Деньги не пахнут 2 - Константин Владимирович Ежов

– Некогда было. Сейчас гляну.

Экран мягко засветился, и всё стало понятно с одного взгляда: запрос на вывод средств. Сердце комнаты вдруг замерло на секунду – тишина сжала пространство. Только вентилятор ноутбука зашумел громче.

– Ха-ха… – Фабер выдавил натянутую улыбку. – Не хочу перегибать палку. Ситуация нестабильная.

– Принято. Рассчитаем по времени заявки.

– В 14:15, да? С того момента?

Он даже график достал, пальцы дрожали едва заметно. На экране зеленые и красные свечи прыгали, как на ярмарке. В 14:15 котировка была 496,89. Сейчас – 467,02. Минус тридцать долларов. Выглядит как потеря. Но мелочь. Пыль на дороге.

– Доходность 756,71%. Всего – 471 693. Половина – комиссия. Получается 235 846, – слова прозвучали мягко, но будто нож по стеклу.

Пятьдесят процентов. Улыбка на лице Фабера поблекла, как старая фотография.

– Не жирно? – выдавил он, будто кусок кости застрял в горле.

– Если бы не я, ты бы и 55 000 не вложил. Или давно бы вышел с убытком.

Он молчал. Сжался, как бумага в огне. Сделка есть сделка.

– Выплата – первого марта, – добавил голос холодно, почти буднично.

Выгодная пауза. До марта ещё ого-го. Деньги теперь как ничьи. Можно крутить их, как угодно. И все сливки – в карман.

– Ладно… Понял.

Фабер ушел, ступая тяжелее, чем вошел. Дверь тихо щелкнула, запах его дешевого парфюма растворился в кондиционированном воздухе.

А вокруг снова сгрудились любопытные. Взгляды пронзали, как иглы. В них светилось то, что всегда движет людьми – жадность и надежда.

– Теперь, когда помеха убралась… Может, хоть намекнешь? – голос прозвучал сладко, почти умоляюще.

– До скольки, думаешь, вырастет? – шепнул кто-то сзади.

– 872 – реально? Как Merrill Lynch сказал?

Стоит ли открыть им хоть каплю правды?..

Честно говоря, всё это немного утомляет. Но внимание публики удерживать необходимо, значит, придётся хоть как-то включиться в беседу. Взгляд уже скользил по лицам в поисках случайного собеседника, когда вдруг среди толпы мелькнул знакомый.

– И ты тоже пришёл за выкупом? – слова сорвались сами собой, и в тот же миг десятки глаз обернулись в сторону мужчины с хитрой улыбкой.

Перед взорами оказался Гонсалес, третий номер в списке крупнейших инвесторов.

– Нет, не ради выкупа, просто один вопрос мучает, – сказал он лениво, будто разговор о судьбах миллионов был для него забавой.

– Какой же?

– Да всё то же…. Как высоко взлетит Genesis.

– Хочешь услышать моё мнение прямо сейчас? – вопрос прозвучал с лёгким намёком: мол, стоит ли обсуждать такое при всех?

В зале зашевелились – разочарованные взгляды коллег выдавали желание услышать тайну, которой, как им казалось, обладал один человек. Даже Фабер, вложивший какие-то жалкие пятьдесят тысяч, шумел больше всех. А ведь Гонсалес рискнул целыми пятью миллионами. Любой другой на его месте держал бы язык за зубами. Но этот лишь слегка пожал плечами, словно речь шла о цене на картошку:

– Да пожалуйста, говори.

– Вот это поворот! – кто-то шепнул, а другие восхищённо переглянулись: щедрость, широкая душа!

Но взгляд на Гонсалеса выдавал совсем иное. Вечно отрешённое лицо, словно у человека, которому всё опостылело. Ни огня, ни азарта. Однако сейчас в глазах вспыхнул странный блеск – тот самый, который появляется лишь тогда, когда предвкушается редкое зрелище. И всё же планы на сегодняшний день были куда интереснее простых ожиданий толпы.

– Ну так что, насколько вырастет? – шутливый толчок в бок вернул к реальности. Решено было говорить.

– Честно? Без понятия.

– Как так? Ты же вложил деньги, значит, верил в рост!

– Думал, если вторая фаза покажет результат, цена поднимется – ну, долларов до четырёхсот. Но мы уже далеко за этой отметкой.

– Но ты же предсказал нынешний скачок! А дальше?

– Прости, но дальше тьма. Всё, что выше – просто мыльный пузырь. А это не моя тема.

Тишина повисла мгновенно. "Пузырь" – это слово резануло по нервам. Несколько секунд все переваривали услышанное, пока не раздался осторожный голос:

– Если пузырь… значит, скоро лопнет?

– Не знаю. Честно. Никогда не умел угадывать такие вещи.

И это правда – трудно просчитать границы жадности. Даже память о том, как было десять лет назад, даёт лишь размытые тени.

– А ведь Merrill Lynch уверяет – восемьсот долларов запросто!

– Это если проект доберётся до рынка. Тогда да, есть шанс. Но гарантий никто не даст.

– Тогда почему пузырь? – отчаянный вопрос сорвался у кого-то, в чьих глазах горела надежда, словно там прятался весь их капитал. Наверняка эти люди вошли в игру поздно, когда цена уже зашкаливала, и теперь искали хоть крошку уверенности.

"С чего же начать им это объяснять?" – мелькнула мысль, но слова застряли, как горький комок.

В комнате повисла тяжёлая тишина, когда звук вздоха, полный усталости и смирения, растворился в воздухе. Следом раздался голос – ровный, но с металлической ноткой, от которой дрогнули пальцы тех, кто сжимал ручки блокнотов.

– С третьей фазы всё меняется, – раздалось среди притихших людей, – если раньше задача была лишь доказать эффективность, то теперь речь идёт о воротах на рынок. Совсем другие правила, совсем иная игра….

Кто-то резко перебил, голос звенел нетерпением, как натянутая струна:

– Но ведь коммерческий потенциал достаточный, так? Аналитики тоже это подтверждали.

Слова хлестнули по нервам, как холодная вода. Тот, кто их произнёс, жаждал услышать только одно: "Да, цена ещё взлетит". Но вместо успокоительного ответа раздалось спокойное, твёрдое:

– Речь не о рыночных перспективах. Главная переменная сейчас – побочные эффекты.

Тишина накрыла зал глухой волной. Лбы нахмурились, пальцы замерли над клавиатурами. Никто не решался возразить – словно знали: сказанное основано на знании, недоступном простым глазам.

– Вы хотите сказать, что побочные эффекты серьёзные? – в голосе прозвучала хрипотца, будто в горле застрял камешек.

– Об этом сейчас никто не может судить, – прозвучал ответ, спокойный, как ледяная вода в горном ручье. – Только клинические испытания дадут ясность.

В носу витал тонкий запах кофе – горький, обжигающий, но не способный прогнать холод, который полз по спинам слушателей.

На самом деле правда была известна – холодная, как лезвие скальпеля. Однажды выяснится: у препарата есть смертельный изъян. Да, смерть – тоже побочный эффект. Формально виноват не сам препарат: погибали те, у кого печень была разрушена, и кто