Эхо 13 Забытый Род - Арий Родович

Яков усмехнулся:

— Господин, это несколько иное. Мы совершаем частичный ритуал — он свяжет Сергея с нашим Родом до самого конца, и, в первую очередь, с вами. При этом мы задействуем и вашу силу Эхо. То, что сейчас происходит, — один из древних секретов нашего Рода.

Я перевёл взгляд на Кабана, Макса и третьего парня. Яков заметил и снова усмехнулся:

— Эти ребята точно не проговорятся. Нет, они не проходили такой же ритуал, но поверьте: им можно доверить всё, что угодно.

— Да если я это скажу, я себе сам глотку перережу, — усмехнулся Кабан.

Я почувствовал: эти слова сказаны не просто так. Здесь ими нельзя было разбрасываться. Эхо, заполнявшее комнату, содрогнулось, и слова Кабана будто обрели вес.

Яков покачал головой, и Кабан быстро добавил:

— Ну, только если это навредит Роду.

Эхо снова колыхнулось, но иначе — как будто сама сила усмехнулась над этой глупостью. Наверное, он и правда вскроет себе горло, если навредит Роду, рассказав этот секрет. После всех этих ощущений даже ребята, которые шли только по пути силы, почувствовали это — я прочитал это в их лицах. Думаю, Кабан теперь не захочет лишний раз упоминать, что происходило здесь, чтобы не сдержать своё слово. И я не сомневаюсь: если понадобится, они сами покончат с собой, лишь бы не предать Род. Их Эхо резонировало между собой, словно они были чем‑то похожи, хоть я и не понимал, чем.

Но сейчас это было не главное, потому что Яков прервал мои мысли:

— А теперь все вышли. Здесь должен остаться только Господин, и он должен сделать всё сам. Мы всё равно не сможем ему помочь.

Все развернулись на выход. Я хотел спросить Якова, что именно делать и как проводить ритуал, но понял, что ответа не будет — он ушёл так, как уходят те, кто не будет отвечать на вопросы.

Комната была небольшой, круглой. Плиты на полу пересекались светящимися нитями, образующими замкнутые узоры. Здесь было тихо и чисто. Обрядовый зал не использовался десятилетиями, но казался идеально подготовленным — словно ждал этого момента. Камни по кругу мягко поблёскивали, впитывая тусклый свет. Между ними тянулись тонкие линии, врезанные в пол; в полутьме они мерцали, едва различимо пульсируя. Я слышал, как в глубине этих линий струится Эхо — густое, тяжёлое, древнее.

Слова Якова всё ещё звучали в голове: «Господин, ваша задача — подойти и попытаться вернуть всё, что вы взяли. Но так, чтобы это осталось в вас и вернулось в Сергея. Если сможете — спасёте его…».

Теперь смысл этих слов стал ясен. Я не должен просто вернуть ему его Эхо. Часть этой силы уже стала частью меня, изменила моё собственное Эхо. Теперь нужно внедрить её обратно, но не как чужое, а как своё — чтобы она срослась с его Эхо, будучи уже привязанной ко мне.

Я подошёл к кинжалу и обхватил рукоять. Первая мысль была — передать эмоции, последние воспоминания. Но я отбросил её. Не эмоции нужны, а сама ткань — плетение линий и узлов.

Я закрыл глаза. Перед внутренним взором проступили линии и узлы Эхо Сергея — искажённые, неполные. Я вспомнил, каким он был вчера в коридоре: над грудиной горела звезда из квадрата и треугольника с короткой засечкой слева. Сейчас символ был почти тем же, но без этой черты — и контур не замыкался. На втором кольце, ближе к левому плечу, раньше шли две тонкие параллельные линии, теперь осталась одна, размытая. Лигатура между узлом «я» и узлом «дом» была надломлена, как пережжённый мост.

Я начал воссоздавать эти элементы — но уже по‑своему, на своём Эхо. Левую засечку у звезды сделал чуть длиннее — мой штрих. Вторую линию орбиты усилил собственным ритмом. Лигатуру протянул мягче, чем у него было, стежок за стежком, вплетая свою подпись.

Когда я «дорисовывал» эти фрагменты в себе, камни по кругу начали мерцать ярче, линии в полу ожили, по ним побежали тонкие искры. В воздухе поднялся еле слышный звон, словно издалека звучали натянутые струны. Я осторожно направил собранные фрагменты к Сергею — не как возврат, а как наложение поверх его Эхо, чтобы мои штрихи стали частью его структуры.

Сначала — звезда. Замкнул контур, и символ вспыхнул на миг. Затем — вторая линия орбиты, и поток вокруг его плеча стал ровнее. Наконец — лигатура «я/дом», и я почувствовал, как внутри Сергея прошёл первый настоящий пульс. Эхо дрогнуло, принимая мой рисунок. Оно осталось во мне, но уже соединённое с ним.

Именно в этот момент я понял: если оставить кинжал, он уже не вернётся. Я знал, что придёт определённый миг, когда его нужно будет вынуть, — и сейчас он наступил. Странное чувство — вытащить из мёртвого клинок и ожидать, что тот, в ком он был, вернётся к жизни. В моём мире смерть — окончательна. Здесь же законы иные: магия, Эхо, сила, способная перешагнуть через смерть. Остаётся только подстроиться.

Когда я закончил, пришло странное осознание.

Первое — ритуал завершён, и я сделал всё правильно. Я не мог объяснить, откуда это понимание: не было опыта, знаний или подсказок, но уверенность была абсолютной, будто кто‑то вложил её в меня.

Второе — всё это время я действовал на автомате. Переплетал линии, замыкал узлы, вплетал недостающее в чужую структуру так, словно делал это сотни раз. Я не мог объяснить логику этих движений, но в момент их совершения они казались естественными и неизбежными.

Третье — мной руководил я, но не я. Не барон, не случайное вдохновение, а само Эхо. Эта мысль не давала покоя. Оно будто направляло и вело, подсказывало, где провести черту, а где усилить узел. Всё это вновь наводило на мысль, что Эхо живое и обладает собственным разумом. Но утверждать этого я не мог: слишком многое в нём оставалось непонятным.

Я вытащил кинжал, точно зная, что это тот самый момент. И сразу заметил, как тело Сергея начинает восстанавливаться, хотя сил я потратил немного. Да, запас Эхо просел — как мана в играх из моего прошлого мира, — но не критично. Я видел: ритуал сработал, и самое странное — я начал чувствовать Сергея внутри себя. Заглянув в своё Эхо, мог разглядеть, насколько изуродовано его тело — на восемьдесят два процента. Яков постарался. Но главное, что теперь его восстановление шло через Эхо самой комнаты.

И тут я осознал: кинжал, который дал Яков,