"Фантастика 2025-61". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Емец Дмитрий Александрович

Останавливаться было уже поздно. Отворачивать тоже. Крылья у Аскольда были полуприжаты. Разогнавшийся как пуля, он стремительно обрушивался прямо на гиел. Действительно, какие тут арбалеты! Какие топоры! Сашка до боли закусил губу, закричал. Крик сразу снесло – он его даже не услышал. Продолжая беззвучно кричать, Сашка пронесся между берсерками, удивившись, что гиел разметало как осенние листья.

«Неужели задел? Вдруг крылья пегу переломал?» – мелькнула мысль.

Убежденный, что берсерки, пылая жаждой мести, уже гонятся за ним, он вскинул голову. Картинка, которую он увидел, отпечаталась в его сознании на всю жизнь. Одного из берсерков выбросило из седла, и он повис, застряв ногой в стремени. Гиела металась, летая кругами и сильно заваливаясь на один бок. Похоже, всадник, не осознавая, что делает, продолжал жалить ее электроповодьями. Другой берсерк, опомнившись, пытался направить свою гиелу вслед за Сашкой, но гиела упрямилась.

Параллельно Сашка, к удивлению своему, обнаружил, что мир трясется. Это он сам, не осознавая этого, всем телом наклонялся вперед и раскачивался. Ему казалось, что так он разворачивает Аскольда и толкает пега к спасительному облаку. Откуда-то сбоку и сверху вынырнул Родион. Как петух наскочил мощной грудью Митридата на второго берсерка. Безжалостно сшиб его, и тот вместе с гиелой унесся куда-то, зачерпывая руками воздух и точно сам пытаясь лететь.

Потом Родион оказался прямо перед Сашкой. Что-то закричал. Замахал рукой, привлекая внимание. Сашка видел, как распахивается его рот, но почему-то голос Родиона звучал не изо рта, а со стороны вцепившейся в поводья Сашкиной руки. Ах да, кентавр!

– Лети за мной, дурила! Пега выравнивай! Чего ты трясешься в седле? Расшибешься!

Сашка, опомнившись, перевел Аскольда в горизонтальный полет. Следуя за Родионом, он пронесся над самыми крышами, едва избежав столкновения с одинокой железной мачтой, к которой сходилось множество проводов. Выправился. Полетел за Родионом. Не жалея Митридата, Родион сердито и быстро набирал высоту, изредка переговариваясь о чем-то с Улом, которого Сашка сейчас не видел.

Они продолжали подниматься. Сашка угадывал высоту по возраставшему холоду и по тому, что все тяжелее становилось дышать. Лишь когда они пронизали первую, а за ней и вторую тучу, Сашка понял замысел Родиона и почему тот не жалел Митридата. Родион отрывался от возможной погони, но отрывался не уходом к ШНыру, а набором высоты.

Предельная высота полета пега – пять-шесть километров. На шести километрах уже сложно лететь без кислородной маски. Шныр начинает задыхаться, а пег быстро устает – ведь ему тоже нужно дышать. Гиелы же те вообще редко поднимаются выше трех. Не любят высоты. Поэтому с трех километров до шести – царство пега. Ведьмарей здесь редко когда встретишь.

Наконец откуда-то вынырнул Ул и, часто оглядываясь, чтобы убедиться, что они его видят, пристроился впереди. Замахал рукой, показывая, что довольно, больше подниматься не нужно. Сашка пролетел еще немного, а потом летящего впереди Ула подхватило и, как невесомую бумажку, отшвырнуло сразу метров на пятьдесят. Сашка увидел, как, едва усидев в седле, Ул с усилием разворачивает Азу. Потом точно так же, но уже чуть мягче, потому что он был уже готов, подхватило и отбросило Родиона.

Пока Сашка соображал, что случилось, то же самое произошло и с ним. Налетевший откуда-то ветер ударил Аскольда под правое крыло. Пега развернуло, поставив почти перпендикулярно земле. И сразу же отбросило, как прежде Ула и Родиона. Правая нога Сашки выскользнула из стремени. Он попытался удержаться, но ощутил, что заваливается все сильнее и сильнее. Еще немного – и он повиснет, как тот берсерк, если вовсе не вылетит из седла. Сашка отчаянно замахал руками и в последний момент сумел вцепиться в одну из сумок. Это помогло ему удержаться. Он вернулся в седло. К тому времени Аскольд уже самостоятельно развернулся крыльями по ветру. Вокруг что-то выло, гудело. Попутное воздушное течение! Вот что они искали и наконец обнаружили!

