Ревизор: возвращение в СССР 35 (СИ) - Винтеркей Серж

Назаров посмотрел на него с любопытством, когда тот вошел. Но любезно предложил сесть. Также разрешил общаться по имени-отчеству, без званий. Лаптев понимал, что это авансы, призванные помочь ему быть откровеннее с высоким начальством, заблуждений, что в этом кабинете кто-то считает его важным человеком, раз ведет себя с ним так по-свойски, он не имел. Так что быстро перешел к делу – описал сегодняшний визит, стоящего за полковником Третьяковым генерала из Саратова Кудряшова, и те моменты, что они вменяют Вавилову. Протежирование, вполне возможно, собственному нагулянному на стороне сыну, несмотря на отсутствие подписки, своеобразное московское чванство, выразившееся в пренебрежительном отношении к сотрудникам из провинции, нелепое прослушивание за государственный счет квартиры, в которой, по его же мнению, живут лояльные к СССР граждане…

– Ну что же, Владимир Викторович, – сказал генерал задумчиво, – расклад ясен. А почему они к вам пришли, как считаете?

– Узнали как-то, что у меня с Вавиловым большие проблемы уже восемь лет…

– Если не секрет, то в чем они заключаются?

– Я по глупости и молодости вообразил, что его жена на меня благосклонно смотрит. А она, как оказалось, просто хотела подразнить своего мужа. – честно ответил Лаптев. – Так что я теперь вечный подполковник…

– Ну что же, все мы, бывает, совершаем ошибки, – посмотрел на него генерал весьма благосклонно, – это же не повод вас так прессовать… Да еще и столько лет…

Лаптев вышел из кабинета генерала вполне собой довольным. У него появилась уникальная возможность, и он немедленно ей воспользовался. Теперь, когда саратовские придут к Назарову, тот будет предупрежден, и заранее обдумает варианты. И за это будет благодарен ему, подполковнику Лаптеву. А самое главное, что он теперь обратил внимание на себя генерала как на соратника в его борьбе с Вавиловым.

Глядишь, он еще и станет полковником…

***

Москва, окрестности гостиницы «Россия».

Ожидание Кудряшова было томительным, но оно того стоило. Третьяков пришел в назначенное время и воодушевленно описывал детали своей встречи с подполковником.

– Зампред Назаров Виктор Константинович, по словам Лаптева, спит и видит, как Вавилова уесть. Он, как и Вавилов, пришел в Комитет после партийной работы. Как Лаптев говорит, где-то там они еще, до КГБ, и сцепились насмерть, Назаров проиграл вчистую и жаждет реванша…

Кудряшов надеялся, конечно, что от Лаптева удастся узнать про серьезного врага Вавилова, но что ему такую важную фигуру на блюдечке с голубой каемочкой преподнесут, признаться, и не надеялся.

– А сам Лаптев, будучи простым подполковником, откуда об этом узнал?

– Я не спросил, – пожал плечами Третьяков, – я не в том положении был, чтобы его расспрашивать. Заподозрил бы все же, что дело нечисто, да послал бы меня подальше с неполной информацией. Когда приходишь в роли просителя, лучше помалкивать да брать то, что дают…

– Ну, тоже верно… – рассеянно, думая о своем, согласился с ним Кудряшов. – Еще что-то полезное он рассказал?

– Что Вавилов зачастил с визитами в соцстраны. Формально – чтобы связи с органами госбезопасности тех стран налаживать, но в 11-м отделе Лаптеву кто-то напел на ухо, что он там больше по магазинам и ресторанам ходит, да за их счет.

– Ну, это недоказуемо, к сожалению. Это все?

– Да, все, что он захотел мне выдать. Так-то, конечно, может и больше знать…

– Все тогда, Олежка. Беги обратно на работу, а я буду думать, как действовать. До связи!

***

Глава 16

***

Болгария, Солнечный берег

Посиделки в «Фрегате» затянулись, так что съемочная группа вернулась домой поздно вечером. Галия уже хотела идти к себе в номер, когда ее окликнул режиссер и предложил немного поговорить. Они отошли от гостиницы подальше от отдыхающих и присели на скамейку. Галия вопросительно посмотрела на Шаплякова.

– Я хотел поговорить с тобой по поводу этой Холли, – начал разговор режиссер, – вы много общались сегодня вечером. Ты же понимаешь, что она из Швеции, а это капиталистическая страна. Не самый лучший собеседник для советского гражданина.

