Величие империи (СИ) - Старый Денис

Приняли меня почти что сразу, через два дня. Но я был настойчив. Набрался наглости, когда понял, что на Россию в регионе стали смотреть очень даже пристально. Это явно после того, как Крымское ханство рухнуло. Ну и Восток — он такой Восток! Тут же, словно на базаре новости расходятся, казалось, что по беспроводной связи и сразу во все стороны.

Тут знают и то, что это я принимал активное участие в Крымской компании, взял Бахчисарай, что я в фаворитах у престолоблюстительницы. А это в понимании восточных людей, которые имеют гаремы женщин, но не принимают, что такие же могут быть и мужскими, словно я муж Елизаветы. А еще я и крымский бей, ну по матери, скорее по деду. Так что, как своего принимали. Ну или беззастенчиво льстили и лгали, смотря в глаза.

— Приветствую тебя, славный хан Хивы! — сказал я, когда попал на приём к правителю Ильбарс-хану.

— И я рад, наконец, увидеть русского генерала, который выполнил мою скромную просьбу, — сказал хан.

Этот деятель мне показался каким-то пустым. Порой смотришь на человека и понимаешь, что личных качеств у него предостаточно, чтобы оставить след в истории. А у этого — как бы и пустота. На бочке написано, что выдержанный коньяк, а откроешь, так прокисшее молоко, и то, кобылье, которое, признаться, уже изрядно поднадоело.

С другой же стороны, нам не приходится выбирать себе союзников. И, может быть, эта пустота наполнится по мере того, как будет осваиваться и использоваться русское оружие. Ну или когда Хива станет Россией.

— Славный хан, я бы хотел увидеть ту, ради которой здесь я, а также из-за чего тут русское оружие, — поспешил сказать я.

Полноватый человек со взглядом, необременённым умом, решил посмеяться.

— Ты действительно пришёл за этой… девицей? — перевёл мне переводчик.

Как мне показалось, Ильбарс-хан назвал Гильназ оскорбительно, но перевели мне корректно.

Да, конечно же, я здесь не только для того, чтобы вызволить девушку, в которую был влюблён мой брат. Хотя именно это не давало мне спать и влекло оказаться в Хиве как можно быстрее. Безусловно, я выполнял здесь предназначение, усиливал Россию, создавал сложности для наших бывших союзников, которые заключили-таки мирное соглашение с турками.

Получалось, что иранский падишах забрал себе Дербент, что было условием для русско-персидского договора, но практически ничего не сделал для того, чтобы следовать, если не духу договоренностей, то хотя бы букве этого соглашения. Просто наплевал на всё, решил договориться с османами.

Так что да, персам необходимо создавать серьёзнейшие проблемы, и, возможно, сразу после войны с Османской империей, дай Бог, чтобы она закончилась нашей победой, решать вопрос и с Ираном. На Востоке такие резкие повороты в политике, а нас… уж если говорить по-честному, надули. Не сказать бы жестче.

Хочешь не только оставаться в той силе, в которой сейчас пребываешь, но и усиливаться, то нельзя никому позволять так с собой обращаться. Иначе на Востоке нас не поймут, будут пинать, а мы будем удивляться, почему так происходит. Да потому, что однажды уже произошло, и Россия ничего не сделала, чтобы наказать того, кто нарушает с ней договорённости.

— Славный хан, я могу развернуться. И твой соперник, подданный Российской империи хан Малого жуса уже спрашивает: а почему это я тебе везу оружие, а не вооружаю его. А ведь могу, — начал я уже и напирать. — И как шагает персидский полководец Надир? Кто его знает, куда он пойдет уже весной.

Я знал, что за человек передо мной. Знал и то, что он в опасности. Персы ведь свои армии не расформировывают. И Надир не скрывает своих планов. Единственно, что если история будет так же развиваться, то скорее всего, он несколько будет занят, ведь нужно захватить трон, удержать его, и… Нужно решать эту проблему. Такой деятельный персидский шах России ни к чему.

— Ну хорошо, Гильназ тут. Признаться, я хотел бы иметь её в своих жёнах. Уж больно она хороша собой, а ещё и невинна, — сказал хан.

