Шурик 1970. Книга 2 - Петр Алмазный

— И где же сейчас этот контактер? — поинтересовался я.

— Сейчас Райкин находится под наблюдением в спецклинике, приписанной к нашему ведомству, — пояснил Николай. — Сильно ругается, но исключительно на тюркских языках. В общем-то, как я понимаю, сейчас это не Райкин, а тот самый Панкрат Улюкаев.

Что-то мне это перестало нравиться. Количество граждан, попавших в дурдом, откровенно пугало. Березин, Раиса Михайловна, вот, Райкин-Улюкаев еще. Мало смешного.

— А этот ваш Райкин, он эти тюркские языки мог знать? — поинтересовался я.

— Конечно! У него мать — казанская татарка, — пояснил Николай. — И в анкете указано, что на лошади с детства умеет скакать. Поэтому и выбрали в качестве экспериментатора.

— Так что вас удивляет? И чего вы хотите от меня? — спросил я. — Чтобы я отправился в древнюю Москву и вернул вам этого Райкина?

— Нет, но… Может быть, вы могли бы попробовать… помочь нам, так сказать… — опять замямлил академик.

— Да хотят они, чтобы ты сам сел за машину и наладил этот самый континуум с будущим, — пояснил Николай. — Я правильно выразил общие чаяния и желания, товарищи ученые? Отправим молодого человека в грядущее?

Глава 13. В грядущее

— Вы хотите, чтобы я отправился в будущее? — спросил я прямо.

— Да, конечно, — закивал головой академик. — Но не вы. Вы для нас слишком ценны. Но вы могли бы… Как бы это проще сказать… Мы уже несколько раз пробовали заглянуть в прошлое. С переменным, так сказать, успехом. Но нам ни разу не удалось заглянуть… в будущее. В грядущее, так сказать… И вот, не могли бы вы нам помочь… Мы бы были очень благодарны…

Видимо, Николая метод академика выражать мысли тоже уже бесил. Он сделал жест, предлагая ученому сделать паузу, и сказал:

— Товарищ ученый хочет сказать, что начальство сверху не так интересует то, что было раньше. А скорее то, что будет. Товарищ Андропов лично интересуется. Понимаешь?

Я понимал, и кто такой товарищ Андропов, я тоже знал. Но главное, и я сам в грядущее был не против заглянуть. В свое грядущее.

— Что ж, я готов. Давайте заглянем в будущее, — сказал я.

Академик с профессором разом кивнули, а Дубцов почему-то нахмурился. Николай подошел к задней стене гаража, наклонился и начал во что-то тыкать пальцами. Я подошел ближе и разглядел цифровой замок на железной крышке люка. Николай дождался щелчка, открыл крышку и кивком головы предложил спускаться.

Я пустился вниз, в подвал, соединенный узким коридором с подвалом моего гаража. Придирчиво осмотрел ряды банок на полках. Все вроде было на месте, за исключением той банки с огурчиками, разбитой. И еще банки с вином из одуванчиков на полке, естественно, не было, вместо нее из полки торчал просто штырь с приваренным кольцом от гидранта. Ну правильно, крутить эту банку за крышку было не очень удобно.

Помещение, где стояла машина времени, тоже почти не изменилось. Только вместо стула у стола фигурировало кресло, похожее на стоматологическое. С широкими ремнями, как на истребителях.

— А почему вы оставили машину здесь, в подвале гаража? — спросил я Дудинского, остановившегося рядом. — Наверняка ведь есть полигоны, специальные бункеры, где и оборудование, и безопасность…

— Есть, конечно, — качнул седой головой академик. — Но тут такое дело… Мы с коллегами сразу приняли решение вывести устройство в… одно безопасное место… На полигон. Потом в другое. Но… Но в обоих случаях контакта с континуумом не проявилось вовсе.Возможно, что устройство размещено именно здесь не случайно. Вы слышали что-нибудь про Абу-Симбел?

— Это где-то в Египте? — попробовал вспомнить я. — Вроде был тур такой из Хургады. Только далеко, я не поехал. А при чем тут Египет?

— Так вы были в Египте? — академик посмотрел на меня с уважением. — Еще до строительства плотины? Ах как жаль, что вы не поехали в Абу-Симбел и не видели старого храма своими глазами. Новый храм Рамзеса, надо отдать должное, внешне получился на редкость хорош, даже лучше прежнего. Но главного там теперь нет.

— Чего же именно?

— Понимаете, старый храм был спроектирован таким образом… Там длинный такой коридор. Больше шестидесяти метров в длину. И в конце этого коридора четыре статуи. Самого Рамзеса II в центре, а также Амона, Ра и Птаха. И вот дважды в год, 22 октября и 22 февраля, ровно в шесть часов утра солнечный луч преодолевал через узкий вход длинный коридор и освещал статуи богов и самого фараона. Причем, ровно по шесть минут лучи освещали статуи Амона и Ра, вдвое больше, целых двенадцать минут — фигуру самого Рамзеса II, но на бога подземелья Птаха лучи солнца не падали никогда! Просто невероятно, как древним архитекторам удалось достичь такого эффекта!

— Интересно, — признался я. — А почему именно в эти дни?

— Тут все просто, эффект возникал в день рождения и день воцарения Рамзеса. Так вот, — продолжил академик, кажется, Древний Египет был его коньком, — когда древний храм распилили и перенесли… Собрали его на двести метров выше. Чтобы не затопило… Вот все, все мельчайшие детали повторили в точности. Даже попытались повторить эффект с солнечными лучами. Но… На новом месте основной эффект пропал, понимаете? Если раньше можно было с его помощью…

— Кхе, кхе, — раздалось у нас за спиной. Кашлял Шубин.

— Это — закрытая информация, коллега, — сказал профессор. — А мы здесь по другому поводу.

Я посмотрел на профессора удивленно. Закрытая информация? От меня тут есть тайны? От меня? Они с ума сошли? Это же моя машина, это же я ее придумал. Вернее, Шурик.

— Короче, Склифосовский, — вздохнул Николай, предлагая академику закончить.

— Мы вернули устройство сюда, и оно снова заработало, — вернулся к основной теме академик. — Но все наши попытки установить контакт с направленным вправо по временной шкале временным вектором оказались тщетными.

Я почувствовал, что если послушаю академика еще пару минут, у меня голова взорвется. Чего тянуть? Вектор вправо по временной шкале? В будущее, так в будущее.

Я посмотрел на машину, решительно сел в кресло, пристегнулся,