Вперед в прошлое 12 (СИ) - Ратманов Денис

Василий мирно сказал, что ему нужен грузовик. Но получил ответ, что ничего не получит, потому что это грузовик Пацюка. Теперь Алексей возвращает десять тысяч рублей и разрывает договоренности (вот расписка, подпиши) и оставляет машину в единоличное пользование.

На претензию, что это не по-человечески, лишь пожал плечами и ответил, что по закону так, и, если Василий не согласен, пусть подает в суд. Любой суд признает его, ПАцюка, правоту. Мало того, у Василия есть возможность загреметь в обезьянник. На возражение, что рубли в момент дачи расписки привязаны к курсу доллара, и это есть в тексте, Леха лишь усмехнулся и напомнил, что национальная валюта России — рубль. Десять тысяч вот, пожалуйста.

Василий не сдержался и дал ему в морду. Леха не дал себя избить и ответил. Выбежала жена и отоварила незваного гостя сковородкой. Избитая собака тоже вспомнила обиды.

В итоге Василий был изгнан с позором.

— Знаешь, шо он мне казав напоследок? — проговорил Василий. — Шобы я ему спасибо сказал, шо он наряд не вызвал и деньги вернул. Добренький какой.

— Все-таки что-то человеческое в нем осталось, — вздохнула мама.

— Нет в нем ничего человеческого, — объяснил я. — Ему перед коллегами позориться не хотелось.

Вспомнились слова Лялиной, что Пацюка те самые коллеги ненавидят, он нагадил всем, до кого дотянулся.

— Подожгу машину и дом спалю, — холодно сказал отчим. — Сяду, да. Но отомщу гаду.

Глаза у Василия были страшные, как у мертвеца, я уже видел такой взгляд у Сонечки и никогда не забуду.

Мама обняла его и проговорила:

— Васенька, Бог его накажет! Нельзя так с людьми. Вот посмотришь.

— Не дождусь, пока до него очередь дойдет, — отмахнулся он.

Тогда мама встала на колени и взмолилась:

— Васенька, не надо! Ради меня, пожалуйста.

— Ладно, — ответил он, но не было в его голосе искренности.

Наверное, ночью будет представлять, как горит дом бывшего приятеля. Очень надеюсь, что он не станет делать глупостей.

— Мент сам себя наказал, — проговорил я. — А на вашем месте я подал бы в суд. Просто чтобы нервы ему попортить, наложить на машину арест, и он ничего не смог бы с ней сделать. Так-то, скорее всего, продавать задумал. А если арест, то даже работать не сможет, наверное.

Отчим ожил ненадолго, блеснул глазами.

— Так и сделаю. Заработок есть. Не отсужу машину, так ему отомщу. Расписка-то у меня есть.

— Надо с толковым юристом посоветоваться, вдруг что подскажет. И побои снять на всякий случай. Дескать, выставил, нанес тяжкие телесные повреждения, угрожал. Мне сказали, что сами менты его не любят. А вы пока на «Волге» работайте. Неплохо ведь получается.

— Там в «Камазе» в бардачке документы, печать, — пожаловался отчим, поникнув. — Он может меня сдать за подделку документов. Так что судиться не получится.

— Вот это уже плохо, — вздохнул я. — Это серьезная статья.

Воцарилось молчание. Отчим сидел и сопел, побледневшая мама боялась слово сказать. Не хотелось их бросать, но я понимал, что это взрослые люди, пусть сами исправляют взрослые ошибки, тут я не помощник. На языке вертелось: «Хоть акции МММ продайте. Немного добавите, и купите другой грузовик» — но я молчал, сейчас не самое лучшее время для таких советов.

С документами и печатью, конечно, залет. Как бы гнилушка Пацюк не решил нагадить просто так, по зову души или что там у него вместо нее.

Так что на фоне проблем отчима наше переселение осталось незамеченным. Посидев немного за столом, Василий позеленел и ломанулся в ванную освобождать желудок от алкоголя. Под адреналином его, видимо, не взяло, а теперь накрыло.

Обнявшись с мамой, я направился на остановку на предпоследний рейс, который отправлялся в половину одиннадцатого.

