Русская война. 1854 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич

Я на мгновение сбился, задумавшись, а возможно ли, что так и будет? Получится ли с учетом текущей технологической базы придумать и воплотить то, что не смогли создать в моем времени? Вряд ли… Но все же.

— Согласен, — вздохнул каким-то своим мыслям Корнилов. — К сожалению, ваши изобретения не смогут перевернуть ход войны, как мне, скажу честно, порой хотелось думать. Но они спасут сотни, а то и тысячи жизней, возможно, помогут выиграть целые сражения, и только за это я буду писать представление на орден.

— Я соврал! — я поспешил воспользоваться первой же паузой в речи адмирала, чтобы еще кто-нибудь не начал говорить. — Прошу прощения не за показанные результаты, а за то, что ввел вас в заблуждение.

— Что? — Корнилов нахмурился. — Ваши ракеты на самом деле летают еще ближе? И с шаром какие-то проблемы?

— Ракеты летают не на сто, а на пятьсот метров[1], — я выхватил из рук мичмана Алферова таблицу, которую мы составили по результатам тестовых запусков. — Доработанные кольцевые ракеты уверенно поражают цели на трех сотнях метров, на пяти сотнях из-за нестабильности деревянного оперения возможны сбои. У нас сорвалась одна ракета из трех, в реальности я бы на тот же процент брака и рассчитывал. Но это кольцевые! Кованые ракеты лишены эти недостатков. С их помощью мы смогли точно выстрелить на восемьсот метров. Дальше опять же нужны тесты, так как начинает очень сильно влиять погода, рельеф местности, да и мощности заряда уже недостаточно. Приходится пускать по параболе, а так рассчитать точку попадания уже гораздо сложнее. Возможно, наладь мы в Севастополе собственное производство, чтобы добиться полной идентичности ракет, ситуацию удалось бы перевернуть. Но те, что я привез, к сожалению, слишком разные…

Я невольно вспомнил, как сначала радовался, глядя на полеты кованых ракет, а потом ругался, осознав, как мы в итоге все же будем ограничены в их использовании. Эх, а если бы удалось добиться прямого полета на два километра — хотя бы на полтора — как бы мы прижучили вражеский флот, когда он попытался бы подойти к морским бастионам Севастополя!

— Подождите, штабс-капитан! — возмущенный голос Корнилова вырвал меня из мыслей. — Вы хотите сказать, что ваши ракеты могут летать в пять и даже в восемь раз дальше, чем вы показали? Так зачем вы устраивали этот цирк с сотней метров?

— У меня нет доказательств, — осторожно начал я, прикидывая, как бы правильно донести эту мысль для тех, кто привык к благородным войнам девятнадцатого века. — Но во время разговора с захваченным журналистом я услышал такие вещи о наших планах, которые невозможно было узнать со стороны. Поэтому я уверен, что в городе есть те, кто с радостью передаст союзникам информацию о нашем новом оружии. У меня недостаточно власти и возможностей, чтобы этого избежать, вот и пришлось пойти на хитрость. Теперь враг будет недооценивать наши новинки. Знать о них, но не обращать внимания, считая неспособными изменить ход боя и тем более войны. Как вы и сказали.

— Но зачем кому-то заниматься такими глупостями? — Тотлебен выглядел раздраженным.

— Глупостями? А вам было бы проще подвести свои укрепления под крепость, точно зная, где и какие силы стоят у врага?

— Конечно, — Эдуард Иванович замер на полуслове. — Хотите сказать, что и мои укрепления, скорее всего, срисованы?

— Как и планы фортов, количество пушек и снарядов к ним, — я пожал плечами.

— Потом обсудим укрепления, — Корнилов вернул разговор к изначальной теме. — Значит, ракеты могут лететь дальше? Их взрывы выглядят не очень сильными, но нет ли возможности добавить больше взрывчатки? Тогда они будут способны пробить броню кораблей.

— Более мощную взрывчатку из пороха не сделать, — ответил я. — Вернее, есть работы по бездымному пороху, и он будет гораздо лучше того, что мы используем сейчас, но… В этой войне я бы на него не рассчитывал. Так что только если увеличивать его количество, а тут мы ограничены калибром ракеты. Все, что я привез — 2,5 дюйма. Количество топлива для запуска и размер топливной камеры тоже не случайны, их не уменьшить без критического падения дальности полета.

