Кубинец (СИ) - Вязовский Алексей

Наконец, я смог встать и убежать из беседки. Но ничего хорошего из этого не вышло. Я оказался в Аушвице, в газовой камере, только был одет в свой новый костюм и шляпу-федору. А вокруг стояли бесчисленные голые люди, и где-то били в барабаны, так что они начали подтанцовывать. Я пробивался сквозь эту кошмарную пляску, пока не вышел к Йосе. Он был таким же нескладным, как при жизни, и говорил тихо, почти жалобно:

— У меня совсем маленькая просьба. Ничтожная даже. Я, помнится, не дочитал молитву. Дошел до слов «Укшартам леот аль ядеха», а потом жизнь моя кончилась. Вы же грамотный человек, Симон, вам не трудно будет сходить в синагогу и произнести за меня остальные слова?

Слава богу, тут меня затормошили и я проснулся. Надо мной стоял Мигель.

— Ты чего, Луис? Кошмар приснился? Всё кончилось. Прочитай лучше «Патер ностер» или «Аве, Мария», и всё пройдет.

Так и проворочался я потом, не в силах уснуть. Слышал, как встал Мигель, чуть погодя — Педро. А я лежал, вспоминая сон. Да уж, давно так прошлое о себе не напоминало. Наконец, решил устроить подъём. Хватит валяться. Сходил, плеснул себе в лицо холодной водой, но легче не стало — будто вчера у меня была долгая пьянка. Занялся прыжками со скакалкой — нельзя запускать занятия, Сагарра меня специально предупредил. Если не буду в форме — отчислит из клуба. Хорошо бы еще с лапой позаниматься. Но где ее взять? Я с сомнением посмотрел на валик кресла в зале. Может поставить Мигеля подержать его пока бью? С ним у меня сложились самые дружеские отношения из всех.

Педро нарочито бодро схватил корзинку, буркнув, что вчера так и не купил еды, вышел на улицу. Вот странное дело — от нас требует осторожности, в сортир лишний раз не дает выйти, а сам гуляет по улицам средь бела дня. Я еще стоял над умывальником, когда дверь заскрипела. Опять наш начальник придумал отговорку и вернулся?

Что это Мигель застыл на месте и пялится в дверь? Тоже повернул голову и увидел чужака. Типичный барбудо: высокий, бородатый, в рубашке хаки. Уверен, что если его раздеть, то правое плечо всё в синяках от приклада.

— Ола, амигос. Это ваш грузовик во дворе? — спросил он, настороженно осматривая внутренности кафе.

Я кивнул, чувствуя, как по спине потекла капля пота.

— Черную корову со сломанным левым рогом не видели? — добавил он.

Я замялся и пробормотал:

— Здесь только овцы…

— Не овцы! Кошки! — выкрикнул Мигель так резко, что я вздрогнул.

Глава 19

Связного звали Сантьяго. Для своих — просто Яго. Когда Педро вернулся, на этот раз для разнообразия с продуктами, пришелец уже рассказывал, как в прошлом году водил за нос целую роту военных, которые устроили облаву. Помню, нигде столько не врут, как во время войны, после охоты или рыбалки и до выборов. А по мне так пусть рассказывает самые неправдоподобные байки, лишь бы вся эта опупея закончилась, и мы отправились назад.

Педро с Яго когда здоровался, кивнул вроде как знакомому. Милостиво оставив нам с Мигелем возможность заниматься гостеприимством, они вышли на улицу и, встав у грузовичка, начали о чем-то шушукаться. Вернулись они нескоро, наверное, дела революции торопливости не терпят. Мы решили их не дожидаться, и справедливо поделились кесадильями и хлебом с ветчиной. Сухомятка, кстати, начала надоедать. Хотелось чего-нибудь горячего и основательного, чтобы в конце трапезы лениво отодвинуть тарелку и, вытерев пот со лба, нехотя объявить, что объелся.

Наконец и Педро привел Яго. Они сели за стол, и закусили, чем бог послал. И только после этого начальник вздохнул и сказал:

— Такое дело, товарищи. В Гавану мы сейчас вернуться не сможем.

Мигель флегматично продолжил ковыряться в зубах зубочисткой, только что отщепленной от стола. И только я решил спросить:

— Почему?

— Дорога перекрыта войсками, — объяснил Яго. — Никого не пропускают на север.

— И сколько это продлится?

— Никто не знает.

— Останемся здесь? — продолжил я выдавать очевидные вопросы.

