За будущее! - Ольга Войлошникова

исчез из замка, велел мне ждать зелёного свистка. Я воспользовалась моментом и съездила в гости ко всем детям-внукам-друзьям-знакомым, всех предупредила, чтоб не паниковали, барон и баронесса окончательно удаляются на покой, ждите нас к середине лета в гости. Наверное.

В середине сентября муж объявился с известием, что «всё готово, шеф».

Мы взяли давно упакованный мной рюкзак (ладно-ладно, Вова взял), прихватили пару алабаев из молодёжи и пошли.

Что хочу сказать, хорошо, когда ваша артефактная мастерская работает девять сотен лет без передыху. Экранирующие амулеты у нас были по последнему слову науки и техники. Тьфу! Магии! Так что мы растворились в мире, как будто нас и не было.

Дом мне понравился. Достаточно просторный для нас двоих, из двухохватных брёвен, с большой русской печкой, как я когда-то, тыщу лет назад, хотела. По двору ходили куры, а в сарайке побрякивали колокольчики — вестимо, козы. Это очень с Вовиной стороны предусмотрительно, потому как без молока я начинаю впадать в депрессию. Точнее, без чая с молоком. Кстати, могу поспорить сама с собой на рубль, что где-то рядом обнаружится приличный продуктовый склад. С многочисленными пачками чая в том числе.

— Ну как? — несколько хвастливо спросил он.

— А-бал-денно! — честно ответила я. — Всё как я хотела.

ВСЁ КАК В МАНИФЕСТЕ

Тридцать восемь лет нас никто не трогал. Все смирились, радовались нашим летним приходам и не пытались нас выследить. И поэтому, когда хмурым зимним вечером вдруг послышался звук подошв, шаркающих об обувную решётку на крыльце, Вова покосился на меня и вытянул из-за изголовья нашей лежанки меч. Не самый большой, тот, с которым в доме развернуться можно было.

— Это я! — громко сказал из-за двери Галин голос.

— Ну, заходи, коли ты, — выжидающе пригласил Вова.

Мало ли. Голос и подделать можно. Хотя собаки, вроде, не ворчат.

Но это оказалась Галя. И при виде её мне как-то расхотелось радостно кричать и обниматься. Внутри оборвалось…

— Что?..

— Санька погиб.

Мы с Галей сидели за столом и ревели, и проклинали Третью Мировую, после которой на Новую Землю снова привалила волна беженцев с покалеченной психикой. Да, мы работали с каждым — с каждым, прошедшим наш Иркутский портал. Но бежали-то отовсюду.

Среди этих переселенцев оказалась изрядная доля психов и маньяков. Большая часть таких не прошла местный естественный отбор. Кого-то нашли и вправили мозги — Восточная империя хорошо помнила уроки первых веков. Более того, Восточная империя собирала информацию о замеченных на бесконтрольных территориях агрессивных психопатах — а они периодически проявлялись.

Вышерстили и вылечили, к сожалению, не всех. Оставшиеся, забившиеся по норам, имели чудовищный опыт выживания. И маскировки. Из некоторых получались маги. Из некоторых из этих некоторых — маги сильные. А из единиц…

Вот с таким и столкнулся наш Саня. И целый рейнджерский отряд. Не превозмогли.

Вовка собирался. И я с ужасом осознавала, что это — последние минуты, когда я вижу мужа. Последние вообще. Я изо всех сил старалась не реветь. Зря, наверное. Он всегда догадывается.

Я всё-таки не удержалась, и слёзы покатились по моим щекам:

— Может, я с тобой?

— Нет, — он крепко притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Футболка у него, должно быть, будет совсем мокрая.

— Я люблю тебя, солнце моё.

— Я тоже люблю тебя, радость моя, — Вовка слегка отстранился и провёл пальцем по моему виску. Слегка покачал головой. — Всё будет хорошо.

Они улетели, а я стояла на пороге, пока ноги не заледенели окончательно. Потом пошла в дом, умыла лицо… и тут в зеркале увидела своё отражение. Пряди на висках поседели добела.

Утром я почувствовала, что во дворе кто-то есть. Толкнула дверь на улицу… На крыльце, сгорбившись, обхватив колени руками, сидела Галя. Я накинула шубу и села рядом.

— Рассказывай.

Вокруг медленно кружились снежинки.

— Из восьмидесяти человек семнадцать живых, — она закусила губу.

У меня совсем небыло надежды, но я всё-таки спросила:

— Вова?

Галка помотала головой и заревела.

