Французские гастроли (СИ) - Ковригин Алексей

Глава 4. Здравствуй Париж!

Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то,

Где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой,

Потому что Париж — это праздник, который всегда с тобой.

Эрнест Хемингуэй

Мой поезд прибывает на вокзал в шесть тридцать и Париж встречает меня утренней прохладой. В посольстве в такую рань делать нечего, да и расположено оно от вокзала недалеко. До бывшего особняка д ́Эстре что на улице Гренель от вокзала не более пяти километров, доводилось там бывать ещё в своём прошлом. У меня с собой небольшой саквояж и руки он мне не оттягивает. Решаю пройтись пешком и насладиться красотами Парижа.

Под неодобрительными взглядами парижских привокзальных таксистов неспешным шагом отправляюсь в это короткое путешествие и не прогадываю. Для начала июля в столице Франции погода стоит просто великолепная. На небе ни облачка, ярко светит солнце, но пока не жарко. Лёгкий ветерок приносит от реки прохладу и свежесть, а не выхлопную вонь автомобилей, заполонивших улицы Парижа в моё время. Но и сейчас на улицах автомобилей уже хватает, это всё-таки не Одесса.

Полюбовался на Сену и её окрестности с моста Руаяль. Ширина знаменитой реки в этом месте не достигает и сотни метров. Берега закрыты каменной набережной и утопают в зелени, виды с моста просто шикарные. Вода довольно чистая хотя прозрачной её не назовёшь и по ней несёт всякий мелкий мусор, бытовые отбросы и даже замечаю проплывающий труп собаки. Так что «любуюсь пейзажами» недолго после чего топаю дальше. Несмотря на раннее утро на улицах города полно парижан, в основном это покупатели мясных и продуктовых лавок, но лоточники-зеленщики и разносчики молока тоже пользуются спросом.

Инфляция инфляцией, но кушать-то хочется всем, вот и торопятся обыватели у кого есть франки побыстрее обменять их на что-нибудь более съедобное. На улицах стоит умопомрачительный и невообразимый запах из смеси копчёного мяса, колбас, жареной рыбы, свежевыпеченного хлеба и булочек. К толпам покупателей вскоре примешиваются и спешащие на работу горожане. Не все из них сегодня могли позволить себе полноценный завтрак, но кого это волнует?

Не выдерживаю искушения и пройдя чуть больше половины пути заворачиваю в только что открытое кафе на пересечении улицы Rue du Bac и Rue de Lille. Если по-русски, то перекрёсток улицы Лилий с улицей Паромной, такое вот «несочетаемое» сочетание. Подкупило название кафешки «COCORICO!» с нарисованным петухом на вывеске. Отчего-то решил, что это аналог KFC, но ошибся. Петух символ Франции и к жареному цыплёнку из Кентукки никакого отношения не имеет, да и в меню не только жареные куриные окорочка и крылышки. Хочу присесть за столиком под шезлонгом прямо на тротуаре, но официант отчего-то настойчиво приглашает внутрь заведения.

И только когда вхожу, он объясняет: — Под шезлонгом лучше пить кофе, иначе эти попрошайки не дадут Мсье насладиться завтраком. — он кивает на окно, к которому снаружи прилипло несколько любопытных детских рожиц. Мне даже как-то не по себе становится от того голодного взгляда с каким они смотрят внутрь на столики ранних посетителей. Но вскоре они пропадают, официант выходит на улицу и разгоняет их чтоб они не смущали посетителей кафе и не портили тем аппетита.

Плотно завтракаю имея в виду, что день сегодня мне предстоит суматошный и нелёгкий, а когда и где доведётся пообедать вообще не имею представления. Глядя на голодные детские мордашки, вновь прилипшие к окну, прошу официанта собрать мне большой бумажный пакет с обжаренными куриными крылышками и положить туда побольше хлеба. Официант неодобрительно качает головой, но моё распоряжение выполняет.

— Мсье, Вы всё равно не сможете накормить всех голодных парижан, у Вас на это просто не хватит средств. На это нет средств даже у моего правительства! — в голосе официанта слышна горечь.

— Но накормить несколько голодных детских ртов у меня сегодня получится. — беру пакет и выхожу с ним на улицу. Этим «Гаврошам» навскидку не больше шести-семи лет. Стайка оборванцев в восемь-десять человек зачаровано смотрит на большой бумажный пакет, на котором проступили жирные пятна, и они даже не сразу понимают зачем я их подзываю. Наконец один из мальчишек осторожно приближается, в любую секунду готовясь броситься наутёк.