— Опасно. Хоть полиции в Гисе полторы калеки, но мало ли что может случиться. Лучше вам переждать опасные времена у нас в лагере, — сказал Яго и вдруг замолчал. Словно проверял, как мы отреагируем.

В комнате стало тихо, только за стеной вдруг решил объявить о себе в неурочное время петух, громко прокричав свой боевой клич.

Быстро начались сборы. Тут бы вроде и собираться нечего — имущества у нас никакого, сел в машину, да поехал. Как бы не так. У нас был довольно громоздкий сейф, самая большая свинья-копилка на Кубе. И мы начали корячиться, вытаскивая гипсового Батисту в кузов. На этот раз в четыре пары рук, что, к сожалению, скорости не прибавило. К тому же в самом начале ящик упал на ногу Мигелю и отбил большой палец на правой ступне. Вроде и ерунда, если не надо участвовать в соревнованиях по бегу, но болит.

Когда диктатора окончательно спеленали в мешковину и привязали к бортам, Яго объявил:

— Первый пункт — Манзанильо. Там переночуем. А дальше… — он усмехнулся и махнул рукой. — Потом узнаете.

Очень разумно. Даже если кого-нибудь схватят, всё что узнают власти — мы отправляемся куда-то в горы. Плохо, что если проводник нас внезапно покинет, то никто из нас точно так же не узнает о маршруте. Секретность, она такая.

Громадным плюсом было моё изгнание из кабины в кузов. Я стал пассажиром! Сантьяго заявил, что поведет сам. Другой бы спорил. Я — не буду.

Наш отъезд ознаменовался появлением новой глубокой царапины на крыле. Но кто я такой, чтобы спорить с опытными водителями? Я, кстати, заехал в дворик без повреждений, хоть и с четвертого раза.

Чем хорошо в кузове — отличный обзор. Я по дороге сюда почти и не видел ничего — смотрел на дорогу. А тут — сидишь, ветер приятно обдувает лицо, обозреваешь окрестности. Пыль, правда, на зубах скрипит, но это дело такое.

Ехать недалеко — за неполных два часа управились, и я наблюдал такие же мелкие домики окраины, как и везде. Никакого асфальта, обычная грунтовка. И то, что мы приехали именно в Манзанильо, а не проезжаем очередную деревушку, подтверждалось тем, что конца этим домам видно не было — они тянулись вдаль сколько хватало взгляда. Надеюсь, там, где мы остановимся, есть возможность помыться.

После хибар и мазанок пошли дома посолиднее. Наверняка их строили лет сто назад, солидные идальго обустраивались здесь, как они думали, на века. Но жизнь оказалась чуть суровее, и сейчас стены порядком облупились, кирпич покрошился, фундаменты сели, пустив трещины. Жить можно, но уже не господам — те переехали куда получше, где свиньи и гуси не ходят по улице как у себя во дворе, а торговля идет в приличных лавках, а не с куска мешковины, брошенной прямо на землю.

И вдруг взгляд за что-то зацепился. Я поначалу не понял, и повернул голову, чтобы еще раз глянуть. Благое дело, быстро по этим улицам не поездишь. На пригорке стоял дом, беленый извёсткой, как и почти всё. Вот только над дверью была табличка с крючковатыми буквами иврита, а рядом для уверенности неизвестный маляр кривовато нарисовал менору, а рядом с ней — могендовид. Кусок моего сна встал перед глазами. Молящий об одолжении Йося.

Во двор нашего временного пристанища заезжать не стали — маловато места, да и улочка узковата, даже для «фордика». Приткнули к забору и слезли на землю. Домик ничем не отличался от остальных — три окна на улицу, во дворе манговое дерево и сарайчик с курами. Хозяйка, пожилая сеньора в цветастом платье, кивнув нам, посовещалась с Яго и бодро двинулась куда-то. Надеюсь, за едой.

Спросил для порядка разрешения и умылся в бочке с водой, а потом и сполоснул пропотевшую и пыльную рубашку в ведре. По такой жаре ее и сушить не надо, отжал, надел, и через полчаса сухая и почти не мятая одежда на тебе.

Хозяйка покормила нас на славу: в жертву была принесена курица, убитая, скорее всего, за излишнюю болтливость. Покойную она добавила в здоровенный казан с ароз конгри, что немного не по рецепту, но протестовать никто не стал. Мясо она порубила на мелкие кусочки, так что жевать почти не приходилось. Получилось очень сытно и вкусно. После нескольких дней на лепешках с овечьим сыром и мелкими добавками ветчины — так и вовсе праздник.