– Я думала об этом, – обеспокоенно кивнула Галия. – Но она ведь сама ко мне подсела, я специально с ней не заговаривала. И я язык английский изучаю, на курсы хожу. Подумала, что это хороший способ проверить, научилась ли чему-то. Языковая практика – это важно ведь…

– Так-то оно так, но тебе все равно надо быть аккуратней с такими контактами, – настойчиво гнул свою линию Шапляков. – У нас группа нормальная, мы понимаем, что ты хороший человек и видели, что эта шведка сама к тебе подсела. Но люди кругом разные. Никогда не знаешь, что у кого на уме. И представить эту ситуацию каждый человек может по-своему. Тебе надо учиться думать не только о том, что на самом деле происходит, но и о том, как это может выглядеть со стороны. У тебя ответственная работа. Сама понимаешь, что к тебе особое внимание, ко всему, что ты делаешь.

Галия согласно кивнула, тут же вспомнив Белоусову и четко осознав, как та трактовала бы ее сегодняшние посиделки с Холли, и что говорила бы своему мужу кгб-шнику. У нее аж мороз пошел по коже от такой перспективы.

– Я поняла, Семен Денисович, – сказала она, благодарно посмотрев на режиссера, – вы совершенно правы, спасибо большое за совет. Я буду внимательнее, обещаю.

– Вот и умница, – произнес довольный Шапляков. – Пойдем в гостиницу, поздно уже.

– Хорошо, – подскочила Галия, – и, кстати, – добавила она, – я с этой шведкой вообще общаться больше не хочу. Слишком она навязчивая и вопросы задает странные…

– Это правильно, – согласился режиссер, – нам она тоже не понравилась.

***

Москва.

Мещеряков все организовал так, чтобы уменьшить риски. За Дружининой и ее мужем следили, так что, если они только решат уйти с работы, ему тут же позвонят прямо на их квартиру. Два раза – первый раз будет четыре звонка, во второй раз – пять. Даже трубку снимать не надо, чтобы понять, что надо срочно уходить.

Поехали в самую жару, чтобы никаких старушек гарантированно на лавочках не было. Они попозже выползают, когда погода не такая жаркая.

Подъехали к дому, где была квартира Дружининых, вчетвером, все в милицейской форме. Он, Спиридонов и Галкин поднялись наверх, Сухов остался сидеть в машине у подъезда. Номера были поддельные, Мещеряков лично заказал их одному из завязавших зэков, сказав, что они нужны для спецоперации его коллеге. Учитывая его прежнюю высокую должность, тому и в голову не придет, для чего на самом деле они будут использованы. Если вдруг появится милиция, задача Сухова отвлечь ее. Язык у него был подвешен, что надо, никто не заподозрит, что он уже не служит. Главное, конечно, не нарваться на знакомого милиционера, но это уж совсем должно не повезти…

Галкин стал спиной к соседней квартире, перекрыв собой глазок в двери. Спиридонов воспользовался этим, чтобы быстро вскрыть отмычками замки. Отметив при этом, что они неплохие, обычно такие в новостройках не найдешь. Но все же не существует идеальных замков, которых нельзя вскрыть.

Они зашли и аккуратно закрыли за собой дверь, Галкин после этого пошел в машину к Сухову. Придет за ними, чтобы загородить глазок в соседней квартире своей спиной ровно через час.

Дружинины жили в комфортной двушке с большой кухней, уже полностью обставленной. Проводить обыск обоим было вполне привычно, но в этот раз действовать нужно было не в обычной манере, после которой на полу остаются груды выброшенного из шкафов хозяйского добра… Оба были в хирургических перчатках. Все, что брали в руки, нужно было возвращать на прежнее место. Поэтому один брал и изучал то, что вызывало интерес, другой помогал вернуть точно туда, откуда взято.

Огромный опыт заставил обратить внимание на небольшой картонный ящик, стоящий внизу в отделении для верхней одежды и полускрытый пальто и дорогой шубой хозяйки. Аккуратно вытащили его и открыли. Спиридонов даже присвистнул при виде содержимого. Ящик почти доверху был забит пачками купюр разного номинала. Сверху лежала бумажка с выведенной аккуратным почерком надписью «49330 рублей». А рядом с ней лежал невзрачный, потрепанный жизнью блокнотик.