— Держи! Только поделись с товарищами по-честному. — протягиваю ему пакет и вижу в глазах ребёнка недоверие, смешанное со страхом и надеждой на чудо. — Бери-бери, это вам. Считайте, что Санта-Клаус свой подарок подарил на полгода раньше! — наконец мальчишка решается, осторожно берёт у меня из рук пакет и прижимая неожиданное и тяжёлое сокровище к животу начинает неуклюже пятиться.

А затем разворачивается и вовсе срывается на бег, словно боясь, что я передумаю и отберу назад свой подарок. За ним с громким топотом уносится вся компания ребятишек. Рядом раздаётся печальный вздох официанта. — Вот из-за такой доброты некоторых наших посетителей они и околачиваются с утра пораньше возле кафешок. Им нечасто перепадает такой подарок, но малыши всегда на него надеются.

За спиной слышится тихий всхлип, обернувшись мы замечаем совсем мелкую и чумазую девчушку. — Люси! А ты почему не побежала вместе с остальными? Ты что, не хочешь кушать? — в голосе официанта слышится удивление. — Очень хочу! Но я подвернула ножку и мне мальчишек не догнать. Они сейчас побежали под мост, а пока я туда дойду, уже и косточек не останется! — из глаз замолчавшей малютки катятся крупные слёзы оставляя светлые дорожки на припорошённых пылью щеках. У меня сжимается сердце.

— Гарсон, соберите ещё один пакет для девочки! — на этот раз официант не перечит и согласно кивает. Склонившись к уху ребёнка, он что-то шепчет и та, радостно улыбаясь ковыляет к углу здания. — Что Вы ей сказали? — Чтоб шла к чёрному входу, тут ей не следует находиться. — мы опять заходим в кафе, и официант собирает небольшой пакет. Там в основном жареная рыба, курица и немного хлеба. Скромный размер пакета официант объясняет тем, что девчонка всё равно за один присест слопает всё до последней крошки и, если положить слишком много, ей станет плохо. Попутно рассказывает незамысловатую историю девочки.

— Люси дочь местной проститутки Инессы, та родила её совсем юной, самой ещё и четырнадцати лет не было. Она молодая симпатичная и пока пользуется спросом, но недолго уж осталось, век проституток вообще короток, или убьют или сопьётся. Говорят, что и травку уже курить начала и кокаин пробовала, так что недолго дочке осталось на воле гулять. Ещё лет пять-шесть и Люси мамочку заменит, та сама выведет дочь на панель, как это когда-то сделала её мать.

— Да Вы что? Ей же лет пять, не больше! Какой может быть интерес к ребёнку, у которого ещё нет ничего, что может заинтересовать мужчину? Это же просто немыслимо…

— Мсье ещё слишком молод и видимо не догадывается, что некоторые мужчины специально ищут таких вот совсем юных девочек и платят за них очень хорошие деньги. Даже больше, чем за опытную проститутку и чем девочка моложе, тем дороже она стоит. Всем как-то надо зарабатывать на жизнь, девушкам в этом плане проще, хотя я бы не позавидовал их жизни. Что в борделе — что на панели, всё равно пожизненная кабала или от содержательницы, или от сутенёра. Одна радость, что имеется крыша над головой да есть что покушать.

Я вышел из кафе и двинулся в сторону посольства. Моё хорошее настроение стремительно рухнуло вниз и всё очарование Парижа развеялось как мираж. Словно вновь увидел тот безобразно раздутый труп собаки, что проплыл под мостом пока я на нём стоял и любовался окрестностями. В Советском Союзе и сейчас и в будущем всегда была, есть и будет процветать проституция. В Одессе даже был знаком с некоторыми девицами «с облегчённой социальной ответственностью», только дел с ними не имел никаких.

Одесса — «большая деревня», а проститутки болтливы и на язык не сдержаны. Слухи о том, что я «пошёл по рукам» быстро бы докатились до ушей моей мамы, слишком уж хорошо известна в Одессе моя личность, а чем бы мне это грозило, даже представить себе боюсь. Но если в Союзе содержание борделей уголовно наказуемо, а продажная любовь — это скорее уродливое явление и исключение из норм морали, так как найти работу для девушки даже сейчас не представляет особого труда, то в послевоенной Европе это унылая обыденность если не правило. Великая Война унесла много мужчин и осиротила многих женщин.