Пришел «Икарус» с гармошкой, где я был единственным пассажиром. Картина была немного сюрной: огромный пустой вагон, и я один. От обилия свободных мест глаза разбежались, я уселся на одиночное сиденье в середине салона. Так и казалось, что вот-вот на меня спикирует призрачная бабка, которая будет заставлять уступить ей место. Ничего такого, конечно же, не случилось. На следующей остановке в салон вошла влюбленная парочка, в девчонке я узнал Наташкину одноклассницу Ирку Чечурину, парень был не местным.

Усевшись на двойное сиденье, они сразу же начали целоваться. А я думал о своем. О доверии.

Вот взять отчима — простоватого деревенского мужика из Диканек. Его доверчивость можно списать на отсутствие мозгов. Но ведь нельзя жить и всех подозревать, думать, что каждый пытается тебя кинуть и в искренних действиях друзей видеть таящийся обман. Илья, Натка, Боря… предадут ли они меня, если представится возможность? До сегодняшнего дня даже не задумывался. Это ведь нормально — жить среди людей и быть человеком. Отвечать за свои действия, держать обещания.

Гнилья не так уж много, но вся проблема в том, что их не распознать. Из-за них нормальные люди превращаются в озлобленных псов, потому что не у всех хватает мудрости отпустить ситуацию и забыть. У меня, видимо, имеется внутриутробно прошитый гнилодетектор, я чуял гниль и в прошлой жизни, правда, интуитивно, не носом, потому меня не кидали, хотя я и не осторожничал, а эти…

Обидно, что сейчас их время. Гнилушки проникли везде, как метастазы, и разрушают здоровую ткань. Они такие научились виртуозно мимикрировать и неотличимы от нас. Что будет с миром, если не станет гнилья? Что будет, если количество гнилья превысит критическую массу?

Будет — ха! Уже есть, наступили девяностые, которые взрастят поколение волков, а потом… Потом непременно грянет что-то глобальное, кровавое.

Я передернул плечами. Нет, умение доверять — не простодушие, а нормальное человеческое качество. Я доверяю Илье, хотя это уже не тот парень из прошлой жизни. Доверяю Каналье и оформляю на него участок. Доверяю деду ведение бизнеса. То есть, по мнению многих, веду себя неосмотрительно, как отчим. Пацюк ведь был его другом! А потом Василий утратил актуальность и пошел под нож.

Почему я должен лишать себя множества возможностей только потому, что меня могут предать? Почему должен проверять партнеров, трястись о будущем? Нет, не буду. Пусть меня считают простофилей, но чего я добьюсь, лишая себя нормальных отношений с людьми? Да, я буду доверять друзьям, а если что-то потеряю, буду считать это платой за право быть человеком.

На миг показалось, что воздух затвердел и окрасился в бордовый, свет тоже окрасился… Мгновение — и наваждение исчезло. И вот я снова сижу в скрипящем пустом автобусе… Правда, остановку чуть не прозевал!

Вскочив, я рванул к водителю.

— На остановке! — протянул ему билетик и выскочил возле общаги, где жили Лялины. Так и подмывало зайти к ним, узнать, ушел ли отец, но были другие дела.

Наверное, все-таки ушел. И слава богу, что не заявился к матери, от него чего угодно можно ожидать.

Я перешел дорогу, осваивая новый маршрут, свернул на улицу Крупской и постучал в калитку. Не уверенный, что меня услышат, прокричал:

— Наташка, Боря! Открывайте.

Через минуту щелкнул замок, и мне открыла Наташка в куртке поверх халата.

— Че так поздно-то? Мы ждем тебя, ждем, спать уже хочется. В школу-то вставать рано.

— Войду — расскажу.

В доме было тепло. Ухала печь, поедая дрова. Наташка выставила кастрюльки, ковшики, чашки, тарелки сгрузила в раковину, но помыть не успела. Из смежной комнаты вышел Боря, пожаловался:

— Прикинь, у нас живет мышь. Шуршит где-то, я ее гонял-гонял. Не нашел.

— Мышеловку поставим, — отмахнулся я. — Идем, расскажу про отчима.

Боря с Наткой внимательно слушали, не перебивали. Думал, Боря начнет злорадствовать, что его мучителя наказали, но в нем победила жажда справедливости.

— Вот же крыса этот мент! — воскликнул Боря. — И что теперь?

Я развел руками.

— Ничего. Нет у него больше грузовика, такие дела. Давайте спать, что ли. Отсюда до школы идти километра два. Надо будет раньше вставать.