Плюшевый: кулак - Сергей Александрович Плотников

я. — А также разобраться, что все-таки случилось с мужем этой женщины, Хилеи. Думаю, двух свидетелей будет достаточно, дело-то явно общеизвестное. А врать Коннахам у них дома они явно не посмеют.

— Хорошо, — одобрительно кивнула матушка. — Считай, что свидетельство из первых уст я получила: поговорила вчера и со старостой, и с Брейтом Каном. Думаю, что он также метит на место старосты, и не вижу ничего против — у него большая семья, он небогат, но не нищий, значит, в условиях, когда Тейн и староста с еще двумя семьями сознательно обирали других крестьян, умеет неплохо вести хозяйство. Однако финальное решение за тобой.

— А разве старосту назначаем мы? — удивился я. — Я думал, собрание семей деревни…

— По закону и обычаю — да, но если ты скажешь, что хочешь именно его видеть старостой, никто не станет возражать, — пожала плечами Тильда. — И я хочу, чтобы ты решил этот вопрос. А что касается мужа Хилеи, то, по-моему, женщина врет, что он провалился под лед, и знает, что врет. Я бы сказала, это довольно мутный случай и не стоит нашего внимания, пусть община решает сама. Но раз уж ты взялся… — она сделала многозначительную паузу.

Да, похоже, у Тильды педагогические приемы почти те же, что у Ориса. Скидок на то, что мне девять, она почти не делает! Ну и не надо. Молодец, матушка. Нет, на самом деле молодец. Приятно, что она адекватно оценивает собственного сына — по крайней мере, пытается.

— Хорошо, мамочка. Поговорю со всеми тремя и решу. Вот только до завтрака могу не успеть…

— Не до завтрака, а до завтра, — улыбнулась Тильда. — Завтра надо отправить их восвояси с вердиктом — нечего так долго держать их в поместье!

— Понял, — кивнул я.

Так что час свободного времени до завтрака я посвятил допросу свидетелей. Успел пообщаться с Брейтом (мужчина с ожогом на щеке) и лысым старостой Спейтом. Допрос Хилеи оставил на второй свободный час, перед обедом.

Затем последовал завтрак, с обязательным восхвалением святого-предка и бога-покровителя до. Ел я механически, вкуса не чувствовал, и, кажется, ненароком съел больше, чем следовало бы: утомленное юное тело требовало пищи, даже живот заныл. Хорошо, что после завтрака два часа продолжались уроки: как раз можно кое-как утрясти съеденное.

На занятиях по местной общеобразовательной программе я уже мог кое-как вести лекции и кое-как отвечать на вопросы, благо материал был по сложности — не бей лежачего.

На уроке-то меня и осенило, пока я пялился на знакомое панно с алфавитом.

Все это время какой-то частью разума я пытался придумать пароль-отзыв для меня и Алёны — что-то, что помогло бы ей меня узнать. Кое-что даже придумал: загадки. Логические загадки, например любимую младшими школьниками историю про «волка, козу и капусту». Или вовсе культовое «А и Б сидели на трубе». Их можно задавать и женщинам, и мужчинам, залегендировав как мое желание проверить интеллект нового знакомого. Недостаток: сложно, долго, нужен относительно вдумчивый диалог, при случайном, поверхностном знакомстве с этим не обратишься… Но с чего я взял, что пароль и отзыв должны быть звуковыми?

Местный алфавит содержит много совпадающих звуков, но ни в одном символе не совпадает с привычными мне, что нашими, что иностранными. Если я сделаю на своей одежде вышивку нашим языком — какую угодно, любое слово! — Алёна ее прочтет и все поймет. А местные не воспримут эти значки как текст, увидят просто абстрактный узор… Да, решено! Именно это я и сделаю. Надо будет только как-то залегендировать перед Тильдой желание украсить одежду строго определенными «выдуманными» знаками. И… вот что-что, а вышивание в мой арсенал навыков не входит: не было случая научиться. Так что нужно будет либо изгаляться самому, либо дать задание кому-то из служанок, спрошу у Тильды, как приличнее поступить. Возможно, в рамках принятой в особняке Коннахов самодостаточности «настоящему воину» нужно самостоятельно украшать свою одежду!

Я так обрадовался этой идее, что даже забыл вслушиваться в речь преподавателя — и вопрос по истории Эремской империи застал меня врасплох. Точнее, застал бы, если бы не звучал так:

— Назови три причины падения империи.

— Плохое хозяйствование, развращенность элит и ухудшение боеспособности армии, — произнес я, не задумываясь.

Сегодня учителем был незнакомый мне старший подмастерье, из тех, что уже получили первый ранг и формально учеником не считались. Такие молодые люди жили при школе, надеясь дорасти до высшего ранга и звания мастера — ну и заодно служа «официальным» пушечным мясом, в отличие от учеников, которые мясом были «неофициально». Подмастерье одобрительно кивнул.

— Отличное обобщение, Лис, а мне, было, показалось, что ты не слушаешь!

Некоторые вещи из мира в мир не меняются!

После занятий умственных настал черед занятий физических: опять переодеться в форму и бежать в спортивный зал, проверить, насколько ребята из моей группы все перезабыли, пока меня не было. Правильный ответ: ничего не перезабыли, прилежно занимались. Прелесть какая. Все-таки дети здесь изрядно более дисциплинированны, чем привычно мне. Преимущество более «зубастого» мира.

Кроме того, я был приятно удивлен, что мне, судя по всему, искренне обрадовались. Все, кроме Риды: она слегка надулась. Похоже, ей хотелось побыть «при власти»: то есть с журналом в руках проверять, какие упражнения делаются детьми каждый день. Те четыре дня, считая вчерашний, что я все-таки отсутствовал на тренировке, там были размечены крайне пунктуально!

Но я все поломал.

— Раз вы такие молодцы, — сказал я, — сегодня ни подножками, ни падениями, ни кувырками заниматься не будем! Сегодня будем тренировать память.

— Зачем это? — поинтересовалась Рида, но не хмуро, а с интересом.

— Память — это скорость мышления, — пояснил я. — Скорость мышления пригодится в бою.

— А мастер-наставник говорил, что чем меньше думаешь в бою — тем лучше!

— Конечно! — воскликнул я. — Меньше — в смысле, по времени! Вот поэтому надо думать быстро.

— А-а-а… — протянула Рида.

Сегодня я смотрел на нее новыми глазами: прикидывал, не может ли она оказаться Алёной. Увы, исключено Девочка упрямая и довольно умная, эти качества — ставим флажок. И даже Алёнин перфекционизм наличествует. Но у нее нет ни инстинктивной доброты моей жены, ни ее мудрости. Да, детская непосредственность может быть и маскировкой, но в момент моего попадания Рида не была дезориентирована. Да и на уроках отвечала с энтузиазмом той же «отличницы и старосты класса», значит, об отсутствии памяти говорить не приходится.

По тем же причинам не подходили и остальные девочки из моей группы — кроме Риды, их было еще три человека. Как и мальчики.

— А для