Во время той достопамятной экскурсии в будущее мы не стали смотреть даты на надгробиях. Из принципа. Но в том, что именно так всё и будет, что он уйдёт первым, Вова отчего-то всегда был уверен. Кстати, если бы тогда всё же посмотрели, то сразу почувствовали бы, что у Вовы не могила вовсе, а кенотаф, а значит, не осталось практически ничего, что можно было бы похоронить. Всё, как в нашем манифесте почти тысячелетней давности: защищать свою землю и народ, если понадобится — ценой собственной жизни.

Белый Ворон ушёл так, как он хотел. В бою. Сколько раз потом я видела во сне ту чернильную пустошь с глянцево-чёрными летающими существами, похожими на гигантских пиявок. Создавший их маг был совсем странным. Что, впрочем, не мешало ему подняться в силе на высоту сложнопостижимую. Да, уработать его получилось. Но ответный посмертный импульс распылил на атомы целый отряд. В том числе и моего барона… Хотя иногда мне кажется, что он по-прежнему рядом.

ПОСЛЕ НЕГО

В Серый Камень я не вернулась. Осталась в доме, выстроенном Вовкой. Здесь всё носило его отпечаток, и здесь я могла думать, что он как будто ушёл в лес и, может быть, вернётся вот-вот. Раз в неделю прилетала Галя, приносила продукты и новости, если у меня было желание их слушать.

Поначалу мы просто сидели рядом на крыльце и молчали. Что-то как будто было отбито внутри меня так сильно, что я даже разговаривать не могла. Прошло несколько месяцев, прежде чем меня немного отпустило. Прилетела Галя, и я позвала её:

— Пойдём чай пить.

Слова такие тяжёлые были, как булыжники, честное слово.

Дальше я молчала, а она мне начала рассказывать, чем живёт и дышит наше баронство, да что там в княжестве и вообще в империи, про мелких драконят и про новости Серебряного Озера…

Прошло ещё время — сотня Галиных прилётов или две — и я разморозилась настолько, чтобы нормально поддерживать беседу.

Однажды я спросила её:

— Галь, а как ты нашла нас в первый раз?

— М. Я ж столько лет в драконьей шкуре. А драконы до некоторой степени, как ты понимаешь, обладают ви́дением истинных сущностей. Почувствовала примерно, где вы. Смотрела сверху. Алабаев узнала. Вова всегда выбирал таких, чтоб на Акташа были похожи.

К моему удивлению, Вовкино имя не резануло бритвой. Немного затянулась рана. Я прислушалась к себе и поняла, что даже смогу о нём говорить.

— Галя, какой нынче год?

Она вздохнула:

— Шестьдесят четвёртый.

— Девятьсот?..

— Ну, да! — дочь округлила глаза.

Значит, в любом случае, осталось не так долго.

— Приедешь на Середину лета?

Я примерила на себя это предложение и поняла, что — нет. Не смогу пока. Ни скакать, ни веселиться, ни хотя бы благожелательно на всё это взирать.

— Может быть, позже.

Позже наступило через несколько лет.

Накануне я видела сон. Что это за место, я не знаю. Но там были наши эльфы — несколько из первых. Помню, Маэ сидела за столом, потягивала коктейль из такого специального стаканчика с зонтиками и ягодками на палочках и посмеивалась над какими-то парнями из шоу-группы, хваставшимися, что круче их на свете нет. Толитиль угорал над молодёжью и забивался на щелбаны, что наши олдскулы переплюнут этих молодых и бо́рзых.

Вот я не завидую кому-то, в чей лоб прилетят толитилевские щелбаны! Надеюсь, сегодня он настроен гуманно…

Музыканты оказались, и впрямь, ничего себе. Послушать их вокруг открытой сцены на пляже собралась огромная толпа. А кроме музыкантов там ещё подтанцовка была, какие-то граждане с фонариками и даже фаерщики с огоньками на цепочках. Нет, весьма, весьма, мне понравилось, я бы таких на новолетие выступать с удовольствием пригласила.

Потом все они вымелись со сцены, и народ по сторонам в недоумении затоптался — дескать, что, всё, что ли?

И тут сцену и всё прилегающее пространство накрыл «обратный свет». О, это такая дивная штука, не то что бы темнота, а именно как будто область представления обессвечивают. Следом включился «обратный звук» — тишина, поглощающая все лишние шумы. И в этой замершей тишине и темноте вдруг раздался звук, словно специальный выключатель врубили. Пятно света выхватило посреди сцены стул, на котором сидел Глирдан с гитарой. Лицо скрыто тенью от полей шляпы. Загадочный весь из себя, выпендрёжник.

Глирдан начал петь.

О, эту я любила. Исполнители, правда, оказались гнилыми человечками и умерли рано, но песня мне нравилась. Особенно припев: