Дипкурьер - Вадим Владимирович Денисов

я своей секретарше Инне Гольц и сказал. Ближайшее совещание в графике, где я должен участвовать, у неё обведено зелёным только на следующей неделе. Но порядок таков, что к катапультированию ты должен быть готов в любой момент.

Пятница — день спокойный. В прохладном каменном фойе кроме меня и секретарши Нелли никого не было. В зале, с её слов, шло совещание с руководителями служб. Сегодня там «гуманитарии» — медицина, образование, культура — и ещё какие-то службы. Корректировка бюджетов.

На часах без четырёх минут одиннадцать, будем ждать. Нелли, что-то сосредоточенно печатавшая на машинке, не была склонна к разговорам, а я, подгруженный с утра пораньше испанскими делами, тем более.

Двери в огромный кабинет открылись через двенадцать минут, из зала совещания шумно повалил возбуждённый и продолжающий спорить народ, кто-то окрылённый, а кто настёганный. Последних было гораздо больше. Что там случилось? Ну к лешему, своих забот полон рот.

Проходя мимо, Зенгер мягко положила руку мне на плечо и тихо, чтобы никто из проходящих мимо не услышал, напомнила:

— Режим, Серёжа, завтра у тебя колоноскопия. Голодаешь?

— Так точно, — ответил я, пытаясь встать.

— Сиди-сиди. И фортранс пей, четыре литра, каждые пятнадцать минут по стакану.

Ну, ё-мое… лучше бы не напоминала, ей-богу! Не хочу я пить эту гадость, как говорят потерпевшие, глотать, рвотный рефлекс замучает. Тьфу ты! Может, Главный поручит что-то, этакое, позволяющее изящно отскочить от такой манипуляции? Все разошлись. Нелли глянула на стрелки настенных часов, недовольно покачала головой и махнула ресницами, указав на дверь:

— Проходите, Сергей Вадимович.

В одиннадцать тринадцать я вошёл в просторный замковый зал-кабинет, обставленный массивной, добротной, на века сделанной мебелью. Морёное морщинистое дерево, отлично выделанная износостойкая кожа обивки стульев типа «кордован», которая с каждым совещанием становится только красивее, блестящая латунь головок обивочных гвоздей. Всё это выгодно отличало имперскую обстановку от новомодной нынче мешанины «икея-мебели», о которой все вдруг вспомнили, ротанговых кресел, гнутых венских стульев, ваз из дымчатого стекла местного производства да штампованной пластмассы и создавало атмосферу высокого ранга, обстоятельности и надёжности, столь необходимую государственному мужу.

Так, что мы имеем.

Как я и предлагал шефу. Майор Феоктистов, заместитель отсутствующего по болезни полковника Бероева. Напротив него за столом сидит Марк Львович Гольдбрейх, наш локальный Анатолий Вассерман на все случаи жизни, Уксусников, который везде, и располневший в последнее время Юра Вотяков, начсвязи и секретной части. Как всегда, сидит подальше от остальных.

Отлично, потому что разговор будет литерный, для минимума ушей. Узкий круг доверенных лиц, где общаться можно если не неформально, то полуформально. В общем, собрался научно-силовой блок особых задач. Я тихо присел на своё место и положил перед собой папку с актуалом, которую Инна исправно обновляет каждый вечер.

Воздух медленно остывал от напряжения.

Сейчас Сотников в неподвижной позе восседал во главе знаменитого стола, положив скрещённые руки на стандартную, толстого картона, папку. Смотрит на меня. Пиджак от тёмно-серого костюма висит на спинке кресла, тонкая голубая рубашка и синий галстук — точно такую одежду, как он сам мне рассказывал, Командор носил до переноса. Шеф вообще очень консервативен. Явившись в этот дивный новый мир в бессознательно состоянии и будучи тут же поставлен на центральное место шахматной доски, он и попытался воссоздать вокруг обстановку прежней жизни.

Но что-то с ним было не так. Пальцы левой руки нервно стучали. Тяжелый взгляд буквально гипнотизировал. Что? Я выжидал, но и Главный умел проявлять сдержанность. Все молчали, пауза затянулась. Шеф мотнул головой и спросил сухо:

— Сергей, сколько этот бардак может продолжаться? Может быть, пора открывать гулаги? Все эти лаготделения, лагпункты, лагкомандировки… Посадить кое-кого на кайло, на каторжные работы? А то и расстрелять у кирпичной стенки!

Он раскрыл папку, начал извлекать оттуда какие-то бумаги, записки и, с какой-то ненавистью все это перебирая, начал бросать одну за другой перед собой, сопровождая свои нервные действия короткими, рублеными комментариями.

— Потому что больше никак! Непробиваемо! Нет понимания! Нет самодисциплины! Шарашки создам, в конце концов! — не поднимая глаз, он почему-то кивнул в сторону Гольдбрейха.

О чём он, чёрт побери, где я прокололся, что сделал не так? Вопросительно глянул на спокойного шерифа. Уксусников опустил брови, скривил уголок рта и еле заметно подмигнул мне одним глазов. Не бери и не вибрируй, мол, не твоё.

— Алексей… Не рви ты себе сердце, — тихо и с расстановкой сказал он. — Совещание закончено, меры приняты, ответственные назначены, контрольные сроки установлены. Всё, переходим к другому вопросу. А вообще-то, пора тебе с Зенгер поговорить, лечь в клинику, пройти полное обследование, раз в отпуск тебя не выгнать… Я скажу Маргарите Эдуардовне.

— Не надо Зенгер! Придумал! — испугался Сотников. — Зенгер все боятся, а я так вообще весь день буду в панике.

Значит, молнии не по мою душу потрескивают, не надо мной чёрный ворон кружит. Какой-то крепкий скандал случился на совещании. Вот за это я и не люблю смешанные отчётные или заявочные «чудильники».

Пара острых вопросов, едкое замечание в ходе прений, попытка переброса ответственности, и воцарившаяся, было, в кабинете атмосфера дружеской доверительности мгновенно исчезает. Во всём мире гуманитарии, научники, технари и силовики делят ресурсы как кошка с собакой. Инженеры считают себя форейторами прогресса и поступательного движения, представители культуры и искусства — интеллектуальной элитой и хранителями скреп, научники занимаются высокими материями, и все перекладывают грязную работу на полицейских и военных, которые, по их разумению, существуют именно для того, чтобы возиться в дерьме. В свою очередь, силовики платят гражданским той же монетой.

Когда бюджет уже распилен, и делить больше нечего, все эти сотрудники, антагонистических, как только что казалось, сфер и областей деятельности прекрасно работают сообща, а единство конечных целей и хорошие личные отношения оттесняют вспыхнувшую, было, неприязнь на задний план.

Сотников переложил несчастную папку на дальний край стола, поднял глаза в тяжелых очках — все тут же подобрались. Начал неожиданно:

— Товарищ Демченко, что там с группой Квачина? Напомни.

— Вся информация по этому делу засекречена.

— Правильное решение, правильное… — удовлетворенно кивнул Сотников. — И я рад, что пока что ничего не просочилось наружу, так, Юра? Нам ни к чему лишние осложнения… — это Вотякову.

— Продолжай, — он успокаивающе махнул мне рукой с закатанным рукавом.

— Дарий Квачин сейчас находится в Форт-Росс, при Потапове. Отвечает за исследовательскую часть. Работает без нареканий. Только что вернулся из второй комплексной экспедиции к верховьям Амазонки. Были потери в личном составе, требуется отдых и доукомплектование. С этим могут быть вопросы… Готовится к новой дальней экспедиции.

— Это же он