Моя Святая Земля (СИ) - Далин Макс Андреевич

Сэдрик махнул рукой. Совы невесомыми тенями спланировали на двор, на лету меняя облик. Серебристое оперение оборачивалось плащами или кринолинами — а зеркало оказалось в руках у статного юноши с нежным фарфоровым лицом, кружевного и бархатного, в бледных кудрях.

Лунные бальные одеяния вампиров во дворе нищей избёнки в голодной, разорённой и агонизирующей деревеньке казались чем-то маскарадным.

Сэдрик окинул вампиров неодобрительным взглядом.

— И что, — хмуро спросил он, — это все? Десять? А где Ульрих? Клара где? Гилберт?

Нельга, выйдя вперёд и заглядывая Сэдрику в лицо снизу вверх, печально сказала:

— Ульрих, спаси Господь его душу, покоится ныне в благословенной тени, тёмный мэтр, и Клара с ним. Гилберт спит.

Сэдрик вздохнул и спросил, снизив тон:

— С чего это Гилберт спит? Не дело неумершему валяться в гробу после заката.

— Но на могиле Гилберта — знак против Приходящих в Ночи, — сказала Нельга. — Он не сможет проснуться даже от труб вестников Божьих… пока кто-нибудь не снимет заклятья, — добавила она просительно.

— Ясно, — отрезал Сэдрик и тут же напустился на кружевного юношу. — Жеан, как ты думаешь, зачем я попросил зеркало? Считаешь, чтобы было, перед чем напудриться? Что ж ты такое большое приволок, взял бы уж дамский медальончик, чего там! Ну почему, стоит связаться с Сумерками — и уже по лодыжки в дураках⁈

Жеан, не поднимая глаз, попытался оправдаться:

— Простите, тёмный мэтр, это самое большое зеркало, какое мы смогли достать и принести. Ветер, лететь неудобно…

— Смотри, государь, что осталось от Сумерек в твоей стране! — бросил Сэдрик зло и тоскливо. — Щенята! Детки! Зеркало им не дотащить! Для их собственного Князя! Силёнок не хватает! И я должен заменить им кормящую мамашу! Сучий узурпатор с монахами, которые готовы козла под хвост целовать, если прикажет ад, истребляют Сумерки, а днём развлекаются, убивая живых, гадюки… благо раздолье грязной смерти — посмотри, с чем мы теперь существуем! Богадельня…

Вампиры не смели на него взглянуть. Кириллу стало их жаль.

— Сэдрик, — сказал он, — ну что ты на них напустился? Они же не виноваты, что нынешние власти открыли охоту на старых мудрых Князей и Княгинь. Они — как те дети, у которых родителей убили, сироты…

— Сам знаю, — буркнул Сэдрик. — Оттого и вожусь с этим сиротским приютом… Ладно. Будем работать с тем, что есть.

Он ногами разгрёб снег на площадке размером, примерно, в квадратный метр. Кирилл сунулся было помочь, но Сэдрик остановил его взглядом, присел на корточки и принялся рисовать на ледяной корке лезвием обсидианового ножа какую-то сложную фигуру. Перед тем, как провести очередную линию, он то и дело останавливался и задумывался, а царапины на насте бледно мерцали льдисто-голубоватым, будто по ним проложили тоненькие неоновые трубки.

Кирилл наблюдал и чувствовал, как вокруг что-то происходит, как меняется сам воздух, наполняясь какой-то невидимой, но осязаемой, как электрическое поле, субстанцией — волоски на руках вставали дыбом и шевелились волосы на голове.

Закончив, Сэдрик встал, взял зеркало из рук Жеана и пристроил в центр чертежа, в тщательно вычерченный многоугольник, пришедшийся почти точно по размеру рамы. Потом протянул здоровую руку, и вампиры подошли её целовать; обряд выглядел страшно средневеково, но Кирилл понял, что дело не в вассальной присяге — «электрическое» напряжение в воздухе росло, а в глазах Сэдрика появился светящийся красный туман транса.

В какой-то момент концентрация магической силы, вероятно, достигла пика. Вампиры шарахнулись в стороны, а Сэдрик, проговорив нараспев дико звучащее непонятное слово, вздёрнул рукав на увечной руке и полоснул по ней ножом.

Кровь брызнула на чертёж и зеркало — и Кириллу показалось, будто его на миг оглушил бесшумный громовой удар. Холодный свет ударил из зеркала вверх, собравшись в призрачную фигуру; мерцающий призрак начал сгущаться и обретать очертания, словно его наводили на резкость, а ледяное сияние медленно спалось и угасло.

