Время - словно капля янтаря - Игорь Вереснев

Перебороть муть и озноб так и не удалось, но я заставил себя пойти следом. Два квартала до остановки «тридцать четвёртого» мы шли пешком. Ксюша и я-тогдашний — впереди, бодро и весело. Я-нынешний — сзади, шагах в пятидесяти, с трудом переставляя ноги, не глядя по сторонам, все силы сосредоточив на том, чтобы не споткнуться, не упасть. Это оказалось труднее, чем идти в самом густом киселе времени! Это было на грани моих возможностей. Но я шёл. И молился о том, чтобы я-тогдашний не оглянулся. Иначе произойдёт страшное.

Автобус ждали не долго. Мне-нынешнему и подбежать пришлось, чтобы успеть. Вскочил в заднюю дверь и сразу же отвернулся. Ксюша и я-тогдашний стояли на первой площадке, рядом с кабиной водителя. На следующей остановке освободится место, они сядут, и незачем им будет оглядываться. И это хорошо. Пока же оглядываться нельзя было мне.

Меня всё ещё мутило. Надеясь, что станет легче, я закрыл глаза…

Я узнал его сразу! Я видел его прежде — в домике на дачном участке, когда пытался экспериментировать с хронобраслетом. Но сейчас-то я был в нормальном времени?! Бесцветно-серые комковатые жгуты струились вокруг, то истончались, то делались объёмными и плотными до осязаемости. Они заполняли весь автобус. Не было в автобусе никого, кроме меня и этого монстра. И он не просто тянулся ко мне, как в прошлый раз. Он уже нащупывал, прикасался, пытался обвить ноги, живот, грудь. Я ощущал его словно голой кожей. Не горячий и не холодный, не скользкий и не шершавый. Он был никакой. Будто кисель межвременья, только загустевший сверх меры, ставший резиново-упругим, неподатливым. Теперь я знал, что спеленало меня в моём сне!

— Кто ещё не оплачивал?

Я рывком поднял веки. Женщина-кондуктор, худая, с измождённым лицом, выступающими скулами, стояла рядом со мной. Спрашивала вроде у всех, но смотрела в упор на меня. Знала, кто в этом автобусе не оплачивал. А за ней серая муть струилась, завивалась жгутами. Я потряс головой, стараясь сбросить наваждение. Тошнота от этого только усилилась. И монстр стал виден отчётливей. Он нагло протискивался между стоящими в салоне пассажирами, выползал из-под сидений, пытался заполнить всё свободное пространство.

Никто, кроме меня, этого не видел. Кондуктор же истолковала моё движение по-своему. Нахмурилась.

— Мужчина, вы проезд оплачивать будете?

Да буду, конечно, буду. Вспомнить бы, в каком кармане кошелёк. Или не взял я его, когда из дома выходил?

Слава богу, в кармашке тенниски лежала купюра. Вынул, подал, не глядя.

— А помельче у вас нет?

Я отрицательно качнул головой. Женщина, недовольно поджав губы, полезла в сумку за сдачей. А я боролся с монстром. Старался его не видеть, не замечать. И не мог.

Автобус затормозил у остановки. Едва заметно затормозил, но меня качнуло. Не смог я удержаться за поручень, потому как не поручень это был, а упругий извивающийся жгут. Пальцы сами собой разжались, и я повалился на кондукторшу.

— Мужчина! Вы что, пьяный?

Я не был пьяным. И она это понимала — не несло от меня перегаром. Потому испугалась ещё больше — с пьяным понятно, что делать, а тут как быть?

— Вам плохо? Молодёжь, место кто-нибудь уступите! Видите же, плохо человеку!

Не знаю, уступил ли кто. Разве поможет? Я не мог дальше ехать в этом автобусе. Нам с монстром было слишком тесно вдвоём.

Я шагнул к двери. Не успел. Створки захлопнулись перед самым носом.

— Выйти хотите? — облегчение в голосе кондукторши. За пассажиров она отвечает, за всех остальных — нет. — Коля, открой заднюю! Здесь человеку плохо!

Коля послушно открыл. Уже когда я вываливался наружу, кондукторша ткнула мне что-то в руку:

— Сдачу заберите!

Могла и все деньги вернуть, за одну-то остановку. Хорошо хоть сдачу дала.

Автобус укатил, и мне сразу же полегчало. Мгла рассеялась, и змеящиеся жгуты дурным сном показались. Я зажмурился для пробы: перед глазами темнота и яркие блики солнечных зайчиков. Я был совершенно здоров, адекватен, готов действовать.

«Тридцать четвёртый» катил всё дальше и дальше. Вон он, от следующей остановки отъезжает, увозит от меня Ксюшу. Навстречу страшной смерти увозит! Не мог я этого допустить, не мог позволить убить её ещё раз. Нужно было немедленно что-то предпринимать.

Я шагнул навстречу неспешно едущему по проспекту такси, вытянул руку.

— Пересечение Ленина и Шевченко!

Водитель, парень лет тридцати, кивнул. Адрес его вполне устраивал. Машина рванула с места, увеличивая скорость. В один миг мы догнали автобус. Водитель включил поворотник, приготовился обгонять — и тут я опомнился. Минут пять-семь, и мы будем на месте. Мне останется дожидаться… и опять всё пойдёт по кругу? Нет уж!

— Не надо обгонять, — попросил я. — Давай за этим автобусом.

Парень посмотрел на меня удивлённо.

— Он плетётся, как черепаха.

— Ничего, я не спешу.

— А у меня работа сдельная.

— Сколько хочешь?

Водитель задумался.

— Давай по спидометру плюс время, как за простой.

Это было жирновато, но не спорить же!

— Хорошо.

Мы поехали следом за «тридцать четвёртым». Ползли «черепахой», останавливались, когда он останавливался.

— Ты что, следишь за кем-то? Частный детектив, что ли?

— Ага, детектив. Частный.

— Тётка какая-то наняла выследить, к кому благоверный шляется, я прав? Вот блин, денег людям девать некуда, зажрались. А не боишься, что он нас засек?

Парню хотелось поговорить, мне — нет. Когда водила понял, что беседа не клеится, недовольно насупился.

— Влипну я с тобой в неприятность.

— Не влипнешь.

Но прав оказался он, а не я. После следующего светофора навстречу такси вдруг шагнул гаишник, махнул палочкой, приказывая остановиться.

— Да что за напасть! Не нарушал вроде ничего, — возмутился парень. И начал сбавлять скорость, прижимаясь к обочине. А «тридцать четвёртый» уже был у следующего перекрёстка, успевал на зелёный. До бульвара Шевченко ему оставалось две остановки.

Пузатый гаишник шёл неторопливо. Куда ему спешить? Деньги сами, на колёсиках, к нему подкатывают, знай себе стой, да палочкой помахивай. Пока подойдёт, пока разбираться будут… Не успеем догнать!

Я дёрнул ручку, распахнул дверь.

— Э, а деньги?! — возмутился шофёр, но заметил брошенную на сиденье купюру, замолк.

Метров через сто проспект заворачивал вправо. «Тридцать четвёртый» уже исчезал там, за росшими вдоль тротуара деревьями. Я побежал. Мимо подозрительно уставившихся на меня гаишников, петляя между прохожими, проскакивая перекрёстки на красный свет, бросаясь чуть ли не под колёса машин, не слыша сердитые сигналы и матерную ругань.