Сапер. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей

— Так ты ж не куришь вроде, — засомневался тот.

— Вот она, жлобская натура. Саня Дудник встанет, угощу его, он в этих засадах весь измучился без курева. Так и жаловался каждую минуту, считай, что уши пухнут уже. Так вот, водили они нас по таким дебрям — я б ни в жизнь не выбрался, случись в одиночку туда попасть. Мошкара лезет… везде, короче, даже подштанники не спасают. Дудник, дурило, в болото упал, вылезает — весь в пиявках… Да…

— Заливаешь, Ваня, — влез Григорьев, желающий за свой табачок получить правдивый рассказ. — Уже было про пиявок, помните, ребята?

И все согласно закивали. Даже я помню. Точно, при нашем знакомстве вещал Дробязгин.

— Ну уже и приврать нельзя, — спокойно воспринял разоблачение мой ординарец. — Я же для красоты, разве непонятно? Так вот, пилим мы по этой чащобе, я уже спотыкаться устал. Иду только и думаю — хана сапогам, менять надо. А ведь только недавно с немца снял…

— На табак ты их у Михеичева выменял, — Ваню снова поймали на неточности.

— Не нравится, не слушай. Так до смерти и не узнаешь, как мы целого генерала в плен взяли. Короче, пришли на место. Сержант разведывательный жалом поводил, присмотрелся, говорит — мимо не пройдут. Только вот на этом самом месте. А там и правда — с одной стороны болото, тут бурелом, куда там засекам, что мы городим. И посередке даже не тропинка, а так, намек один. Ну и решили там засаду делать. Мы с Саней фугас заложили, прямо как в учебнике — комар носа не подточит. А комарей там этих… только точило под носы подставляй. Я ребятам и говорю — грязью надо измазаться. И маскировка, и от этих тварей защита. Послушали меня…

— А складно брешет, артист, — громко прошептал кто-то из слушателей, но Дробязгин на такие мелочи внимания не обращал.

— Лежу я себе, ждем фашистов, я даже покемарить успел слегка. Тут меня дергает за рукав Леня Коняхин, разведчик, хороший парень, хоть и из Рязани. И говорит — тихарись, идут, кажись. И точно, десяток фашистов мимо нас — вот как ты, Григорьев, близенько, прокрались. Я даже и дышать забыл, как, если б Лёнька не напомнил, точно задохнулся бы…

Дробязгин смаковал подробности своего подвига, и получалось, что если бы не он, то генерал с приспешниками точно скрылись бы в болоте.

Двое разведчиков полегли от передового дозора, который вынуждены были пропустить мимо себя. Темнота, неразбериха — что угодно могло случиться. А Херцог тупо обделался после взрыва, и сразу задрал лапки вгору. Понятное дело, в представлении на награды всё распишут как надо — тяжелый бой с превосходящими силами и прочее, что полагается. Мне не жалко. Пусть ребята получат свои ордена. В конце концов, у нас генералов в плен не каждый день берут.

Но что делать со сведениями о «Доре»? Хорошо бы разбомбить там всё, чтобы места живого не осталось. Вот только погода нелетная. Висят, как пишут в романах, свинцовые тучи. Как они там назывались? Не помню уже, в записной книжке есть. Так что с авиацией швах. А немцы могут уже грузить всё для эвакуации. Мало того, что линия фронта рядышком совсем, так еще и генерал не попадет куда надо. Даже если никто не дойдет, а Нижинский гарантировал, что немцы все на месте остались, и кормят столь любимых Ваней Дробязгиным пиявок, то уже к утру будет ясно — возможна утечка.

Чует моя внутренняя сигнализация, что действовать надо быстро. Вот прямо сей момент, без проволочки. Был бы я в партизанах, всё решилось бы просто: построил бойцов, наметил цели, вперед разведку отправил, и ты уже на боевой операции. А тут, соверши я такое… Можно и пулю поймать лбом за оставление позиций без приказа, и прочие грехи. Сиди и думай, Петя.

Рядом со мной сел Нижинский. Тоже свежим воздухом подышать вышел.

— Проверил? — спросил я.

— Да, держится первоначальной версии. Если и врет, то слишком тонко. Думать, что немцы пожертвовали целым генералом, чтобы обмануть нас с пушкой… Я бы в такое не поверил.

