Гений Медицины. Том 5 (СИ) - Алмазов Игорь

— После обхода зайду к санитаркам, попрошу перестелить у вас постельное бельё, — решил я. — А теперь все извинились друг перед другом, заняли каждый свою кровать, и ждём меня.

Под моим чутким надзором пациенты извинились друг перед другом и разошлись каждый на своё место.

— Вот это у вас тут дисциплина, — удивлённо протянул мой новый пациент, когда я к нему подошёл. — Держите всех в узде!

— По-другому нельзя, — пожал я плечами. — Итак, Авдеев Лев Маркович, верно?

— Всё так, — кивнул он. — Доктор, у меня очень странные симптомы. Долгое время вообще сомневался, идти ли с ними ко врачу. Но стало совсем невмоготу, и вот, оказался здесь.

«Странных» симптомов в медицине великое множество. Например, сенестопатии — неприятные ощущения, которые пациент чувствует внутри своего тела. И которые не подкреплены никакими патологическими процессами, а основаны чисто на психологическом уровне.

Или синдром Мебеуса — отсутствие любой мимики на лице, с рождения. А уж про синдром иностранного языка, с которым я и сам сталкивался на практике, вообще лидирует в этом списке.

— Рассказывайте, что за симптомы, — кивнул я.

— Если я замерзаю, или очень сильно нервничаю, но у меня что-то происходит с пальцами на руках, — ответил Лев Маркович. — Они сначала бледнеют и немеют. Перестают что-то ощущать. Становятся прям белого цвета — жуть! А затем начинают болеть, жечь и становятся красного цвета. Это кошмар какой-то!

Вполне конкретный симптом конкретного заболевания. Я уже по одному этому описанию могу поставить предварительный диагноз.

— Давно это у вас? — спросил я.

— Месяц примерно, — ответил пациент. — И мне стало казаться, что по времени эти приступы как будто увеличиваются. Вот я и испугался.

И правильно сделал. Я проверил его ещё и диагностической магией, и чётко убедился, что у Авдеева синдром Рейно. Это вазоспастическое заболевание, которое характеризуется расстройством кровообращения в сосудах конечностей. В данном случае, как раз кистей рук.

Под воздействием провоцирующего фактора, холода или стресса, происходит вазоспазм — сжимание сосудов. Нарушается питание конечности, и возникает боль и парестезия — нарушение чувствительности. После этого вазоспазм проходит, кровь усиленно устремляется в конечность, и вот уже чувство распирания, боли и ярко-красный цвет кожи.

Осталось определить, первичное ли это заболевание, или вторичное — на фоне другого. Зачастую синдром Рейно является просто синдромом для другой болезни, например для склеродермии, системного васкулита или ревматоидного артрита.

Я задал ещё несколько вопросов, а затем тщательно осмотрел Авдеева. Нет, других патологий нет. Всё-таки это и есть первичное заболевание, болезнь Рейно.

Я объяснил пациенту суть его заболевания.

— Так это что, и правда руки побелели бы от холода? — спросил его сосед, внимательно слушавший всю беседу.

— Я же говорил, что не вру, — обиженно ответил Лев Маркович.

— Всё, перестаньте, — строго сказал я. — Все уже помирились, наступил мир и дружба.

— А это вообще лечится? — задал любимый вопрос всех пациентов Лев Маркович.

Почему-то все в большинстве случаев уверены, что именно их заболевание неизлечимо. И им придётся всю жизнь страдать от симптомов.

— Лечится, — кивнул я. — Назначу вас антагонисты кальция, антиагреганты. Кроме того, теперь надо избегать провоцирующих факторов. Проще говоря, не волноваться, а на холоде носить перчатки. Ну и полечу магией, конечно. Но сначала — сдадите анализы.

Политику нашей клиники никто не отменял. Сначала анализы для подтверждения диагноза, даже несмотря на то, что магией я уже установил всё точно. И только потом — лечение.

Я расписал Авдееву направления на ангиографию, общий и биохимический анализы крови, и ряд других обследований.

Затем обошёл других пациентов, занёс направления Надежде Васильевне, заглянул к санитаркам, и отправился в другую свою палату.

Жирков сегодня порадовал. Уже порывался отправиться в своё отделение, но я уговорил его полежать ещё несколько дней. Енин там справлялся, а Дмитрию Степановичу нужен был отдых.

