Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3) - Сергей Фомичев

подключать мелких али с западного берега. Вскоре появились первые перебежчики и выяснилось, что местный шаман оказался в сговоре с пришлым военачальником. То ли он предал Каха хана давно, то ли сговорился с врагом уже после высадки, этого мы не узнали. Но шамана в окружении воинов с Мауи видели на капище, приносящего человеческие жертвы.

Понемногу наши восстановили старую крепость. А однажды вернулись с небольшой группой выживших и… головой Пулу-пулу.

Калликум бросил её к ногам Каха хана. Тот придержал подарок ногой, как делают наши футболисты перед ударом. Затем голова отправилась в море.

Выживших оказалось немного. Дочка Петалы, Иван с Григорием, большерецкий письмоводитель Спиридон и две женщины. Всех остальных пустили под нож, включая Фёклу, Петалу, Егора, Василия, Мишку, что стоял на страже, когда я впервые заявился к ним, других камчатских промышленников и местных, что жили в старой крепости или возле неё. Многих я даже не помнил. А вот Степанов помнил каждого поименно.

Глаза его налились кровью.

— Полагаю мы сможем протащить по суше несколько шестифунтовых пушек, произнес он.

— Выступим разом, — предложил Чихотка. — Очистим весь чёртов остров!

Ватагин кивнул, Каха хан ударил себя в грудь, Калликум произнёс что-то на языке нутка.

Все посмотрели на меня.

— Вы как? — спросил Степанов.

Я поёжился. Наших было меньше, зато почти все они уже научились обращаться с огнестрельным оружием. Если они правильно разыграют карты, заставят туземцев пойти стенкой на стенку, а не бить из засады…

— Нет. Резня это не моё, — сказал я, рискуя оказаться непопулярным у туземной части воинства. — Останусь на хозяйстве. А вы идите, конечно.

На все про все у них ушло трое суток. И хотя первым ударом они освободили только южную часть острова — туземное княжество под названием Эва, исход войны стал очевиден.

Отступление IV. Сделка

Отступление IV. Сделка

После встречи с Гастингсом Тропинин решил разделить риски. С одной стороны он собирался и дальше раскручивать возобновленный Банкибазар, вдруг да удастся найти подходы к британским властям. С другой стороны, он хотел взять от Индии всё, что сможет, на тот случай, если придётся смазывать пятки.

Не только выигрыш времени стал следствием переговоров с британцами. Сам факт того, что англичане ушли восвояси, поднял авторитет новых хозяев Банкибазара. Дожди стихли. Слухи распространялись быстро. К фактории потянулись люди. На отведенной под ярмарку площади появились палатки, навесы. Люди присматривались к заброшенным плантациям, разрушенным постройкам, предлагали восстановить гхат (безопасный спуск к реке), начались потихоньку торги, предлагались товары, но больше услуги, рассчитанные на платежеспособных пришельцев, вроде стирки белья, строительства, перевозки. А в первый же день появился толстый индиец, который испросил разрешение поселиться и поставить на рынке особую лавочку.

— Это шрофф, — сказал Шарль. — Если появился штроф, можете считать, что базар уже существует.

— Что ещё за шрофф?

— Меняла. Он может поменять любые деньги и возьмёт за услуги не больше одной-двух рупий с сотни.

— Любые? Посмотрим! Незевай! — Тропинин покопался в кожаном кошельке и передал выловленную серебряную монету подошедшему Незеваю. — Спроси того парня, сможет ли он поменять российские рубли на рупии?

Тем временем Шарль продолжил:

— Если под стенами поселились банья, то можно сказать вас признало местное общество.

— Но разве банья это не дерево?

— Дерево называется баньян. А местное племя ростовщиков банья, хотя в некотором смысле у них похожая суть.

— Он говорит, что будет давать по рупии за рубль, — сообщил Незевай и протянул Тропинину выменянную монетку.

— Это не английская надпись, — сказал Тропинин.

— Нет, — согласился Шарль. — Надпись на персидском. Точно не скажу, но звучит примерно так: Великий Могол Шах Алам, защитник веры Мухаммеда, тень милости Аллаха, чеканил эту монету для хождения в семи странах. Отчеканена в Муршидабаде в девятнадцатом году.

— Но разве её чеканят не англичане и не в Калькутте?