И я отчётливо увидел, что ему, действительно, жаль.

— Зла ей не причинено? Иначе договорённости наши нарушены будут, — сказал я.

— Нет! — выкрикнул хан. — Но и ты не смей со мной…

— Я посмею! — повысил и я голос. — Или думаешь, что убийство русских солдат и офицеров забыто? Так я здесь. С тремя тысячами воинов и с хорошим оружием, которое тебе привёз. Будем ли мы вспоминать вероломство твоё, когда пригласил на пир, но убил русских? И мы наедине, только переводчик. Так что на людях я и поклонюсь, но ты должен знать, что я здесь — это Россия. Так что, вспомним про обман? [ речь идет о событиях 1717 года, когда офицеры русского корпуса были приглашены к хану и убиты].

— Это был не я! — явно растерявшись от моего напора, ответил хан.

— И ты думаешь, что Российской империи, размером которая в пять сотен таких вот ханств так важно знать о том, кто именно убил? Ты думаешь люди будут знать, что это твой родственник сделал⁉ — возмущенно спросил я.

— Я могу отказаться и от вашего оружия, и от покровительства! — сказал хан, и было видно, что не подумал, прежде чем делать заявление.

— Знаешь ли ты, что Малый Джус и башкиры — подданные российской короны? Чего стоит нам всем вместе прийти и убрать тебя отсюда? Или, может, хватит всего лишь одного моего отряда? — продолжал нагнетать я. — Мои люди получили приказ, заняли квартал Хивы, ну или могут это сделать сразу же, если не получат свидетельств, что я жив.

— Понял я всё. Забирай эту девицу, забирай то золото, что я приготовил для тебя. И уходи из моего ханства, — отмахнулся Ильбарс.

— А кто учить будет твоих воинов правильно обращаться со сложным оружием? Но принимай сущее, что придётся тебе просить протекторат России, — сказал я, внимательно изучая реакцию хана.

Какого-либо отрицания я не увидел. Наверняка он сам понимает, что если персы начнут войну против него, а, как я знал, они обязательно это сделают, то придётся искать помощи. Так, может быть, заранее?

И тут вышла она…

Теперь я прекрасно понимаю своего брата. На эту девушку столь разительной красоты крайне сложно смотреть без восхищения. Мне её показывали вопреки исламской традиции, с непокрытым верхом, и вовсе она была одета так, как перед тем же ханом будет танцевать его наложница, чтобы потом…

— Она чиста? — спросил я.

— Чиста, — нехотя ответил мне хан.

— Ты понимаешь по-русски? — спросил я у Гильназ.

— Немного, господин, — прозвенел звонкий голосок девушки.

И нет, я не воспринимал её, как женщину. Хотя отдавал дань тому изяществу и красоте, которой девушка точно обладала. Поймал себя на мысли о том, что я не воспринимаю её как ту, с которой бы мне хотелось… С которой бы не хотелось!

Это словно как смотреть на жену своего брата, может, только немного ему завидуя, но при этом не иметь никаких дурных мыслей.

— Я её забираю! — сказал я.

Сказал так, чтобы не было никаких возражений. Их хану ничего не оставалось, как только принять всё то, что можно было счесть даже за унижение.

Но, действительно, ему нечего не остаётся, кроме как терпеть мой тон. Был факт того, что в 1717 году хивинцы обманом, нарушая даже исламские традиции гостеприимства, убили командование русского корпуса, направленного в эти края.

Был и другой фактор. Так, через башкир и через доброжелателей пока ещё дружественного России Малого жуса, распространялись отнюдь не беспочвенные сведения о том, что персы наметили экспансию на восток, где и находилась Хивинское ханство. И это не беспочвенно. Ведь начнут же.

Так что бесхребетный хан прекрасно понимал, что без поддержки союзников ему просто не выстоять. А тут я пришёл с достаточно большим количеством оружия, которые хивинцы считают панацеей для своих побед.

Но нет, я не ушёл сразу. Лишь только передал Гильназ, как я думал, в надёжные руки Смолина, который сопровождал меня в поездке. И который должен стать главным инструктором по подготовке хивинской армии к будущим войнам.