Лебединца, а просто захаживаю периодически. Испрося разрешения предварительно, конечно. Однако мои заходы к Салихову, Малышев интерпретировал по-своему и смотрел на меня по-волчьи. Разговор с ним в парткоме, конечно же состоялся. Причём разговаривал не один Салихов, а целая «следственная бригада», возглавляемая кем-то из «серого дома», лицом невзрачным, перед которым и Салихов, и его замы, смотрелись намного ниже ростом.

Малышев после «допроса» сказался простывшим, и ушёл на больничный, а потом взял и не вышел на работу. На звонки он, при наличии у него домашнего телефона, не отвечал и мы выехали к нему на квартиру. Застали испуганную жену, сказавшую, что «Андрюши уже две недели, как нет дома». И где он может быть, она не знает. Обзвонила, де всех его друзей.

Неожиданно, да. Мы с Грушевым и Светланой Тетюхиной, нашей секретаршей, женщиной лет тридцати пяти, составили соответствующий акт о не выходе на работу, а жене посоветовали обратиться в милицию для розыска. Вдруг, что случилось посерьёзнее запоя с прогулом. Доложили в партком и в райком комсомола. Обзвонили отделения милиции, больницы и морг. Ничего. Товарищи с райкома вскрыли дубликатами ключей сейф. Печать передали мне и издали приказ о временном исполнении обязанностей. Корабль без капитана может быть захвачен пиратами… Да-а-а… Было, однако, не до смеха. Партком приуныл было, но Салихов, когда я пришёл справиться о его самочувствии, сказал:

- Быть может это и к лучшему. А то ведь там за ним такие делишки вскрылись, когда он в ДВИММУ учился… Ну, да ладно. Знаешь, что мне сказали врачи?

- Догадываюсь, - улыбнулся я.

- А ну!

- Что вы их всё это время обманывали.

Салихов глянул на меня с уважением во взгляде.

- Слово в слово. Аритмии нет, стенокардии нет, гастрита нет. Ритм сердца как, кхм, пламенный мотор. К тебе из наших ещё никто не подходил?

- Нет. А должны?

- Правильно. Потому, что я сказал, чтобы не беспокоили.

- Пусть подходят. Я уже кое-как вошёл в работу. Так-то дел не прибавилось, кроме походов в райком на планёрки.

- Салтук как?

- Нормально, - пожал я плечами. – Ему, похоже, фиолетово, кто рулит в ВБТРФ.

- Правильно. Секретарь нашего ВЛКСМ - это наша креатура. Значит, пусть приходят?

- Женщины и дети без очереди, - пошутил я.

- А детей тоже можно? У меня внук диатезит.

- Да, с детей, наверное, и начнём. Диатез я у своего сына за один сеанс убрал. Теперь ест всё, что захочет. И это такое счастье!

Для нас с Ларисой это, действительно, было счастье-счастье, что сын избавился от диатеза. И я молил Бога за дар, что он мне дал. Только ради этого, я бы ещё раз пять головой ударился, если бы это помогло.

Я переместился в Малышевский кабинет, так как его уволили за прогулы, а меня официально приказом назначили ВРИО. До ближайшего собрания, которое должно будет состояться через год. Два года по уставу срок наших комитетских полномочий. И я с них планировал «соскочить», но не судьба… И куда этот Малышев пропал.

Замечал я, своим «задним умом», за ним какие-то, что-то типа «уркоганских», замашки, но относил их к курсантским «приколам». Там, в ДВИММУ, те ещё порядки имели место… Казарма-с…

И тут как-то приглашает меня Гаврилов в кабинет и спрашивает так мило:

- Знаешь, где нашли вашего Малышева?

- Почему это «нашего»? – обиделся я, но продолжил. – Где?

- На Чукотке! В Анадыре.

- Еба… Ой, простите! – я прикрыл рот ладонью. – В Анадыре?

У меня получилось сделать ударение на последнюю «е» и получилось так смешно, что Гаврилов улыбнулся.

- Ты шутишь! Молодец!

- Да, какие тут шутки. И что?

- Ехать домой отказывается. А принудительно, пока, вроде как, нет оснований. Сел «зайцем» на какое-то судно, где его друг механиком работает, и сбежал.

- Что же его так напугало? – спросил я.

- Говорит, что ты, чуть не вырвал у него сердце.

Гаврилов выжидательно посмотрел на меня.

- Что это вы, Игорь Иванович, на меня так смотрите? – спросил я и продолжил бы, но сдержался. – На мне узоров нет.

- Да, так…

Он улыбнулся.

- Теперь, после того, что ты сделал со мной, я могу поверить и этому.

Гаврилову у меня получилось раздробить камни в мочевом пузыре и в почках. Причём, сей факт был зафиксирован опять-таки - документально. Были камни на УЗИ, и нет их. Причём, раздробил я их в такой мелкий песок, что они вышли почти безболезненно для Гаврилова, конечно.

- Это другое, Игорь Иванович. Камни превратились в песок не потому, что я их сжимал, а потому, что ваша энергия их растворила. Ваша, Игорь Иванович. Я не могу взять чьё бы то ни было сердце и вырвать его. Это полнейший бред. Это называется телекинез, в фантастике. И это не возможно физически. Я воздействую на своё биополе и на биополе человека только в лечебных целях, наполняя пациента живительной силой, которой у него, по каким-то причинам, не достаточно в том или ином месте. Я же рассказывал вам про китайские меридианы и протекание по ним жизненной силы. Размеренном протекании. Врёт он всё. Я и не видел его, как он ушёл тогда на больничный.

- Ну да, ну да… - Гаврилов закивал. – А за камни тебе ещё раз спасибо. Врачи опасались дробить их ультразвуком. У них это не так хорошо получается.

Гаврилов заулыбался. Игорь Иванович был ростом выше среднего, где-то за метр восемьдесят, русоволос, сероглаз. В его правильном лице не было «излишеств» и его можно было назвать симпатичным. Женщинам такие лица должны нравиться. Я не был женщиной, но был художником и лицо его мне тоже нравилось из-за, кхм, «классической пропорциональности».

- За мной не придут из-за Малышева? – спросил я. – А то может и мне пора рвать когти? Он на север, я на запад.

- Шутишь?

Игорь Иванович говорил обычно так тихо, что иногда