Участковый (СИ) - Барчук Павел

С характерным звуком рвущейся ткани Бесов оторвался от забора, собираясь, видимо, броситься в другую сторону, но пока он пытался отцепить свою одежду, я настиг его, схватил за шиворот и прижал к кирпичной стене. Бесов дрыгал ногами, хрипел и всячески строил из себя жертву.

— Куда собрался, Анатолий Дмитриевич? — тяжело дыша от незапланированных «веселых стартов», спросил я. — На работу, вроде, устроился. Чегой-то разбегался?

— Да я… я… на обед! — залепетал он, пытаясь вырваться из моей хватки. — Перерыв у нас законный! Хотел в столовую метнуться!

— Молодец, — одобрил я, не отпуская его. — Активный такой. И в карты играешь, и на обед бегаешь. А поговорить?

Бесов обречённо кивнул. Я оттащил его в первую попавшуюся подсобку — тёмное, пыльное помещение, забитое старыми бочками, пахнущее прокисшим суслом, поставил перед собой.

— Ну что, как новая работа? — начал издалека, давая ему возможность успокоиться.

— Да что это за работа⁈ — взвыл Бесов, срываясь на фальцет. — Таскать ящики! От них, понимаешь, исходит такой дух дешёвой святости и покаяния, что меня, прости господи, тошнит! Каждый алкаш, который эту отраву пьёт, мысленно кается в своих грехах, и вся эта энергетика оседает на таре! А тару потом сдают обратно. Я тут долго не протяну, инквизитор, сгину!

— Ничего, привыкнешь, — безжалостно ответил я. — Для твоего же блага. Но не за этим я пришёл. Есть тема для разговора. Очень надеюсь, что этот разговор сложится у нас отлично.

Я вытащил из кармана блокнот, пресловутый карандаш Капустина, и приготовился записывать.

— Мне нужна информация. О местных.

Бесов насторожился.

— О каких таких местных? Я никого не видел, ничего не слышал. Сам тут чужой, пришлый.

— Не ври, — оборвал я. — Ты всех местных «иных» знаешь. Меня интересует конкретная категория. Те, кто питается… гемоглобином. Не твои братья-искусители, а кто повыше. Вампиры.

Лицо Бесова стало абсолютно белым, даже немного зеленоватым. Анатолий Дмитриевич затряс головой.

— Нет! Ни за что! Они меня убьют! Сожгут, пепел развеют по ветру! Ты не знаешь, какие они!

— А ты не знаешь, какой я. Большой вопрос, кто старшнее. — Холодно парировал я. — Хочешь, расскажу, какие у меня есть возможности для твоего… трудоустройства. Думаешь, на ликёрке плохо? Ошибаешься. Я могу устроить тебя, например, в партийный архив. Сиди себе, сортируй пожелтевшие бумажки с лозунгами о светлом будущем. Энергетика смертельной скуки и бюрократического застоя. Через неделю ты будешь молить о возвращении на завод. Или, скажем, могу по блату отправить учителем труда в школу. Хочешь? Целыми днями слушать звонкий смех детей, видеть их непорочные души… Для нечисти это хуже святой воды. Не так ли?

Я говорил спокойно, уверенно, хотя, конечно, блефовал. Ну какие дети? Что ж я, и правда садист?

— Ты… ты изверг! — прошипел Анатолий Дмитриевич.

— Инквизитор, — поправил я. — Решай. Или фамилии, или завтра же твоё личное дело ляжет на стол к директору школы.

Угроза подействовала. Воля беса была сломлена. Он обречённо выдохнул, и его плечи грустно поникли.

— Ладно… Только ты меня потом не выдавай… Слушай. Их тут трое. Старейших. Остальные на такое не способны.

— На какое такое? — уточнил я, хотя догадывался, на что намекает Бесов.

— Ну… Ты же из-за парня того пришел. Да? Весь город о нем судачит. А нечисть, тем более. Наши сразу чувствуют, когда кто-нибудь из смертных умирает от руки собрата.

— Продолжай. — Коротко бросил я.

— Первый — Старик Горгон. Живёт под именем Горгонов Митрофан Петрович. Классика. Аристократ, консерватор. Ненавидит всё новое. Обитает на самой окраине, в старом кирпичном доме, ещё купеческом. Работает… сторожем в историческом музее. Ирония, да? Он сам — ходячая история. Любит тишину, покой.

Я записал: «Горгонов. Музей. Классик».

