Лиса в курятнике (Гарри Поттер – детская версия) - Макс Мах

бедренной кости, лишними не стали. Платиновая блондинка с глазами цвета индиго, белой атласной кожей и северорусскими чертами лица выглядела более, чем привлекательно. Эрвин бы такой непременно вдул, правда, не факт, что Катенька такому бы дала. Впрочем, теперь Эрвин навсегда остался в прошлом, а будущее принадлежало Кате Брянчаниновой со всей ее неземной красотой, которая ей теперь и даром не надобна.

* * *

Утро началось с традиционной пробежки, продолжилось короткой разминкой и закончилось спаррингами. В институте весьма серьезно относились к физической подготовке своих подопечных, как, впрочем, и к тому, чтобы благородная девушка была способна за себя постоять. Так что боевая подготовка включала не только магию, но и современный вариант древнескандинавской борьбы «авлог»[7]. Однако, если тренировки в боевой магии являлись долгом перед государством, поскольку все маги чисто теоретически являются военнообязанными, то второе нужно было самим девушкам, особенно тем, кто станет строить свою собственную профессиональную карьеру. У той же богатой дамы, наперсницей которой повезет стать одной из девушек-бесприданниц, есть муж или брат, или взрослый сын, или еще какой родственник мужского пола. И одно дело, если девушка сама ответит на легкий флирт, переходящий в адюльтер самого скандального свойства, и совсем другое — если мужчина попытается взять свое силой. Вот тут боевая подготовка точно не повредит[8].

Катя этим занятиям всегда уделяла должное внимание, — одинокой девушке это просто жизненно необходимо, — но после того, как ее ударило молнией, она превратилась едва ли не в машину для убийства. То есть, пока еще не в настоящую, разумеется, а в такую, которая делает на этом поприще лишь первые, но отнюдь не робкие шаги. Однако и этого хватило, чтобы кто-нибудь, ощутивший на себе ее бешеный напор и явно улучшившуюся технику, сказал об этом вслух.

— Катька, ты что озверин изобрела? — засмеялась Бирна Лентеева, когда после занятия они всей группой возвращались в жилой корпус. — Нет, серьезно! Ты такая брутальная… я прямо вся теку!

Сказано было, вроде бы, в шутку, но Катя все, что необходимо услышала и вдруг сообразила, что Бирна к ней и раньше подкатывала, только она по наивности не понимала недвусмысленных намеков одноклассницы. Однако теперь-то все обстояло с точностью до наоборот. И поняла, и правильные выводы сделала, не говоря уже о том, что теперь у нее появился собственный и отнюдь не слабый интерес. Ей нынешней поиметь красивую девушку не в лом, а в удовольствие, пусть даже это будет голимый паллиатив[9], потому что без того, чтобы вставить, это и не секс вовсе, а так мелкое безобразие. Но, с другой стороны, за неимением гербовой, пишут на простой, не так ли?

— Я готова проверить, — сказала она вслух, и тоже, вроде бы, в шутку, но при этом, так посмотрела своей подруге в глаза, что у той от ее недвусмысленного взгляда разом расширились зрачки и кровь прилила к лицу.

Впрочем, если что и будет, то явно не сейчас и не здесь, потому что в институте девушки проживали в дортуарах на шесть коек в каждом, а в присутствии соседок, понятное дело, сильно не порезвишься. Однако кое-какие возможности спустить пар все-таки существовали. Старшеклассницы имели право на увольнительную в город во все праздничные дни и в большинство выходных. А в городе, между прочим, полно гостиниц на любой вкус. Правда, у самой Кати денег на такие роскошества нет, но отец Бирки Лентеевой генерал-лейтенант от инфантерии и обычно отстегивает любимой дочери от своего оклада денежного содержания немалые толики. Так что, если кому-то не терпится снять трусики и пообжиматься на просторной кровати, а не на сиротской институтской койке, you are welcome[10].

Подумав об этом, Катя обратила внимание на то, что использовала выражение на английском языке, чего делать никак не следовало даже мысленно. В этом мире победу одержали классическая латынь и язык западных франков. Латынь, как язык европейской науки, медицины и юриспруденции, не потеряла своих позиций, завоёванных еще в раннем средневековье, и в Новое Время. Ну а франкский давно уже стал для Европы обыденностью, недаром все языки, выступающие посредниками между разными народами, называются Лингва-франка[11]. Так что все девочки, учившиеся в Добрынинском институте, свободно владели не только новгородским лингом и новоскандинавским спраком[12], но также латынью и языками франков и германцев. Поэтому Кате стоило проявить осторожность и выражаться исключительно на тех языках, знание которых можно как-то обосновать. Она думала об этом почти всю дорогу до дортуара, в очередной раз пытаясь разобраться в современном ей геополитическом устройстве мира, но затем все мысли из ее девичьей головки были привычно сметены стриптизом и обнаженкой, которую она с удовольствием наблюдала уже третий месяц подряд. После удара прошло семь недель, но Кате все еще не приелось зрелище раздевающихся и переодевающихся одноклассниц и, тем более, их нагота в открытых душевых кабинках или в бане, куда они ходили раз в неделю. Баня — это, вообще, был феерический аттракцион невиданной щедрости. Тридцать голых половозрелых девиц в возрасте от семнадцати до девятнадцати лет, двигающихся, сидящих на каменных скамьях или стоящих рядом с ними, идущих через мыльный зал, набирающих холодную или горячую воду из больших бронзовых кранов, сгибающихся над банными шайками, чтобы вымыть волосы, обмывающих груди и промежность и помогающих друг другу потереть спинку или сполоснуть длинные волосы. Раньше Катя не обращала внимания на всю эту эпическую роскошь, но теперь, — после грома и молнии, — все было иначе. И она вовсю оттягивалась, вполне наслаждаясь эротикой русской бани. К тому же, пользуясь случаем, всегда можно было потереть спинку той же Бирне, заодно помацав ее бедра и зад, или невзначай и, разумеется, нечаянно коснуться грудью или рукой прелестей какой-нибудь другой девушки. Но, конечно, совершая все эти «глупости», Катя никак не могла отделаться от мысли, что будь у нее член, она бы всех тут раком поставила и отымела до потери сознания. Однако, не судьба, как раз этого органа, так необходимого ей здесь и сейчас, у нее теперь не было.

«Мечты, блядь, мечты!» — покрутила Катя головой, пытаясь сбросить наваждение и успокоить заполошный стук сердца.

«Все будет, детка, но, увы, не сегодня и без «нефритового жезла»! — остановила она уже взявшие разгон мысли. — А сейчас по плану душ, завтрак и уроки! Вперед!»

Так все и случилось. Распорядок дня — незыблем, как устои государства, поэтому уже через пять минут она оказалась в душе. Включила воду и затаила дыхание. Стараясь не привлекать к себе особого внимания, даже намыливаясь или смывая мыло и бальзамы под