Позывной «Хоттабыч» - lanpirot

готов поставить что угодно, в глазах Сталина «плясали» самые настоящие разряды молний. Воздух сгустился до плотности киселя, что вновь стало тяжело дышать, несмотря на все манипуляции пользующего меня целителя.

— Виноват, товарищ Сталин! — Несмотря на бледность, Медик не потерял присутствия духа. — Если не снимете Давление, я ничем не смогу помочь этому пациенту! — авторитетно заявил он, однако побледнел еще сильнее. Может, от профессиональных усилий, не знаю? Но мужик явно боевой, перед самим Виссарионычем не спасовал! Респект и уважуха ему, как мелкие сопляки в моем мире любили говорить.

— Джандаба![36] — вновь резко выругался по-грузински вождь. Надо же, как его проняло! Я читал, что по-грузински он ругался только в самом сильном волнении, да и то среди своих. А здесь, при мне, уже который раз…

Воздух вновь свободно заструился, проникая в расправившуюся грудь. В глазах прояснилось, и скованная болезненным спазмом спина, наконец-то, заработала.

— Извините, товарищи! — повинился в очередной раз Иосиф Виссарионович (немыслимое дело!), помогающий на пару с врачом мне подняться и занять прежнее место. — Усталость свое берет… — Вокруг глаз вождя «нарисовались» темные круги, веки набрякли, и проступили грузные «мешки», лицо посерело и уже совсем не напоминало того «гостеприимного» хозяина, который несколько минут назад встретил меня на пороге кабинета. Это ж, какую силу воли нужно иметь, чтобы так держаться?

— Вам бы отдохнуть, товарищ Сталин… — заикнулся, было, Медик. — Поспать, хоть немного! Нельзя только на одних только «Освежающих формулах» столько времени держаться! Это я вам ответственно, как Медик заявляю! Если не меня, так хоть Владимира Никитича, послушайте! Надорветесь…

— Да понимаю я все, Поликарп Вельяминович, — устало произнес вождь. — Вот закончу с делами… и посплю… часок-другой… Торжественно обещаю! — Лицо Иосифа Виссарионовича на секунду просветлело, однако, его выражение, говорило, что выполнять это свое обещание он не сильно-то и торопится. Ох, как я его понимаю! Тоже, бывало, сутками не спали, и на фронте, и позже… Служба, иной раз, такой задницей оборачивалась, что только держись!

— Вы всегда так обещаете, Иосиф Виссарионович! — недовольно покачал головой Медик.

— Сегодня точно вздремну, — повторил обещание Сталин. — А вы можете быть свободным, товарищ Мицкевич. Если еще понадобитесь товарищу Хоттабычу — мы вас обязательно пригласим!

— Со мной уже все в порядке, Иосиф Виссарионович! — заверил я Верховного Главнокомандующего. — Больше медпомощь не понадобится!

— Тогда ступайте, Поликарп Вельяминович!

— Слушаюсь! — отозвался Медик. Он по-военному четко развернулся на каблуках и вышел за дверь.

— Итак, продолжим, товарищ Хоттабыч? — произнес Иосиф Виссарионович, перебравшись на свое место во главу стола.

— Так точно! — отрапортовал я по примеру покинувшего кабинет Медика по-военному коротко.

— Это хорошо… — Сталин подтянул к себе папку с моим «делом», взял в руки перьевую ручку и, окунув её в чернильницу, вывел на серой картонной обложке: «СС/ОП[37]: позывной Хоттабыч». После чего передал её Берии. — Это тебе, Лаврентий Павлович, изучай на досуге! — При слове «досуг» уголки губ Берии дрогнули в едва заметной усмешке. Ну, да, знаем мы, какой там у него досуг — небось, тоже, как в песне: «покой нам только сниться». А со сном и у него, думаю, не меньшие проблемы, чем у товарища Сталина. — Здесь только самые «сладкие» выжимки, — дополнил вождь, — «основное блюдо» запросишь у товарища Петрова.

