Инсектопокалипсис - Кристиан Бэд

кусок, закрывавший ей рот, стала восторженно болтать.

— Максим Владимирович, — щебетала она. — Как прекрасен лес, правда? Наверное, на нас скоро нападут прекрасные муравьи? И съедят?

— Кто? — я остановился и опустил Вику на травку.

Оказывается, тут ещё есть «прекрасные» муравьи-людоеды? Интересно, они такие же здоровенные, как медперсонал с брюшками и крылышками?

— Ну, муравьи, — туманно пояснила девушка, рассеянно озираясь.

Я хотел было развязать её, и даже уже потянулся, но улыбка вдруг стала сползать с милого лица Вики.

— Где мы? — воскликнула она, словно спала всё это время и только сейчас проснулась.

— Понятия не имею, — пояснил я, вглядываясь в серые глаза, где билась теперь тревога.

— Но как же так? — Вика испуганно озиралась по сторонам. — Развяжите меня, Максим Владимирович! Ведь я же сейчас должна быть в клинике! Мне нельзя пропускать ужин! У меня — особый режим!

Похоже, что пелена дурацкой радости с девушки спала. Значит, она была чем-то одурманена?

— Вика, скажите честно, неужели вам хочется, чтобы на вашем животе вырос безобразный кокон, в котором будут развиваться яйца насекомых? — спросил я резко.

Девушка посмотрела на меня как на идиота:

— Что вы такое говорите, Максим Владимирович! Как я могу не хотеть? Роль матери-девственницы в нашем обществе одна из самых почётных! Или... — она испуганно захлопала глазами. — Или вы из службы контроля улья? Вы проверяете меня? Вы что такое устроили? А ну, ведите меня обратно!

— То есть вы... — я запнулся. Чего я ей выкаю? — То есть ты реально хочешь стать этой?.. — я поморщился. — Насекомобрюхой? Лежать и смотреть, как в животе копошатся черви и питаются твоими соками? Не страшно?

— Да, страшно! — взвизгнула Вика. — Но что я ещё умею делать? Меня отобрали из многих десятков несчастных детей, которые живут в разрушенных городах и питаются отбросами! Я — здоровая, сильная! Я могу стать матерью, получить социальные гарантии улья!

— Чего? — переспросил я.

— Улья! Чего ещё? — заорала на меня Вика. — И я на всю жизнь буду обеспечена едой, теплом, уходом!

— А дети? — спросил я растерянно. — Свои, человеческие дети?

Вика заплакала.

Я сел рядом с ней на траву.

— Слушай? — сказал я проникновенно. — Я попытаюсь тебя спасти. Но сначала ты должна рассказать мне, что тут у вас происходит?

— Зачем? — всхлипнула Вика. — Я понимаю, что это какая-то проверка, и я её не прошла. Так вот к чему были все ваши шуточки про короткую юбку! Вы проверяли, сильно ли моё намерение стать матерью! Да, я боюсь, Максим Владимирович! Я — трусиха! Но зачем вы устраиваете мне этот глупый допрос? Разве что у вас есть возможность пристроить меня хотя бы в медсёстры?

Объяснить Вике, что я совсем не тот Максим Владимирович, который приставал к ней в клинике, я бы сейчас не сумел. Но совпадение имени и симпатий к женскому полу было удивительным.

Девушка нравилась мне всё больше. Но как ей помочь, если я вообще не понимаю, где мы и что здесь происходит?

Я погладил девушку по руке:

— Верь мне. Я обязательно что-нибудь придумаю. Но не могла бы ты объяснить мне, как попала в клинику?

Я подцепил конец скотча и начал отлеплять его, чтобы «распеленать» Вику.

Рвать его мне не хотелось. В моих условиях мог пригодиться сейчас даже использованный скотч.

— Да всё как обычно, — удивилась Вика. — Муравьи не оставляют в покое улей. И чтобы защитить его, нужно много сторожевых особей. Здоровых матерей не хватает. Люди поражены генетическими болезнями, эти проклятые вирусы так изуродовали весь мир, что приходится попотеть даже в поисках такого ничтожного человеческого материала, как я.

— Вирусы? — переспросил я.

— Ну да, вирусная ДНК. Кусок генетического кода, который вирусы встраивают в организмы животных. У насекомых же совсем нет иммунитета, а некоторые люди как-то справляются. И приходится растить яйца в наших телах. Но здоровых немного и среди людей. Улей и так уже повысил категории почётности для матерей-девственниц. А тут ещё эти муравьи...

Часть скотча я уже снял, и Вика кое-как поднялась на колени. Повернула голову, всматриваясь в чащу.

— Туда! — вдруг выкрикнула она. — Надо идти туда! Срочно! Скорее!

И подпрыгнула, пытаясь подняться на ноги.

Я понял, что на неё опять чем-то воздействуют, но чем?

И тут приторно-сладкий запах защекотал мне нос: феромоны! Я же уже ощущал этот запах в клинике! Насекомые общаются между собой на языке запахов!

Феромоны... Что я помнил о них из общего курса институтской биологии? Как жаль, что специализировался я на кодах, и биологию мы изучали только для того, чтобы оценивать реакции «сосудов» на наши эксперименты.

Кажется, феромоны действуют на поведение и эмоциональное состояние насекомых одного вида. Но как же Вика? Неужели гены людей и гены насекомых перепутались?

А я? Почему на меня эти запахи не влияют? Что же произошло на земле за 10 000 лет?

Это не эволюция, она пилит свой сук гораздо медленнее. Вика — жертва какого-то ужасного эксперимента или биологической войны.

Случилось что-то такое, что заставило насекомых обрести подобие разума. У них нет неокортекса, как у людей, но есть грибовидные тела. Парные структуры в мозге из нескольких слоёв нейронов.

Грибовидные тела достигают самых больших размеров у перепончатокрылых! Как раз у пчёл, ос и муравьёв!

Похоже, гигантские насекомые в больнице — пчёлы-переростки! Или осы?

Я посмотрел, как Вика, извиваясь, ползёт туда, откуда доносился манящий запах. Обмотанная скотчем — она была похожа на огромную гусеницу.

Но почему запах идёт не со стороны больницы, а из самой чащобы? А что если пациентку пытаются не вернуть, а убить?

Пчёлкам же не только яйца нужно выращивать. Им же нужен белок! Они же сейчас выманят нас и сожрут!

Глава 5. Родион

Родион закашлялся и склонился над картой, обводя красным карандашом места, где разведка последний раз видела охотничьи отряды муравьёв.

Над столом тускло помаргивала лампа. Света было мало, потому Родион щурился и склонялся над картой все ниже, рискуя и вовсе лечь на неё лицом.

Это не помогло — лампа мигнула ещё пару раз и погасла совсем. Родион чертыхнулся и на ощупь стал пробираться к выходу.

Оказавшись рядом с дверью, он стал нашаривать ручку. И вдруг с размаху