Шайтан Иван 7 - Эдуард Тен

вспыхнул огонь азарта. — Сделайте всё возможное, Ян. И знайте — вы не останетесь без моей поддержки. Если возникнут осложнения, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.

— Благодарю вас, Фарух-ага. Я не забуду этих слов, — Ян поднялся. — Ужин и вино были великолепны, но мне пора к своим людям.

— Постойте, — остановил его Флетчер и крикнул в сторону входа: — Кумар, принеси-ка ещё одну бутылку этого вина! Выпейте на досуге, Ян. И вот ещё… — Он достал из складок халата небольшой, туго набитый кошель и протянул его Яну. — Здесь двадцать золотых. На продовольствие и фураж. Не смущайтесь — голодный солдат плохой воин.

Ян на мгновение задержал взгляд на кошельке, затем твёрдой рукой взял его и бутылку.— Благодарю вас, — кивнул он без лишних слов, и вышел из шатра в сгущающиеся сумерки.

Флетчер сидел в глубокой задумчивости, его взгляд был устремлен в одну точку, но видел не убогие ковры шатра, а далекие перспективы. Ему отчаянно нужен был громкий, оглушительный успех — не просто удачный набег на русскую линию, а нечто такое, о чем заговорили бы в штабах и канцеляриях. Ценность имел не столько реальный урон, нанесенный врагу, сколько шум, молва, пересуды вокруг этой операции. Искра сомнения, раздутая в слух, — вот что могло стать его пропуском к свободе. С этим в кармане он мог бы уже смело просить отставки, завершить эту изматывающую душу игру. Уголки его губ непроизвольно дрогнули, и на лице, на мгновение, расцвела тихая, мечтательная улыбка.

Глава 22

Начальник штаба Сунженской линии полковник Савин Давыд Ильич, получив тревожное донесение от своего первого помощника капитана Лесникова, в который раз безуспешно искал выхода из сложившегося опасного положения. Вынесенные далеко вперёд, на самый край оборонительной линии, новые станицы и военные посты были подобны незажившим ранам на теле линии обороны. Их укрепления строились медленно и находились в разной, но всегда недостаточной степени готовности. В случае внезапного нападения горцев их участь была предрешена. Все попытки полковника донести эту простую мысль до начальника, генерала Головина, наталкивались на глухую стену высокомерного непонимания и вызывали лишь раздражение.

— Послушайте, Давыд Ильич, — на этот раз генерал, отложив перо, посмотрел на полковника с нескрываемым раздражением. — Неужели вы и вправду так серьёзно опасаетесь этих банд разбойников? Вам должно быть стыдно, как офицеру. Помню, во время компании в Польше, я с тремя ротами при одном орудии обращал в бегство тысячи восставших. А ведь поляки, смею заверить, не самые плохие солдаты в Европе! А вы всё твердите мне об опасности со стороны каких-то диких горцев. Хватит сеять панику!

Он резко встал и прошелся по кабинету.— Приведите войска в полную боевую готовность, ускорьте строительство укреплений силами гарнизонов. Направьте в помощь сапёрную роту. Пусть солдаты займутся делом, а вы не предавайтесь пустым опасениям. Право слово, не понимаю вашей тревоги, полковник.

Полковник тяжело вздохнув сказал единственное, что у него оставалось.

— Слушаюсь ваше превосходительство.

Вернувшись в свой кабинет, полковник Савин ещё долго не мог справиться с гнетущим раздражением. Генеральские насмешки жгли душу обиднее, чем открытое хамство. Наконец, сжав кулаки, он принял решение.— Ординарец! Немедленно ко мне капитана Лесникова!

Вскоре в дверь постучали, и на пороге появился знакомый силуэт.— Здравия желаю, господин полковник. Вызывали?— Проходите, Вадим Сергеевич, — устало кивнул Савин. — Только что был у его превосходительства. В очередной раз. Снова выслушал лекцию о чести мундира и был удостоен звания «главного паникёра Кавказа». По мнению Головина, мы тут сидим и зря казённый харч проедаем, пугаясь «шаек дикарей».

Капитан, внимательно выслушал, мрачнел с каждым словом.— Сочувствую, Давыд Ильич. Но я вынужден быть прямолинейным: если грянет беда, а мои источники уверяют, что горцы не просто собираются, они готовят набег, то отвечать головой придётся нам. И в первую очередь, вам. Позволю себе даже предположить, какими будут первые слова на разборе последствий набега.

Савин горько усмехнулся.— Не томите, Вадим Сергеевич, поделитесь своим пророчеством.

— Скажут так: «Господин полковник, его превосходительство человек новый, на Кавказе всего несколько месяцев. Но вы то здесь пятый год служите! Вы должны были настоять, убедить, предусмотреть! Почему не были приняты меры?» А потом посчитают убитых и сожжённые станицы… дальше рисовать картину.

Полковник тяжело откинулся на спинку кресла, его взгляд уставился в потолок.— М-да… Весьма убедительная картина. И совершенно справедливые вопросы. — Он перевёл на капитана усталые глаза. — Так что же нам теперь делать, капитан? Вот в чём главный вопрос. И ответить на него предстоит нам с вами. Других вариантов не вижу.

— Давыд Ильич, давайте исходить из существующих реалий, — капитан Лесников подошёл к карте, висевшей на стене кабинета. — Самый слабый участок на нашей линии — вот здесь: три новые станицы и два военных поста. Они как гнилые зубы — шатаются, и одного хорошего удара будет достаточно. Предлагаю усилить их за счёт резервов со старой линии. Можно временно перебросить казачьи сотни Терского полка и пластунскую сотню Отдельного Кавказского батальона. Чуть дальше, здесь, — он ткнул пальцем в точку на карте, — стоит ещё одна сотня Моздокского полка. Её тоже можно задействовать.

— То есть, вы предлагаете, Вадим Сергеевич, выдвинуть в этом году несколько регулярных команд и казачьих сотен вперёд, создав временный укреплённый рубеж? — уточнил Савин, вдумчиво изучая карту.

— Именно так. Казаки в тех станицах только-только готовятся собрать урожай. Потеря его для них, верный голод. Но есть нюанс, — Лесников сделал многозначительную паузу. — Любые перемещения казачьих подразделений необходимо согласовать с войсковым атаманом. Военная администрация может командовать ими напрямую только в условиях объявленного военного положения.

— Думаете, атаман откажет? — полковник вопросительно поднял бровь.

— С атаманом? Нет, Давыд Ильич, с Николаем Леонидовичем мы найдём общий язык. Он человек разумный, и речь идёт о защите его же станиц. А вот с командиром Пластунского батальона, полковником Ивановым, я лично не знаком. Много о нём слышал от подполковника Шувалова, тот отзывается о нём с нескрываемым восхищением. Пересказывать все слухи — дело неблагодарное. Скажу одно: сделать столь стремительную карьеру, из подпоручика в полковники, за такое короткое время да ещё и при таком иконостасе… Георгиевский кавалер, ко всему прочему. Согласитесь, это о многом говорит.

— Да, и я о таком чуде слышал, — хмыкнул Савин. — Но чести быть представленным ему не имел. Где