Аскольд несся в воздушном потоке, следуя за Улом и Родионом, которые были уже далеко впереди. Скорость потока была так высока, что Аскольд почти не двигал крыльями. Разбросал их и планировал, изредка делая несколько точных и коротких взмахов, чтобы подправить полет.

Холод был жуткий. Виски сковало точно обручем. Торчащие из-под шапки волосы звенели. Влага на куртке превратилась в лед. Окажись тут Рина с ее образным воображением, она назвала бы Сашку «ледяным человечком». Перья пега снаружи тоже покрылись льдом, но он был тонок, не держался и соскальзывал крошечными брызгами. Видно, сама форма пера как-то препятствовала обледенению. Какое же все-таки продуманное и совершенное существо – пег!

Летели они очень долго. Так долго, что солнце начало выцветать и выцвело в вечер. Ревущий ветер покачивал Сашку как куклу. Убаюкивал. Выдувал все мысли. Он уже не знал, ни куда летит, ни зачем летит, ни летит ли вообще. В нем все вымерзло. Все размылось.

Изредка Сашка закрывал глаза и позволял себе на одну-две секунды уснуть. Потом толчком просыпался. Поначалу ему еще смутно хотелось, чтобы полет скорее прекратился, но потом и это желание исчезло. Он скорее удивился и даже воспротивился, когда, прорезая вечер, точно загустевший кисель, впереди него возник Ул, замедливший полет Азы, и как мельница замахал руками.

Несколько секунд Сашка непонимающе таращился на Ула, а потом, очнувшись, направил Аскольда в сторону и вниз. Тяжелый пег неохотно вышел из ревущего потока и стал снижаться.

Внизу редкими островками, похожими на плохо выбритую щетину, толпились деревца, а между ними – снег, снег, снег. В снег они и сели. Потом долго брели пешком, ведя пегов за собой. Было сыро и противно. Пеги фыркали, упрямились. Аскольд то и дело останавливался и стоял как ослик, сильно откинувшись назад и расставив передние ноги. Не сложенные до конца крылья со встопорщенными перьями висели по сторонам какими-то непонятными одеялами, прикрывавшими сумки с закладками. Аза тоже капризничала.

Родион искал место для ночлега. Наконец они зашли в лесок. На оттаявшем склоне развели костер. Нарубили елок, мигом соорудив навес. Теплый воздух от костра попадал под него, бродил и, отыскивая щели, просачивался наружу. Быстро стало тепло, даже почти жарко. Пеги, стреноженные и с подвязанными крыльями, ходили у ручья, в низине.

Внезапно Родион уставился на Сашку и задиристо ткнул его кулаком в плечо. Не понимая, что он сделал не так, Сашка отодвинулся спиной к жару костра. Заблудившаяся искра пчелой укусила его за шею. Родион опять ткнул его и засмеялся. Смех его был страшным, лающим. Казалось, он кашляет и одновременно веселится.

– Нет, ты видел этого вот! – крикнул он Улу. – Ты посмотри… посмотри! Я из тучи выхожу… гляжу, он головой вертит, меня не замечает… Я к нему. А тут он вдруг решился и вниз куда-то валится… Я думаю: что такое? В нырок, что ли, пошел? Да нет, не похоже! Увязался за ним. А там два ведьмаря на гиелах. Он пометался-пометался, да прямо между ними и свалился. Они скорее в стороны. Одного аж из седла выбросило! Еще бы – пикирующий пег! Такое в страшном сне не привидится!

– Я их за вас принял, – буркнул Сашка.

– Да это ясно, что не за себя, чудо былиин! – согласился Ул. – А знаешь, почему их разметало? У тебя ж две закладки на седле были! Дикая силища!.. А вообще с боевым крещением тебя! Хотя это не крещение еще… Крещение – это когда в первый раз в передрягу попадешь и потом в строй вернешься.

Родион перестал кашлять смехом и повернул к Улу лицо. В строгих его глазах плясали два одинаковых костра.

– Это да, – сказал он. – В строй. Вроде, смотришь, смелый шныр, ныряет, достает что-то. А один раз собьют его, расшибется, пега потеряет – узнает страх. Тут у некоторых такая тряска начинается – в седло не могут сесть. Или сядут, на метр поднимутся – и назад. Перемыкает человека. Перед нырками вообще неконтролируемый ужас начинается. Многие после таких случаев летать бросали. Взять того же Вадюшу… Да не только его!