Всё действо заняло минуты три-четыре, не больше, но показалось нестерпимо долгим. Напряжение в воздухе вдруг схлынуло, сошло, как вода — и Кирилл поразился плотскости жуткого существа, стоящего в воздухе над зеркалом, не касаясь его босыми ступнями.

Ужас сделал шаг и чуть не упал; Сэдрик придержал его, обнял за плечи, тронул волосы — и всё это было чудовищно. Как бы Кирилл ни представлял себе Князя Сумерек — его ожидания не оправдались: Сэдрик обнимал пыльную мумию, почти скелет, с висящими клочьями истлевшей плоти, в рассыпающихся лохмотьях одежды. Мумия повернула голову — и Кирилл, содрогнувшись, встретил неожиданно живой взгляд влажных вишнёвых глаз из глазниц клыкастого черепа, обтянутого сухим пергаментом мёртвой кожи.

Сэдрик протянул располосованную увечную руку к ощеренной пасти мумии — и та припала к ране, как представилось Кириллу, вцепившись зубами. Кирилл едва удержался, чтобы не броситься Сэдрику на помощь — но Сэдрик гладил здоровой ладонью свалявшуюся паклю седых волос мертвеца, и вид у него был вовсе не страдальческий. Скорее, сострадающий.

А мертвец менялся на глазах, будто кровь Сэдрика запустила вспять процесс разложения. Кирилл, оцепенев, смотрел, как между высохшей кожей и костями появляется упругая человеческая плоть, как волосы разглаживаются, приобретают живой блеск, темнеют… Пыльное тряпьё оказалось остатками роскошного костюма — и этот костюм тоже восстанавливался из праха. Запах склепа таял, сменяясь тонким свежим ароматом чего-то церковного.

Сэдрик, очевидно, определил, что вампир пришёл в норму — и отстранился. Князь Лео, удивительно плотский по сравнению с младшими, лунными бликами, полубесплотными эльфами, преклонил колено.

Сейчас он казался не старше Сэдрика — а ещё он казался на удивление живым, высокий, бледный и темноволосый парень в бархате, шитом золотом, в подбитом мехом плаще. Разве что — не отбрасывал тени.

И Кирилла осенило.

Самый старый вампир Святой Земли — Лео. Он сравнительно долго мёртв и сравнительно силён — он уже может выглядеть почти как живой человек. Прочие — только тени и сны. У них пока не хватает сил на достоверную плоть — или на её иллюзию.

— Легче тебе, Лео? — спросил Сэдрик почти ласково. — Вставай.

Взглянув с благодарностью сильнее любых слов, Лео потянулся к его здоровой руке, но Сэдрик не подал руки.

— Оставь Силу себе — пригодится. Обойдёмся без поцелуев — я и так понял, что ты обо мне думаешь, — сказал он с еле заметной усмешкой. — Лучше рассказывай. Тебя жрал Алвин?

— Нет, тёмный мессир, — сказал Лео. — Марбелл. Алвин смотрел. И когда я настолько устал, что не смог поддерживать видимость жизни в себе, Алвину стало противно, он ушёл. Демону нравится, когда боль ощущает что-то живое — или похожее на живое.

— Я так понял, что и Марбелла рядом с тобой сейчас не было?

— Верно, — сказал Лео. — Марбелл был вынужден сопровождать Алвина, которому хотелось дразнить дракона.

Кто-то из вампиров ахнул.

— У них там, что, дракон? — поразился Сэдрик. — Ну, понятно же, пламя адово! Они там мучают дракона, а мы думаем, за каким таким бесом лысым драконы рассекают в небесах над столицей! Чудо, что из мести они не сожгли город — но ещё не поздно, всё впереди. Кстати, интересно, как они достали дракона. Это не котёнок, чтобы его за хвост подвешивать…

— Алвину хочется эффектную ручную зверушку, — сказал Лео с горьким смешком. — Только драконы — не звери. Легенды говорят, будто звери, а в действительности — нет. Они не такие, как виверны, живущие в горах, кладущие на камни яйца и греющие их огненным дыханием. Драконы — более сложные существа.

— Откуда знаешь?

— Я его слышал, тёмный мессир. Не совсем зов, он ещё не агонизирует, но смерть ходит кругами, а дракон осознаёт и ждёт её, как осознают и ждут отважные люди. В нём больше от человека, а не от зверя, хотя я и чуял тот огонь, что живёт в нём…

— Природы, скорее, демонической? — спросил Сэдрик профессиональным тоном.