Полуварвар - Тимофей Иванов

мало. Подрасту, подучусь и буду думать, а пока до этого момента ещё как раком до Шанхая. Зато мы с братом наконец дошли до ручья, который был поближе, где сбросили с себя корзины с углём и не сговариваясь сунули головы в холодную воду.

— Пффф, хорошо — произнёс я, отфыркиваясь.

— А знаешь, что может быть лучше? — раздался рядом голос «молотоголового».

— О да — ответил я, выворачиваясь из ещё не состоявшегося захвата и опуская бестолковку брата обратно под воду.

Ситуация эта у нас повторялась… Да всю эту жизнь. Не в плане ручья, а в плане соперничества и попыток выяснить кто лучше и сильнее. Так что к очередной попытке побороться я был готов, как пионер. Иное-то чревато, Тормод может и не блистал коварством Локки, но совершить неожиданное нападение было для него в порядке вещей. А ещё к моему сожалению брат был физически сильнее меня. Ассоны вообще народ чрезвычайно крепкий, все кого я видел за эту жизнь были высокими и мускулистыми дылдами. Вероятно тут сыграли роль две вещи, во-первых у нас тут был весьма некислый естественный отбор, отсеивающий слабаков, которые неспособны к тяжёлому труду, схваткам со зверьём, а также боям с другими людьми и нелюдями. А во-вторых северные варвары, как нас называли представители других народов, практиковали довольно неклассическую магию. Все взрослые мужи, то есть прошедшие посвящение в мужчины юноши, допускались к тайнам использования некой странной энергии, праны, силы самой жизни. Она делала их, уж пардон за масло масленое, сильнее, а ещё стремительней, выносливей, живучее и вероятно крупнее. По крайней мере заморские гости и наши трэллы были куда как ниже ростом и субтильнее. Вероятно использование этой магии из поколение в поколение тоже наложило отпечаток на ассонов. Ну или в моём новом народе действительно течёт некоторое количество крови Ассов, поди разбери.

Тем более у меня сейчас были дела поважнее, в частности не дать вывернуться брату, потому что если он это сделает, то пускать пузыри в ручье буду уже я. Крайне сомнительное удовольствие, проверено и не раз. Но Тормод к счастью уже начал выдыхаться с заломанной мной рукой и дёргался всё меньше, так что вскоре я отпустил этого оболтуса, вытащив его лицо из воды.

— Тьфу, мля, трахни тебя Мимир — отплёвываясь, ругнулся тот.

— Ты это только при мамке не повтори, прибьёт — хохотнул я. Сквернословие она действительно не поощряла, а рука у Келды, как было сказано, тяжёлая.

— Она не узнает, если только ты меня не сдашь — проворчал брат.

— А я когда-нибудь сдавал? — приподнялась моя бровь, придав лицу вопросительное выражение.

— Очень надеюсь так будет и впредь — снова проворчал он, подражая слогом взрослым — И вообще чего мы рассели, идём.

— Ну идём, так идём — не стал спорить я, взваливая корзину обратно на спину.

Тормод был как всегда зол от своего поражения, в такие моменты его было лучше дополнительно не раздражать, а то неделю будет дуться. Не нужно быть Эйнштейном или маститым психологом, чтобы просчитать ситуацию и догадаться, что в будущем обиды законного первенца мне могут аукнуться. Так что я не давал себя гнобить, на подначку отвечая подначкой, а на удар ударом, но когда побеждал, то не топтался по чужой гордости в своё удовольствие. Если побеждал. Мой братец всё таки опережал меня в плане физического развития, так что природная ловкость и память о самбо, что осталась со мной с прошлой жизни, не всегда вывозили. Зато хоть моему голубоглазому и рыжеволосому компаньону можно было многое поставить в вину, он никогда не отказывался встать со мной плечом к плечу против кого-то другого. Полукровка и недоассон были пожалуй одними из самых слабых слов, которыми меня порой награждали чужие дети, а конфликт в таких случаях быстро переходил в горячую фазу с разбитыми носами, подбитыми глазами, а порой и переломами. Малолетки вообще по своей природе жестоки и безбашенны, а уж в средневековье подавно, так что за оскорбления я бил в ответ от души. Это было единственным способом не превратиться в парию, всё таки добрый кулак все уважают. Ну а я уважал брата за его верность семье даже в моём лице, хотя наедине этот мелкий засранец всегда мог доставить мне проблем.

Путь до посёлка на берегу фьорда был не так чтобы близким, просто так идти было довольно скучно, а после поражения брат не отличался разговорчивостью. Зато мне ещё с прошлой жизни было известно, что песня нам строить и жить помогает, так что через несколько минут неловкого молчания я затянул:

— По тропинке лесной, походкой прямой

Он шёл не спеша с углём за спиной

Завтрак был давно, не скоро обед

И каждый здесь знал, обратно дороги уж нет…

— Альвгейр заткнись, а? Из ледяного тролля лучший скальд, чем из тебя — проворчал Тормод.

— Ничего, Тилль Серебряный язык тоже не родился, а стал великим скальдом — отозвался я, радуясь что «молотоголовый» как обычно не смог долго молчать.

— Не говори глупостей, с талантом либо рождаются, либо нет. И ты с ним не родился. Не говоря уже о том, что кто-то тут учится у старика Гринольва волшбе, а не пению — хохотнул он.

— Херня — не согласился я, применив «взрослое» слово в речи — Всё в себе можно развить, талантливых всегда превосходят усердные. К тому же Гринольв мои попытки весьма одобряет, в музыке и песнях своя магия, пусть и не такая как в заклинаниях, что южные маги любят произносить вслух.

— Он просто слишком добр к тебе — буркнул брат.

— Я первый за долгие годы, кто дал ему правильный ответ на главный вопрос — улыбнулся я.

К Гринольву, «Зелёному Волку», я первый раз пришёл, когда мне было меньше семи лет. Старик был таким же членом семьи, как и остальные, приходясь мне пра-пра-прадедом. Ну а ещё крайне авторитетным человеком, годи, то есть волшебником и прорицателем, долгожителем и жрецом Одина по совместительству. Не плэйбой, миллиардер и филантроп, но в местных реалиях это даже круче. Старик жил на отшибе у капища и я был не первым, кто был взят им в на обучение и уж тем более не первым, кто пытался стать годи, но зато