Вещий Андрей. На грани - Эд Качалов

эфир. Он источник магической энергии. Способность потреблять эту энергию называют Даром. Даром в разной степени обладают не более десяти процентов разумных существ, а то и меньше. Они и образуют элиту авалонцев, орков, гномов и людей, - Ариэль с сомнением и некоторым подозрением посмотрел на меня.

Я быстро сориентировался и постарался развеять все его сомнения:

- Ну и зачем вы мне рассказываете прописные истины, Ариэль? – недоуменно спросил я, хотя сам впервые слышал столь системное изложение устройства магии в этом мире. Видя, как уходит выражение подозрительности с лица авалонца, я постарался закрепить успех, рискнул и выдал одну свою догадку за очевидный факт:

- Чем вы меня хотели удивить? Я и так знаю, что процент одаренных в различных родах – не одинаков.

После этих слов выражение подозрительности окончательно покинуло постоянно меняющееся лицо авалонца.

- Да, Андрей Борисович, вы совершенно правы. И все же, я напомню вам некоторые факты, без которых вам трудно будет понять происходящее. Наибольшее количество одаренных среди нас, - авалонцев. Почти восемь из десяти. Но самих нас мало. Здесь больше всего повезло оркам, их много и каждый второй одаренный. Меньше всего одаренных среди вас – людей, но в целом вас еще больше, чем орков.

Наши ученые, понимая, что нас мало, стремились всячески повысить процент владеющих магией. К сожалению, не удалось, пока выяснить, откуда берется магический эфир. Есть теория, что его производит все живое на Земле из энергии солнца и планеты, но она пока не доказана, - авалонец замолчал, внимательно смотря на меня.

Я кивнул, подтверждая, что слежу за его мыслю.

Дальше рассказ Ариэль оказался еще более интересен.

Оказалось, что магический эфир находится не только в свободном состоянии, но и во всех стихиях, воде, воздухе, свете, земной тверди и в живых существах. Использовать же его могут только разумные существа. Причем использовать как непосредственно, так и создавая для этого артефакты.

Многие авалонцы обделенные Даром прекрасно осваивают или сами создают артефакты. Много таких у гномов. Встречаются у орков, но реже. И наш Олег Сельвестрыч, похоже, овладел таким мастерством. Среди людей таких вообще единицы.

Но большинство одаренных может использовать только свободный магический эфир даже в артефактах, и лишь немногие тот, что содержится в стихиях. Таких магов, что могут повелевать стихиями и неразумной жизнью больше всего у людей, встречаются среди орков, и почти нет среди авалонцев. Среди гномов встречаются те, кому подвластна земная твердь.

- Я понял, вы хотите сказать, что князь-кесарь Ромодановский, один из таких магов, - уточнил я у Ариэля.

- Безусловно, и очень великий маг. Чтобы спрятать Тайную Канцелярию, он использовал сразу две стихии. Не многие так могут.

- Но почему он превратился в медведя?

- Не знаю. Точно знает только сам князь-кесарь. Наши ученые умы подозревают, что эта реакция на непосредственное использование стихий. Своего рода расплата.

И это не то, что встречается у магов – оборотней. Там они используют силу тотемного животного для усиления магического эфира, и разума почти не теряют. Возможно, потому, что чаще всего, эти тотемные животные в природе не встречаются и, по сути, являются совместным порождением магии и разума.

Из дальнейшего рассказа авалонца стало ясно, что обычно владеющие магией стихий, умеют контролировать переход в неразумную жизнь. Но здесь, по-видимому, сказались и перенапряжение князя, и его предыдущие ранения.

Остается ли искра разума в таком состоянии, опять знает только Ромодановский. Скорей всего да, но где-то в фоновом режиме. Именно поэтому, чтобы вернуться в первоначальное состояние, требуется довольно длительное время. Это время требуется для того, чтобы сущность зверя была измотана во внутренней борьбе с ослабевшим разумом, и тогда Ромодановский обернется снова в человека. Либо зверь должен устать и заснуть, тогда искре разума будет проще вернуть контроль над телом.

- Значит, надо сделать так, чтобы он заснул! – резюмировал я и пошел усыплять медведя.

- Интересно будет посмотреть! – ни то с ехидством, не то с уважением сказал Ариэль.

Честно говоря, мне было самому интересно, как у меня это получится. Я зажег в себе зеленую искру жизни и аккуратно направил его в мозг медведя. Я хотел создать в его мозгу ощущение сытости и покоя. Эти чувства я постарался сопроводить запахами осеннего леса, ощущением теплоты берлоги. В общем, попытался в свою магию вложить все, что по моему мнению, должно было ассоциироваться у косолапого с хорошим крепким сном.

Медведь вдруг перестал нарезать вокруг нас круги. Остановился, посмотрел на меня осоловелым взглядом, нехотя рыкнул и стал утаптывать брусчатку, готовясь улечься спать. Еще немного потоптался, потом его задние лапы подогнулись, он осел, потом опустился на передние.

Вроде получилось, оставалось подождать, когда в медведе победит человеческий разум. Но тут что-то грохнуло. Я оглянулся на звук и вовремя. Недалеко от нас приземлился огненный сгусток магической энергии, а с неба падал еще один.

- Они начали применять магию! Надо убираться! – проорал Сельвестрыч.

- Кто это они? – спросил я.

- Отсюда не видно! Кто-то из-за строя. Но если так будет продолжаться, мы не удержим големов.

Второй заряд приземлился в шаге от медведя и разлетелся на множество искр. Несколько из них попали на шкуру косолапого, и в этих местах она засверкала ослепительно синим светом.

Медведь вскочил, сначала заскулил, закружился на месте пытаясь зубами ухватить пострадавший бок. Потом остановился, посмотрел на меня, укоризненно зарычал и стал скрести передними лапами по брусчатке, готовясь, набросится на меня.

- Мы продержимся максимум пять минут – прокричал Сергей. Дальнейшие события слились в единый калейдоскоп.

Медведь начинает движение.

Я пытаюсь понять, что делать.

Следующий вражеский магический заряд опрокидывает набирающего скорость медведя.

Раздаётся обиженный вой, переходящий в скулеж.

Я, наконец, соображаю, что надо делать.

Пока медведь пытается встать, я разжигаю в себе белую магическую энергию и смотрю медведю прямо в горящие красным, глаза.

Медведь на мгновение замирает. Я пытаюсь найти в его мутном наборе звериных эмоций нечто похожее на человеческий разум. Где-то глубоко-глубоко, уже почти отчаявшись найти, цепляюсь за проскользнувший среди эмоций раненого зверя, едва слышный крик: «Господи, как больно!».

Направляю в это место максимально мощный поток белой энергии.

Человеческая эмоция начинает разрастаться, сначала превращается в крик боли, потом начинает дробиться на более мелкие чувства и воспоминания. Большинство из них для меня закрыто или непонятно, но ясно главное – они человеческие.

Наконец, среди отрицательных чувств и эмоций, появляется положительные. В том числе и чувство высвобождения. Эти