Титановый бардак - Квинтус Номен

у Бредиса, сам говоришь, полсотни рабочих, которые на станках работать хоть как-то умеют. А по планам — которые, между прочим, Оля готовила — там должно работать больше пятисот человек!

— Ну, если пацанов считать, то где-то так и выходит…

— Выходит у него… на заводе станков сколько? Штук тридцать? Мальчишки пока только учатся, и скажи спасибо Митрофану Даниловичу, что они эти станки еще не разломали! Ты помнишь, сколько времени работали в первую пятилетку импортные станки до полного износа?

— Не помню, потому что и не знал этого никогда. А сколько?

— Больше девяноста процентов импортных станков, закупленных в годы первой пятилетки, были приведены в полную негодность меньше чем за год! Рукожопы на марше, дрожи, проклятый буржуйский станок!

— Хорошо тогда, что Валя сам станки делать научился…

— У Вали на заводе как раз собрана элита отечественного рабочего класса. А если ты посмотришь в их сторону попристальнее, то не сможешь не увидеть того, что все они нынешних большевиков несколько недолюбливают, причем взаимно: из его двух сотен рабочих едва ли два десятка прибыли в Боровичи не под конвоем. Я со многими говорила — так почти все они при царе в месяц куда как больше сотни рублей получали! И, понятно, за три червонца в месяц горбатиться у них ни малейшего желания не имеется…

— Но у Вали у них…

— Не у них, а у нас они в квартирах прекрасных живут, медицина в городе как нигде в СССР, опять же досуг и дети не только учатся, но и воспитываются. Ты случайно не знаешь, где еще в стране и ясли, и детские сады, и кружки всякие бесплатные? И зарплата у них отнюдь не большевистская, кстати.

— Не знаю…

— Ну так знай: сейчас в гегемоны прут крестьяне, которые уже совсем до ручки доведены. Проще говоря, самые бедняки, а еще проще — сельские дармоеды. Этой зимой мы еще не увидим, а вот с лета… Если тебе делать нечего будет, то прокатись по стройкам коммунизма: так вокруг каждой такой стройки народ в землянках жить будет, причем жить впроголодь и изнывать от болезней. И мужик это терпит, потому что в деревне такому мужику жизни вообще нет, а в городе жить негде и не на что: он же ничего делать не умеет!

— Печальные ты картины рисуешь…

— Я рисую? Я еще и не начала их рисовать!

— Свет, угомонись, — в разговор вступила Оля, — а то молоко пропадет.

— Не пропадет, потому что это не я психую, а Вася.

— И ты, Вася, успокойся. Да, в стране если еще не полная жопа, то что-то очень близкое, но нас она не коснется, да еще мы глубину этой задницы слегка подкорректируем в сторону уменьшения. Мы, худо-бедно, пару тысяч детишек потихоньку работать обучили, и хотя они еще далеко не профессиональные рабочие, однако кое-что делать уже умеют. Причем, как Света заметила, не ломая при этом станков. Да, они пока работают медленно и гонят брак, но, по моим расчетам, где-то через год они работать научатся. А пока они, хоть и работают еще неумело, но все же стараются — и Бредис к посевной полсотни тракторов нам выдаст. А Воропаев столько же грузовиков дровяных обеспечит. Вроде немного, но ведь этого хватит чтобы в уезде все поля вспахать, а потом урожай с полей вывезти!

— Не думаю…

— А ты попробуй, некоторым это занятие даже нравится. Через год у нас еще пять тысяч детишек училища закончат, Бредис будет выпускать по пять тракторов в сутки…

— Что-то не очень-то дофига…

— Нам сейчас всю страну тракторами не обеспечить, и даже стремиться к этому нам не следует. У нас другие задачи: прежде всего мы должны нашу зону продуктами обеспечить. А в промышленности у нас главная задача — станкостроительный завод. Можно сказать, что эта сейчас самая главная задача.

— Почему это?

— Потому что началась первая пятилетка. Товарищ Куйбышев с лета начнет массовые закупки всего в зарубежье, цены там резко вырастут и мы хрен чего там купим. А так как нам вообще-то до хрена всякого нужно, то это нужное нам придется самим уже делать.

— Тогда я подскажу, что еще нам остро понадобится. Потому что если мы в закордонье подшипники покупать не сможем…

— Вась, я тут госплан локальный или просто погулять вышла? Завод по производству шарикоподшипников у нас уже в марте заработать должен. Петруха все оборудование уже закупил, в смысле то, что мы сами сделать не можем, его уже монтируют потихоньку…

— И где это? Я что-то не видел…

— Потому что ты из Боровичей не вылезаешь, а завод в Мошенском выстроили.

— Почему в Мошенском?

— А чтобы никто не догадался! У нас через три года по плану должно работать почти сто тысяч человек, а превращать Боровичи в город-миллионник в наши планы точно не входит. К тому же в Мошенском уже в феврале три новых пиритовых печки заработают, а это семь с половиной мегаватт электричества. И сколько угодно железа: Аня там свою металлохимию налаживает. То есть это в Сокирно пиритовый комплекс будет, но до Мошинского там всего пять километров, и к тому же летом железку из Боровичей до Мошенского проложим как раз мимо Сокирно.

— Оль, ты мне тогда вот что объясни: в СССР гвоздей не хватает, а мы сталь на рельсы тратить собираемся…

— Гвозди — это не ко мне. А рельсы Петруха у американцев купил, по сильно демпинговой цене. Это будет допоставка из той партии, что для дороги в Усть-Лугу закупалась. А дорога нам всяко нужна, ведь только кислоты с завода будут возить чуть меньше четырехсот тонн в сутки. А когда будут новые электропечи стальные там запущены, то это еще сотня тонн железа, не говоря уже о прочих мелочах…

— А неплохо мы тут историю подвинули, за это точно нужно по бокальчику поднять! — весело заметил Валентин.

— Ну уж и подвинули, — скривилась Ира.

— Подвинули-подвинули, — ответила ей Света, — хотя бы то, что огнеупорный завод на год с лишним раньше запустили чем в нашей истории, уже много пользы стране дало.

— Это точно, — широко ухмыльнулся Петруха, — мы же у буржуев всякого смогли накупить только за счет кирпичной выручки на девяносто миллионов крон. А если прикинуть это в общем масштабе, то мы сюда, в особый Боровицкий район, натащили всякого примерно процентов пятнадцать от того, что в этом году намечено закупить для всей страны!

— И чего-то я у нас никаких следов намечающегося коммунизма не вижу, — продолжила гнуть свою линию Ира.

— Ир,