Закончив обход, вернулся в ординаторскую. Там как раз никого не было, и можно было переговорить с Клочком.

— Хозяин, это не Кравцов, — пискнул он. — Я уверен. От вашего эндокринолога так несёт колбасой и прочей едой, что его запах ни с чем не перепутаешь. Хотя… С запахом Квасова мог бы. Но на артефакте таких запахов нет.

— Почему-то так и думал, — задумчиво кивнул я. — Слушай, а что там вообще Кравцов делал, когда ты его разыскал?

— Бутерброд с колбасой у себя в кабинете ел, я же говорю, — смешно сморщился крыс. — И всё.

— Спасибо, — улыбнулся я.

Так, значит артефакт мне всё-таки подложил не Кравцов. Интересно, а кто тогда?

Феликс Александрович с утра был не в духе. Из отпуска вернулся лаборант, который обязательно по протоколу должен был работать с ним.

Польза от него, разумеется, была. Он готовил препараты, заполнял скучные отчёты, мыл трупы… Но ещё больше его присутствие раздражало и мешало.

— Денис, — окликнул он лаборанта. — А можешь мне за кофе сходить?

— Феликс Александрович, вы же не пьёте кофе? — лаборант поднял свою ушастую голову от бумаг. — Сами мне говорили.

А какого чёрта он всё запоминает, своей жизни нет что ли?

— А теперь начал, — ответил вслух патологоанатом. — Принесёшь?

— Конечно, — Денис подорвался и поскакал на другой этаж, где стояли кофейные аппараты.

Отлично, хоть какое-то время его не будет. А когда вернётся, Феликс Александрович заявит, что ненавидит кофе. Ему нравилось так гонять своего лаборанта и издеваться над ним.

Патологоанатом быстро подошёл к холодильнику с ненужными образцами, которые подлежало списать на утилизацию. Например вот, удалили жёлчный пузырь. Подойдёт.

Аккуратно достал орган, и упаковал в собственную сумку. Туда же отправились несколько сосудов, селезёнка, часть кишки — какому-то бедолаге сделали резекцию.

Неплохо. Это на первое время хватит.

Его, Феликса Александровича, ещё начнут ценить в научном мире. Когда поймут, что его изобретения гениальны. Когда увидят результаты его трудов.

Он уже близок к прорыву. Совсем близок. Ещё несколько экспериментов, и он докажет всем, что…

— Я принёс кофе, держите, — вернулся Денис со стаканчиком в руках.

— Я ненавижу кофе, сколько раз тебе ещё говорить! — с удовольствием ответил патологоанатом. — Иди работай, лишь бы отвлечься на что-нибудь!

— Но вы же…

— Марш работать, я сказал!!!

Может, этот лаборант не выдержит подобных издевательств, и уволится… Хотя тогда наверняка будут искать другого.

— Меня не беспокоить, — объявил он, и скрылся в резекционном зале.

Вскрытия людей — они успокаивают. Особенно мёртвых. Во всех смыслах этого выражения.

Синдром Рейно у Авдеева подтвердился. Я назначил ему лечение, а также полечил своей магией. Скоро ему станет лучше.

Скандал между пациентами тоже прекратился, Льва Марковича переселили на другую кровать, и окно теперь могли держать открытым какое-то время.

Клочок всю оставшуюся половину дня дежурил в моей сумке, на случай если кто-то решит вернуться за артефактом. Но никто так и не пришёл.

Так, покараулим ещё завтра. Мне этот артефакт теперь не страшен, но мало ли, кто-то захочет его вернуть. Все-таки вещь недешевая.

Я закончил работу, и отправился в учёный совет. Чехов сегодня был в прекрасном расположении духа, и встретил меня чуть ли не объятиями.

— Ты не представляешь, как сегодня весь день злится Квасов! — поведал он. — Просто ходил всё утро, срывал эти плакаты, огрызался на всех. А потом его ещё и Брусилов его вызвал, что-то долго отчитывал. Он вышел весь красный, красота!

— Он это заслужил, — кивнул я. — После всех своих злодеяний тем более. А как ужин прошёл?

— По высшему разряду, — ответил довольный Антон. — У Брусиловых дома, познакомился и с мамой её, и с младшим братом. Андрей Михайлович всё расспрашивал обо мне, моей семье и так далее. И в конце разрешил мне встречаться с его дочерью!