Повелитель душ 4 - Владимир Владимирович Кретов

спрыгнув с моей ладони к костру, уселся на свой мохнатый зад, в этакую человеческую позу.

Я лишь усмехнулся.

Ну что ж, поехали!

* * *

Из того, что грело — это то, что теперь все в нашей команде стали с пятью пробуждёнными колодцами! То бишь, все стали архимагами по объёму «маны».

Но было и то, что выбешивало…

Полтора месяца! Полтора долбаных месяца шёл этот конченый кислотный дождь!

Мы что, в «„сезоне дождей“», что ли, застряли⁉

Мы успели съесть одну четвёртую новой «армии» Акихико. В прямом смысле — съесть.

Росой и энергией «ци» мы питаться не умели. Да и «армия» Акихико тоже не умела, потому и пришлось пустить кое-кого под нож. На что принц каждый раз ворчал, мол, когда меньше тварей — хуже контроль прокачивается.

А что делать? Если эту «армию» не кормить, то не осталось бы вообще никого, все от голода передохли бы. А так живы, в том числе и мы, правда, вкус этих «лягушек»… Даже с голодухи этим мясом приходилось давиться.

Но в очередное утро, когда я выглянул за пелену, то… не увидел никакого сраного дождя! Я сначала даже глазам своим не поверил, но на мою черепушку больше не падали кислотные капли, полируя и так уже гладкий череп.

Ну да, череп…

По началу меня это отчего-то даже забавляло, что морда принца Отто превращается в «ничто».

Но сейчас — через полтора месяца, видеть в отражении голый череп как-то уже было не прикольно. Даже несмотря на то, что моя эйфория задрана вверх.

Ладно, физиономия Мессароша, в конце концов, это не моя проблема — а его. Я по-прежнему таскал клубок его души за собой, иногда вселяя его в какую-нибудь тварь, чтобы тормознуть процесс «разматывания».

Что из этого получится? Без понятия…

Может, Отто уже потерял свою память. А, может, и нет. Это, в том числе, и эксперимент.

И теперь, когда кислотный дождь, наконец, закончился, пора искать другой храм — не разрушенный. Честно говоря, уверенность в том, что мы сможем найти такой храм, и что оттуда получится попасть в нормальный мир у меня несколько поубавилась…

Впрочем, у меня был ещё один вариант — просто полететь на поиски нормального мира клубком своей души, так что совсем уж духом я не падал.

Японская империя. Токио. Тюрьма императорского дворца. Великая княжна Российской Империи Аничкова Марья Афанасьевна.

Девушка повернулась с одного бока на другой и застонала. Кандалы на руках нещадно натирали запястья, и теперь, при каждом резком движении левую руку просто простреливало болью. Может, как-то нерв зажало…

Великая княгиня посмотрела на своё запястье.

Хм… Может, и нерв зажало, а, может, заражение какое-то пошло, потому как, из-под металлических оков, что лишали её магии, опять потекла струйка крови. И эту кровь она наблюдает уже недели две ежедневно.

Девушка крикнула:

— Кто-нибудь! Есть тут кто-нибудь⁉

Как и всегда, тишина в её камере после крика стала будто бы звенящей, и как всегда, никто не ответил.

Да тут, кроме неё, вообще никого не было. В радиусе метрах двадцати так уж точно.

Лишь по утрам открывался небольшой проём внизу двери, и внутрь по полу залетал поднос с едой и водой на тонкой цепочке. В течении минуты поднос за эту цепочку затягивался обратно в проём — в независимости от того, взяла княгиня пищу или нет.

В начале, она несколько раз обожглась на этом — когда вместо того, чтобы взять еду, пыталась завязать разговор с разносчиком пищи. Поднос просто «уезжал» обратно. Теперь же, она знает, что пытаться разговаривать с разносчиком бесполезно и даже не уверена, человек ли, вообще, это делает, или какой-нибудь робот… Но кричать время от времени, чтобы привлечь хоть чьё-то внимание девушка не перестаёт. Надежда на это всё ещё не умерла…

Ну хоть кто-то должен ведь её сторожить⁉

Погладив заурчавший живот, великая княгиня потихоньку свернулась в калачик — так хоть живот не сильно беспокоит своим голодным урчанием. Интересно, сколько она потеряла в весе за два месяца лишь на постном завтраке с водой? Десять килограмм? Пятнадцать?

И ведь ещё два месяца назад она была готова идти против своего сердца и, пожертвовать собой ради Российской Империи — выйдя замуж за японского императора…

Иошихиро, император Японии, никогда не был образцом великодушного характера, и Марья это поняла сразу. Все его знали как холодного и беспринципного политика, готового ради усиления своего рода на всё — вот только, в последнее время, его и так не сладкий характер начал ещё больше ухудшаться.

Если в начале он с ней вёл себя вполне респектабельно — можно даже сказать галантно — не считая его сальные взгляды и намёки, и Марье казалось, что она сможет смириться со своей ролью жены Японского императора, то со временем всё стало меняться…

Император начал творить по-настоящему дикие вещи… Чего стоила только ванна из ещё тёплой человеческой крови, в которую он зазывал и великую княжну.

Девушку передёрнуло…

Благо, он только предлагал… и предлагал всякое. Но до официальной свадебной церемонии с силой к ней «в постель» не лез. Ей повезло — что японцы народ традиции, и связь до брака, особенно для аристократов считалось чем-то неприемлемым.

Поэтому, император в этом плане, особо решительных действий не предпринимал.

Марья вздохнула от тяжелого чувства де-жавю.

Ведь буквально недавно она сталкивалась практически с тем же самым безумным поведением — хоть и не в такой глубокой, плачевной стадии…

Почти то же самое было и с её отцом. Он постепенно, но совершенно неуклонно, терял сам себя. Российская Империя выяснила, кто за этим стоял — Британская Империя. Вернее, самый могущественный маг современности, родом из Британской Империи — Альфрик Эшдаун. И если в Российской Империи он свои зубы обломал — то, в Японской, похоже, он добьётся того, чего хочет.

Но даже намёки на то, что с Иошихиро что-то не так, и его травят — вводили императора в режим берсерка…

Он не только не хотел слушать доводы княжны, но и от криков часто переходил е рукоприкладству…

Иногда он даже избивал великую княжну до полусмерти. Избивал настолько сильно, что требовалась срочная помощь лекаря.

И ведь против него невозможно было даже палец поднять, ибо, император являлся архимагом-менталистом — со специализацией полного контроля, хоть и над ограниченным числом людей. Он мог просто сказать «стой и не шевелись», и всё — шевельнуться было просто невозможно.

Губы Марьи растянулись в улыбке.

Но она, всё-таки, смогла