— Хотите сказать, что ракеты бесполезны?

— Я хочу сказать, что на восьмистах ярдах пушки фортов будут стрелять ненамного хуже. Плюс мы ограничены в количестве — сейчас даже с учетом привлеченных дополнительных мастеров я буду получать десять кованых ракет в сутки. Это ничто для боя. Но сила ракет и не в прямом столкновении, а в маневре. Представьте не огромный флот, а небольшой отряд в двадцать человек, который скрытно подошел к стоянке союзников и расстрелял их корабли. Или пороховые склады. Расстрелял и отступил.

— Звучит не очень благородно, — задумался Истомин.

Хотелось сказать, что плевать на благородство, это война. Вот только здесь и сейчас подобные слова не будут аргументом.

— Партизаны двенадцатого года, летучие отряды Дениса Давыдова — разве они не герои? Я не предлагаю ничего нового. Та же тактика ударов по тылам, только с более подходящим для этого оружием. Ну и мое личное мнение. Тысячи спасенных жизней наших собственных солдат помогут мне пережить недостаток благородства этой тактики.

— Не будем спорить, — Корнилов остановил Истомина. — Что ж, я услышал штабс-капитана Щербачева. Правильно ли я понимаю, что вы хотите, чтобы ваши ракеты не были распределены по армии, а остались сведены в единый отряд для отдельных специальных операций?[2]

— Так точно.

— Что ж, я издам соответствующий указ, но буду ожидать от вас активных действий в защите. Естественно, когда будет отдан соответствующий приказ, — адмирал выделил голосом последнее слово. — И вы описали красивую картину с неожиданной атакой. Сколько вам потребуется времени, чтобы провернуть что-то подобное?

— Я подготовлю план, — в горле невольно появился комок.

— Вот и хорошо, — Корнилов улыбнулся. — А теперь перейдем к вашему шару. Вы же не просто так пригласили сюда и его пилота. Подпоручик Эристов.

Адмирал кивнул казаку, показывая, что они со Степаном знакомы. Впрочем, учитывая кем является отец этого бородача, почему бы и нет.

— Так точно, — казак улыбнулся в ответ. — Георгий Дмитриевич приказал не летать слишком высоко, но на самом деле мы поднимались где-то метров на двести. И это точно не предел!

— Не будем строить иллюзий, — я остановил Степана, который уж слишком воодушевился. — При полете с канатом, чей вес увеличивается с каждым метром высоты, две сотни — это действительно рабочий предел при текущей конструкции. Возможно, если мы достанем чистый водород или доработаем крылья для свободного полета, наши границы раздвинутся, но пока — только так.

— Две сотни метров? — переспросил Нахимов, выхватил из кармана бергамский блокнот и принялся что-то быстро чертить.

— Сколько? — склонился над его расчетами Корнилов.

— Минимум двадцать верст во все стороны, где мы сможем заметить врагов, а они нас нет, — выдохнул контр-адмирал.

Нахимов поскромничал в расчетах, по моим прикидкам дальность обзора с «Карпа» будет раза в полтора-два больше. Тридцать или даже сорок километров, а это гарантия нескольких часов, когда корабль точно никто не сможет заметить. Более чем достаточно, чтобы запустить наш рейдерский отряд.

— Георгий! — в отличие от всех остальных Степан услышал в моих словах кое-что совсем другое. — Ты сказал, что можно будет летать без веревки? Свободный полет?

— Надо будет доработать рули, — задумался я. — Сделаем двигающиеся плоскости на крыльях, чтобы ты смог управлять полетом по вертикали. Для горизонтали добавим еще киль, как у яхты, и тогда ты сможешь поворачивать. Правда, любой более-менее сильный ветер будет тебя сносить, но и тут можно будет что-то придумать…

— Плавать в небе, как в море? — удивленно спросил Нахимов. Кажется, в таком виде на полеты никто в этом времени еще не смотрел.

— А какая разница? Что воздух, что вода — мы можем опираться и на то, и на другое, просто немного по-разному. Так что принципы в итоге не особо отличаются.