— Вторая — Мадам Ля Флёр. Она же Флёрова Любовь Никитична. Полная противоположность. Вампирша-соблазнительница. Любит роскошь, внимание, красивых молодых людей. Работает директором комиссионного магазина. У неё там целый салон на задворках. Очень опасна. Очарует, напоит, а потом… — Бесов сделал выразительный жест рукой у горла.

Записал: «Флёрова. Комиссионка. Соблазнительница».

— И третий… — Бесов понизил голос до шёпота и оглянулся, будто боялся, что его услышат даже здесь, в заброшенной подсобке. — Самый старый и самый опасный. Его все зовут «Профессор». О нём почти ничего не известно. Он нелюдим. Ходят слухи, что он… экспериментирует.

— Над чем? — спросил я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки предчувствия. Так бывает, когда знаешь, что вот-вот поймаешь удачу за хвост.

— Со страхами людей. Говорят, ему мало крови. Он питается ужасом. Говорят, может внушить человеку его самый глубокий страх, и тот умирает. Вот тогда-то Профессор и пьет кровь. Ну… Вроде как тогда она вкуснее. По крайней мере, этот господин славился любовью ко всему такому раньше. Знатно повеселился в 30-е годы, служил в кое-какой организации… Ты сам понимаешь, о чем я. Пользовался, так сказать, ситуацией. Где живёт сейчас, где работает — не знаю. Клянусь! Он очень хорошо скрывается. Даже мы, низшая братия, побаиваемся его. Чистый зверюга.

Я закрыл блокнот. Три имени. Три ниточки. Одна из них, скорее всего, вела к убийце.

— Спасибо за сотрудничество, Анатолий Дмитриевич, — сказал я. Затем поправил Бесову рабочую робу, смахнув несуществующие пылинки. — Продолжайте в том же духе. Трудитесь на благо советского ликёро-водочного производства. И карты на рабочем месте — это нарушение трудовой дисциплины. Конфискую.

Я сунул руку в карман форменной одежды Бесова, вытащил колоду, которую он в панике спрятал перед погоней. Колода была странной, на ощупь — холодной и скользкой.

— Это мои рабочие инструменты! — взмолился Бесов.

— Будете работать без них, — невозмутимо ответил я и вышел из подсобки, оставив беса в одиночестве.

У меня появился список подозреваемых. Теперь предстояла самая сложная часть — проверить их, не вызвав подозрений. Первым значился Старик Горгон. Исторический музей. Надо было срочно придумать причину для визита. Участковому уполномоченному в музее, по идее, делать нечего. Разве что… провести лекцию о вреде алкоголизма для экскурсоводов? Звучало достаточно бредово, чтобы сработать.

Я вышел с территории завода, достал пачку сигарет. Прекрасная погода, коей она была еще полчаса назад, вдруг резко испортилась. Ветер едва не вырвал у меня сигарету, когда я пытался прикурить. С горем пополам, получилось. Я затянулся, и в тот же миг прямо передо мной, посреди пустынной улицы, будто из ниоткуда возникла высокая, худая фигура в длинном пальто.

Человек стоял ко мне спиной, неподвижный, как памятник. Я инстинктивно отступил назад. Фигура медленно, почти механически, повернулась. Под полями потрёпанной шляпы не было лица в обычном, человеческом понимании. Только идеально гладкая, бледная, как стерильный бинт, кожа. А потом раздался голос — не с той стороны, где стоял незнакомец, а прямо у меня в голове, холодный и безжалостный.

«Вы интересовались нами, инквизитор? Профессор будет рад вас видеть.»

Глава 15

Человек без лица, вернее, тот, у кого на месте лица была идеальная, бледная маска, стоял неподвижно. Ветер трепал полы его длинного плаща, но сам он казался незыблемым, как скала. Голос в моей голове прозвучал снова, холодный, без интонаций, словно диктор читал сводку новостей.

«Не пытайтесь сопротивляться. Это бессмысленно. Профессор ждет. Следуйте за мной».

— Да я как бы и не пытался. С чего мне сопротивляться? Стоим, разговариваем. Все вполне прилично. Просто немного удивлен. — На автомате произнёс я вслух.

Потом подумал, что спорить с голосом в собственной голове — занятие неблагодарное. Тем более, делать это вслух, будто форменный псих. К тому же, я чувствовал исходящую от фигуры в плаще мощь, холодную и безразличную, как айсберг. Это был не тот шустрый бес-спекулянт, которого можно припугнуть рапортом наверх. Это было что-то посерьёзнее. Эдакий потусторонний охранник или курьер.