— Слушаюсь, товарищ Сталин! — кивнул Берия.

— Основательно изучишь полученный материал, — продолжал отдавать распоряжения Верховный Главнокомандующий. — Поверь, там еще есть чему удивиться!

— Куда уж больше? — Уже в открытую усмехнулся Берия. — Меня Никитка Хрущев расстрелял!

— А мой, так называемый, «культ личности» — развенчал с ошеломительным успехом! — Хохотнул уже Сталин, весело скалясь крепкими и ослепительно белыми зубами, совсем не вязавшимися с его возрастом и привычкой заядлого курильщика.

Но мне было и без слов понятно, что скрывается за его напускной бравадой. Ой, чувствую, не поздоровится кому-то! И очень сильно не поздоровится!

— Но это все — тьфу, тлен! — Сталин взял в руки трубку и начал нервно ее теребить. — Плевать, что там про нас с тобой наплели наши потомки! Не это главное, Лаврентий!

— А что же, Иосиф Виссарионович? — задал Берия сам собой напрашивающийся вопрос. Сталин специально для этого сделал театральную паузу в нужном месте. И Берия быстро «просек», что требуется от него вождю. Он понимал его, можно сказать, с полуслова, полувзгляда, полужеста, за что его и ценил стареющий правитель.

— Дэло всэй нашэй… — в речи разволновавшегося вождя вновь «проснулся» жесткий кавказский акцент, — и не только нашей, Лаврэнтий — дэло тысячи тысяч пламэнных бойцов-рэволюционэров, гэроев, нэ щадивших сэбя на фронтах гражданской войны, в борбэ с кулачьем, контрэволюцией и откровэнным бандитизмом, нэ щэдящих своих жизнэй и в этой кровопролитной войнэ… — Голос Сталина дрогнул и прервался.

В воздухе откровенно похолодало. Блин, не нужно ему так волноваться! Он если не нас, так себя угробит! Сталин даже глаза прикрыл, пытаясь справиться с обуревающими его чувствами. Я отчетливо видел, как вокруг него разворачивает настоящее буйство разноцветных стихий и энергий — той самой волшебной Силой, которой он оказался наделен сполна. И если эти Силы вырвутся из-под его контроля, мне уж точно хана придет! А как Берия с товарищем оснабом «выплывут» — хрен его знает? Их возможности защиты мне неизвестны.

— Простите, товарищ Сталин, — Я с трудом поднялся на ноги и виновато склонил перед ним голову, — что похерили будущее такой великой страны! Готов принять любую кару! — решительно произнес я, прочно утвердившись, наконец, на своих подрагивающих ногах.

— Ты-то здэсь причем, товарищ Хоттабыч? — Мой неожиданный демарш сумел на некоторое время отвлечь Сталина от формующегося вокруг него маленького Армагеддона. Разноцветные энергетические всполохи, окутывавшие фигуру вождя, слегка умерили свой пыл и начали постепенно гаснуть один за другим. В кабинете потеплело.

— Как причем, товарищ Сталин? Это и мое время тоже! Я жил… служил… но видимо плохо… и ничего не сделал, чтобы предотвратить…

— Садитесь, товарищ Хоттабыч, на свое место. — Вождь устало двинул рукой, указывая на стул. — Что мог сделать одинокий старик, не имеющий ни сил, ни средств, ни, в конце концов, никакого влияния в высших эшелонах власти? — Иосиф Виссарионович, наконец, успокоился, и вновь заговорил практически без акцента. — Устранить этого, вашего, Горбачева? Или Ельцина? — Угу, а на память Виссарионыч точно не жалуется — вон, как лихо все фамилии запомнил. — Или того и другого разом? — не останавливался глава государства. — Бесполезная трата усилий! Хотя, допускаю, что у такого специалиста, как ты, все бы получилось в лучшем виде. Причина не в этом… Нет! Вы, там, у себя, в будущем, потеряли что-то очень важное… Что-то, что позволяло сердцам настоящих патриотов биться в едином темпе!