— Так и есть. Разумеется, вся чеканка теперь в руках англичан, а Шах Алам умер давным-давно. Но старая надпись придаёт… репутацию. Местные привыкли именно к такому виду и берут монету охотней.

— Хитро.

— И кстати судя по всему вас слегка обманули. Рупия даже по виду весит меньше вашего рубля.

— Неважно. Пусть работает, — обрадовался Тропинин.

— Что значит, пусть работает? — изумился француз. — Вы хозяин или кто? Надо назначить пошлину.

— Сколько они обычно платят?

— Понтия не имею. Я солдат, не коммерсант.

— Пусть отдаёт десятую часть дохода.

— Как вы узнаете его доход?

— Обманет, пусть ищет другой базар. Не думаю, что их много осталось.

Сейчас Тропинину важен был не столько доход, сколько статус. Индийская торговля шла не так лихо, как представлялось в уютном трактире Виктории. Местное нищее население мало что могло предложить на продажу. С другой стороны, оно не нуждалось в дальневосточных мехах и морских шкурах. Больше пользы принесли бы обычные сапоги из юфти, кабы Тропинин догадался сюда привезти сотню-другую пар. Он продал собственную запасную пару, как только увидел к обуви интерес, а затем убедил подчиненных расстаться с их запасами. Но сапог все равно оказалось мало для нормальной торговли. Чаще в ход шла монета. Тропинин раздавал заказы направо и налево, заставил мушкетеров и моряков сдать белье в стирку местным джоби, закупал кур и зелень в общий котел, но не забывая о «плане Б», расспрашивал каждого гостя, что может предложить индийская земля Виктории?

Если бы экспедиция возвращалась в Европу, то с грузом проблем не возникло бы. Грузи всё что попадётся — пипл, как говорится, схавает. Но из колоний азиатских им предстояло возвращаться в колонии американские, где проживает слишком мало людей, а общество имело определённую специфику потребления. Пряности или наркотики имели ограниченный спрос, зато, например, сахар мог принести на первых порах баснословную прибыль. В Бенгалии он стоил сущую мелочь, а на фронтире до сих пор считался роскошью. В расчете на будущее Тропинин собирался прихватить с собой местные сорта тростника, машины для выжимки сока, очистки, извлечения сахара-сырца, а потом и дальнейшей переработки в товарный продукт. Заодно он хотел нанять и специалистов, которых в разоренной Бенгалии наверняка было пруд пруди.

Те же планы Тропинин строил относительно ткачества, окраски тканей, выращивания хлопка, индиго и прочих местных культур, даже производства селитры. Если уж предстоит бежать, то только прихватив с собой всё, что позволит завести собственную маленькую Индию у себя под боком. В Калифорнии или на Гавайях — там, где позволят условия. Вот на поисках людей, знакомых с технологиями Тропинин и сосредоточился, пока его команда продолжала развивать Банкибазар.

Одним из пунктов его повестки было производство джинсовой ткани. Лёшка сохранил более-менее приличный лоскут от своих старых давно истлевших штанов, а поход в Индию стал удобной возможностью найти аналог или умельцев, которые могли бы скопировать ткань с образца. Индиго здесь выращивали, хлопок тоже, ткачество было развито, оставалось подобрать нужную текстуру.

С этой целью, а заодно на мир посмотреть и себя показать, сопровождаемый группой товарищей (включая обоих офицеров), Тропинин отправился в Серампур. До датской колонии от Банкибазара было всего каких-то пара вёрст. К тому же, рядом в селении Пулта Гаут работала паромная переправа, так что им не пришлось даже брать лодку и заботиться о парковке.

По сравнению с Калькуттой Серампур выглядел провинциальным городком. Здесь попадалось меньше роскошных особняков, но не было и откровенных трущоб. Узкие улочки выглядели куда аккуратней пыльных площадей британской резиденции, а базары спокойнее, без лишней толкотни. Унылую охру местных глинистых почв разбавляла зелень посаженных тут и там европейских и местных деревьев. Кроме того, датчане не жалели белой и чёрной краски на заборы и стены. Неплох оказался и сервис. Проезжий мог остановиться в нескольких гостиных дворах в колониальном стиле, где подавали неизменные со времён принца Гамлета флескестай и пиво.

Город являлся островком спокойствия в бурных водах бенгальской политики и своеобразным экономическим оффшором. Здесь можно было купить всё, включая товар,