Из рода Бурого Медведя. Том 1 - Федор Анатольев

а потом из-за напряжения устал. Всё таки машину я последний раз водил в далёкой юности, когда мне было лет семнадцать.

Никита сел за руль и опять пообещал:

— Когда приедем, потренируешься, а то мало ли что в пути случиться…

Машину чуть подбросило, словно она налетела на булыжник. Дорога была вымощена камнями, но выглядела это кривовато, так что единичные камни с краю выпирали чуть больше остальных. В этом мире, для их уровня развития, оказались хорошие дороги, просто отличные. И тут меня осенила догадка, а вместе с тем в голове возникла картинка как стихийник земли стягивает мелкие и крупные камни, а потом выкладывает из них дорогу. Позже уже шли каменщики и делали всё до конца

— Слушай Никита, а эту дорогу как делали? Стихийники земли или обычные люди…

— Эту не знаю. Похоже что стихийники и не только земли, ещё обычные люди каменщики…

— И что намного быстрей так со стихийниками?

Никита посмотрел на меня как на дурака.

— Это шутка такая?

— Нет не шутка, у меня после пыток многое не помниться. Как они это делают?

— Загородные трасы делают несколькими способами. Всё зависит от окружающего пространства. Если в земле много камней, то стихийник земли просто их поднимает наружу, стягивает в дорожку. Может сделать из земли песок, что бы каменщикам быстрее класть камень, плитку. Если есть слой глины, то его по быстрому откапывают и там уже работает огневик делая из неё твёрдую поверхность… ещё по другому делают. Но я не знаю…

Я полез назад, в рюкзак, решив вытащить обрез. Там на полу я увидел автомат и судя по всему это был всем известный автомат «Томсона». Я подумал, что Никита наверняка везёт с собой целые залежи оружия и патронов.

— У тебя там автомат на полу. — сказал я вернувшись на переднее кресло.

— Автомат? — удивился Никита делая резкий поворот на трасе. — Я знаю его как пистолет-пулемёт Томсона, но название «автомат» вроде короче.

— И много патронов взял?

— Много. Патроны нам пригодятся, — сказал Никита. — А Томсон вообще новинка, стоившая мне приличных денег.

— Покажи что ли его, — попросил я помня это оружие из игр фильмов и прочего масс культа, но никогда не видевший его в живую.

— Я тут знаю места… Сейчас отъедем чуть в поле и постреляем.

Скоро мы оказались возле заброшенной деревни, где стояло несколько избушек. Никита вытащил Томсона и взвесил в руке:

— Почти пять кило, прицельный огонь говорят что сто, сто пятьдесят метров. Стреляет сорок пятым калибром. Масса пули почти пятнадцать грамм, — он кинул мне патрон. Я увидел что наконечник пули частично разрезан на четыре части, как делали в фильмах американцы что бы сделать пулю разрывной.

— Разрывные? — удивился я.

— Ну да, — сказал с уважением в голосе Никита. — Вижу ты разбираешься…

— Кое в чём, — сказал я. — В теории… Ты в курсе, что разрывные бронежилет не очень любят?

— В курсе конечно, но где ты этих бронежилетов так много видел.

— А одарённые их разве не носят?

— Тяжёлые лишают мобильности. И вообще батя говорит, когда на тебе надето так много металла, а враг бьёт молнией, это может дать воздушнику ещё больше убойности — металл ведь хороший проводник. С огневиком похожая история. Там много разных нюансов с использованием бронежилетов одарёнными. Более менее сильные одарённые не носили никогда ни кирас, ни латы, только совсем слабые или витязи — им оно что-то даёт. У нас есть своя магическая броня. Вот щит другое дело, их использовали даже одарённые. А вообще все эти бронежилеты это от пуль, от меча и то частично, большая часть магии всё равно проходит…

— А что не проходит?

— Например огненный шар твой не проходит, но так как он имеет запредельную огневую мощь, в итоге всё равно проходит… да ещё с запасом. Шар хорошо проходит именно магическую защиту, то есть надо иметь очень сильный магический или физический щит что бы даже ушиба не получить…

Ещё бы, подумал я. Ведь с такой силой как у одарённых этот щит мог быть очень тяжёлым и лишь они бы смогли его удерживать одной рукой. Внезапно в голове всплыло, что первые подобие бронежилетов придумали в германии в 13 веке, тогда ещё не поглощенной Тевтонским орденом. И называли их бригантины. Это доспех из металлических пластин, которые крепили на ткань. И я тогда почему-то подумал что на данный момент если кто массового и производит все эти бронежилеты, то это Тевтонский орден сильно потерявший в численности одарённых, пусть эти одарённые и не самые сильные.

Мы немного постреляли, я почувствовал отдачу. Но в целом оружие мне неплохо потдавалось, хотя меткость оставляла желать лучшего. Скоро мы сели в машину и поехали.

Я же продолжил засыпать вопросами Никиту.

— Ты бывал там, на китовых плантациях?

— Не был… мне батя рассказывал. Он тоже по молодости проходил эту Буровскую армию…

— И как сложно там?

— Сложно? — усмехнулся Никита. — Скорее опасно. Но и сложности тоже бывают. Мне отец сказал что ему повезло. Годом позже там немало народу убило. Какие-то залётные умники решили сделать кассу… ты кстати огненным шаром владеешь?

— Кстати да, — ответил я. — А ты?

— Я? — удивился Никита. — Я же стихийник воды… у меня ледяная глыба.

— Чего, чего? — дёрнулся я.

— Ты что думаешь у Буровых только огневики? Как же бы мы размножались, если б смешивались только со своими. У мня мама между прочим из медвежьего рода…, — обиженно закончил он. Видно я его чем-то задел и следовало немедленно это исправить.

— Никита, я тебе не хотел обидеть… просто мне интересно. Ты не забудь что я на голову отшибленный.

Никита коротко на меня глянул и согласился:

— Есть что-то в твоих вопросах, что-то ненормальное, при том что по разговорам ты выглядишь старше себя самого лет на пять.

«На пятнадцать». — усмехнулся я. Но ничего конечно не сказал. Возможно Никите я когда-то и открою свою тайну, но это будет точно не сегодня.

— А радио у тебя есть в машине? — спросил я.

— Не, это вышло бы ещё дороже. Батя этого не оценил бы…

— Ясно. А питаться как будем. Я взял кашу, котелок.

— Ха, ха, — раздалось в ответ. — По пути полно неплохих трактиров, там поедим. Если денег нет, я угощу…

— Да деньги есть, — сказал я. Дед дал в дорогу целых триста рублей, что в общем были немалыми деньгами в этом мире, при условии что полукилограммовый белый хлеб стоил сорок копеек.

На этой ноте я изрядно утомился и решил, раз уж меня не