Спасти кавказского пленника (СИ) - Greko

— Я и есть черкес!

— Хорошо! — одобрительно сказал Даур и добавил странное. — Одно другому не мешает.

— У тебя все еще кровная месть?

— Нет! — с досадой сказал Даур и затрясся от гнева. — Я же сказал, судились по шариату. Я просил по адатам, как положено дворянам. Но он настоял. И, в итоге, решили, что смерть одного из кабардинцев искупает судьбу моей доченьки.

— Только смерть Аслан-бея поможет тебе смириться с потерей, — рассудительно заметил Карамурзин, до того момента не вступавший в беседу.

— Не просто смерть! — горячо воскликнул Даур. Покраснел. Заиграл желваками. — Он должен видеть перед смертью мое лицо. Должен услышать от меня, за что умирает! А потом… Я отвезу его голову в Прочный Окоп и продам генералу. Мне плевать на двух коров. Хочу, чтобы все видели, где закончилась жизнь этой собаки!

Абадзех был настроен решительно. Я понял, что ногайский князь собрал группу отчаянно желавших смерти Аслан-бею. Неплохой отряд мстителей!

— Как мы его подловим?

— Он водит партии за Кубань. Любой желающий абадзех может вступить в отряд. Даже тот, у кого, как у меня, с ним была вражда. Поедем на Уруп. По дороге сделаю так, чтобы партия распалась. Он поедет к Адел-Гирею, а я к вам поскачу. И застанем его ночью. Даже если с ним будут воины, они не полезут, если все провернем честь по чести.

— Договорились! — спокойно кивнул Карамурзин. — Мы будем ждать.

… Потянулись дни ожидания. Мучительные и скучные. Тембулат, как мог, развлекал меня разговорами. Рассказывал мне про ногайцев. Много интересного узнал.

Оказалось, что Ногайская орда распалась так, что не собрать. Тахтамышевские, кипчакские, мансуровские и многие другие. Кто-то переселился в Турцию, кто-то откочевал на Волгу или в Закубанье. Чума и войска Суворова крепко проредили их ряды.

Карамурзин был одним из пяти князей караногайцев. Если бы не жадность русского офицера, он бы не стал воевать с урусами.

— Понимаешь, — объяснял он — нас так мало уже осталось, что нужно думать о выживании. Если будем все время воевать, исчезнем, как многие народы.

— Почему же здесь живешь, а не среди своих?

— Во-первых, ищу Торнау. А во-вторых, ты был в моем ауле? Догадываешься, как живут степняки?

— Так и не добрался. Только слышал, что аул тебе вернули…

— Аул? Нет. Ты не понимаешь. Вернули не селение. Вернули людей, которых выселили на Волгу под Саратов. У степняка аул там, где стоят его кибитки. И жизнь в них не сахар, если привык к просторному деревянному дому.

— Ты не похож на татарина.

Карамурзин усмехнулся.

— Говорят, если копнешь любого русского, то татарина найдешь! Здесь, у черкесов, давно все перемешалось. Гиреев столько, что и не поймешь, кто княжеского рода, а кто нет. Тех же Карамурзиных — две ветви. Одна моя, ногайская. Другая — кабардинская. Но там, в Кабарде, не настоящие князья живут. Не Чингизова корня.

Помимо разговоров, другим развлечением стала стрельба из моего ружья. Я запасся бумажными патронами для моей «Смуглянки Бесс». Так называлось это английское ружье — короткое, но надежное. С нормальной дальностью стрельбы для этого времени. Хоть и не капсульная винтовка, как была у Спенсера, но добротное оружие[2].

Карамурзин все удивлялся, как при таком коротком стволе, она так хорошо себя показывает. И по кучности, и по балансу. Крепкое ореховое дерево приклада могло выдержать хороший удар.

И заряжать на скаку гораздо легче. И стрелять. Тембулат меня учил строго. У меня стало получаться. Без этого искусства в Черкесии не выжить. Враг мог неожиданно на тебя выскочить, и только ружье и верная рука были способны спасти в трудную минуту.

Врагов у меня в Черкесии хватало. А скоро будет еще больше. Я ничего не простил темиргоевцам. У них остался передо мной должок. Шрамы на теле не давали забыть. Тот, что на шее, чесался. Воротник мундира больше его не прятал. Пусть жители аула и смотрели на него с уважением, мне он не нравился. И изуродованный бок — тоже.