— Под Киевом мы уже с этой фрау Дорой встречались, — сказал я. — Тогда тоже… не очень верилось.

— И что там сделали?

— Собрали ударную группу, снарядили минометами, и отправили. Подошли на расстояние уверенного накрытия, и постреляли. Дора после этого молчала, вроде как в ремонт повезли.

— Большой отряд был? — наседал майор.

— Знаю, о чем ты думаешь, — ответил я. — Но без приказа — не могу.

— Так пойдем, что сидим? Надо срочно сообщать! — разведчик вскочил на ноги.

Со связью у нас всё было хорошо. А вот без нее, соответственно, хреново. Уж не знаю, из чего там собирал свой прибор наш Маркони, но до Викторова мы достучались. С учетом режима повышенной секретности, нам поначалу с трудом удалось сообщить о знатном языке, а потом — и о необходимости быстрой войсковой операции с возможным стратегическим значением.

И получил я четкий и недвузначный приказ — ждите, скоро всё решим. Наверное, в штабе надумали гонца послать, разобраться на месте. Не командарма, и даже не начштаба, но кого-нибудь, способного самостоятельно решить, что делать, и каким образом. Это я люблю. Вот прямо душа радуется, когда рядом находится некто решительный и смелый, который на себя ответственность возьмет. А что мне от такого награды достойной не обломится, так я не жадный. У меня этого добра и так столько, что надо мундир на левой стороне груди укреплять, а то скоро порвется под тяжестью.

Сорок две минуты понадобилось полковнику Стойкину, чтобы примчаться к нам в сопровождении кучки нужных для работы людей — связиста, особиста, разведчика, и еще кого-то, четвертым втиснувшимся на заднее сиденье эмки. Рекорд, вне всяких сомнений. И лучший способ от перехвата данных противником.

Какую должность этот Стойкин в штабе занимал — не знаю. Но, наверное, большую и значимую, потому что разобрался в ситуации практически мгновенно. На Курта Херцога он только глянул мельком, будто пленные генералы его уже порядком утомили. Да и на что там смотреть? Напыщенный индюк в грязном мундире. А вот ситуацию с пушкой продумывал долго. Двигая тупым кончиком карандаша по немецкой трофейной пятисотметровке, он прикидывал маршрут движения нашего отряда, наверное, мысленно представляя обстановку на штабной карте. Колдовал, короче. Мы с Нижинским только смотрели на все эти зигзаги, сопровождаемые невнятным бормотанием и хмыканьем.

Потом последовал сеанс связи с высоким начальством, постановка задачи исполнителям, и выдвижение сборного отряда вперед. Возглавил банду, состоящую из неполного взвода саперов, отделения минометчиков, вооруженных аж двумя ротными пятидесятимиллиметровками, и пяти разведчиков, Нижинский. А про меня было отдельное замечание — никуда не пускать. То есть, мне сидеть на месте и не высовываться. И чтобы не было сомнений — повторили это дважды.

Чует мое сердце, скоро тут от любимого мною начальства не протолкнуться будет. Мало им было батальона немцев, о чем непременно должен рассказать товарищ Левитан вместе с напарницей Высоцкой, так теперь там же и те же генерала захватили. За таким и кинохронику ждать можно, будут унижать Херцога всеми доступными способами. А как же, наш народ должен знать о своих победах.

А я, коль скоро выдалась свободная минутка, решил немного подремать. А пришлые ребята пусть занимаются. Всё равно я изменить уже ничего не смогу.

А утром приехал Викторов. Тоже не сам. Командарму одному разве что в сортир положено, да и то, если подумать, не всегда. Так что народу прибыло — и вооруженное сопровождение, и адъютант, связисты, опять же, особисты. И фронтовая кинохроника, возглавляемая, конечно же, членом военного совета Холостовым. Бригадный комиссар жизнерадостно ускорял полусонных киношников. Уж из каких коек этих деятелей вытащили так срочно — не знаю. Но пришлось уступить этим гаврикам, пока они заставляли окружающих позировать и так, и сяк, выстраиваясь каждый раз в новом порядке. Даже меня привлекли, правда, узнать на экране смогут те, кто хорошо знает, как я выгляжу со спины.