Я поделился с Тембулатом своей проблемой. Даже не знаю, совету какого человека я мог бы столь сильно довериться. Князь с его опытом ориентировался в черкесских реалиях как рыба в воде.

Он задумался.

— Хотя не люблю я это дело, но сперва тебе стоит добиться суда по шариату. Сразу начинать убивать не надо. Пусть все знают, что ты в своем праве. Проблема в том, что на их стороне окажется Хаджуко Мансур. Из-за своей жены. Выходит, на шапсугов и натухайцев надежды у тебя нет.

— А вольное общество всадников? Я принят в его ряды.

Тембулат удивился.

— Эти могут. Тогда ищи тех, кто входит в общество. Пусть договариваются со старейшинами. Они встретятся на границе с темиргоевцами. Пускай суд ничего не решит, но люди будут знать, что у тебя есть справедливые претензии. Но ты должен понимать, что воевать с целым родом непросто.

— Плевать!

— Храбрый урум, да? Много видел я смельчаков. Отчаянных. Бескомпромиссных. Их костями Кубань запрудить можно.

Раз под вечер решили посидеть у реки. Говорить не хотелось. Смотрели на огонь, рассевшись на бурках. Слушали шум воды. Октябрь. В горах холодало. Но у костра было тепло и уютно.

Нахлынули недавние воспоминания. Сумбурным вышло прощание с Тамарой. Но традиции заведенной не изменила. Как сел в коляску к Лидии Григорьевне, сунула мне кружку с вином.

— Отпей половину! И только вздумай мне не вернуться и не допить! Найду — и зарэжу! — она сказала по-русски, зная, как меня это веселит.

Сделала страшное лицо. И рассмеялась сквозь слезы. Хорошо понимала, что не к теще на блины еду…

— Всадник скачет! — тревожно сказал Тембулат.

Из бледных сумерек вынырнул Даур. Его распирало довольство. Не в силах его удержать, он спрыгнул с тяжело дышавшего коня и закружил вокруг нашего костра. Выхватил шашку и закрутил над головой, перебирая ногами, словно танцуя.

— Получилось! Получилось! — выкрикивал он.

— Что⁈ Что получилось⁈

Мы вскочили на ноги и смотрели на него в надежде услышать самое важное.

— Пошел отряд на Кубань. Я был с ним. Аслан-бека выбрали командиром. Не доезжая Урупа, увидали зайца, перебегавшего нам дорогу. «Не будет нам удачи!» — сказал я. Люди мне поверили. Тридцать человек поворотили коней, чтобы укрыться в предгорных лесах. «Трусы!» — сказал нам в спину Аслан-бей и поскакал к аулу Адел-Гирея. С ним всего несколько человек. Я — сразу к вам.

— Выдвигаемся! — решительно сказал Карамурзин.

… Коней гнали, не жалея. Дауру дали подменного. Своего он почти загнал, поспешая к нам. В ночной тишине стук копыт по утоптанному и укатанному арбами проселку разносился далеко. Но Тембулат знал, что делал. Сколько раз он водил отряды по этой дороге!

— Ну, что, Зелим-бей? Ты готов?

— К чему? — удивился я.

— Пора проверить, чего ты стоишь. И тебе самому, и мне. Чтобы быть уверенным, что не дрогнешь.

— Я не дрогну! Почему ты сомневаешься?

— Ты пока личинка, — невозмутимо ответил Тамбулат. — Что из нее вырастет, покажут ближайшие дни. Дело тебе предстоит непростое.

— Меня уже много раз проверяли! — возмутился я не на шутку. — Разве ты слышал что-либо о трусости Зелим-бея⁈ Мне оскорбительно слышать твои слова. Признаю: ты великий воин и вождь. Другому не спустил бы такое…

— Для меня чужие проверки — не довод. Я должен сам убедиться. Ты пойми, тут иное. Хлеб абрека горек! Возможно, тебе он будет не по вкусу. Засомневаешься — пойму. Но дальше мы порознь. Со мной за Торнау не пойдешь.

— Что это значит⁈ — я вскинулся, как от удара.

— Сам поймешь. Я с вами в аул Адел-Гирея не зайду. Останусь у околицы. Ты можешь подумать, что я испугался… — он не дал мне возразить повелительным жестом. — Мне еще нужно договариваться с Тамбиевым. По слухам, Торнау у него. Когда Засс со своим казачьим рейдом почти дошел до аула Аслан-бея, много людей погибло. И русского пленника хотели казнить. Его спас один эфенди. Вышел к людям и сказал: никто не может лишать правоверного его собственности.