Русь. Строительство империи 4 - Виктор Гросов

нос. Хорошая команда. Надежная. С ними я и Такшоня уговорю, и Сфендослава, если тот вернется, в землю зарою. Илья с Ярополком тоже здесь.

Где-то вдали послышался топот копыт и скрип телег. Я напрягся, вглядываясь в дорогу. Из-за холма показалась процессия — десятка три всадников, несколько телег, а впереди, на черном коне, ехал Такшонь. Я сразу узнал его по широким плечам и красному плащу с черной каймой. Венгры пришли.

Они подъехали ближе и я разглядел его свиту. Рядом с Такшонем ехал какой-то шаман — тощий, с вытатуированным лицом, где синие линии сплетались в узоры, похожие на змей. Бордаш, так его звали. В руках он держал посох с птичьими перьями, и глаза его блестели, как у ворона. По левую руку от Такшоня скакал воевода — Кеве, здоровяк с длинной косой, свисающей из-под шлема и шрамом через щеку, от уха до подбородка. Этот выглядел так, будто мог голыми руками быка завалить. Остальные — воины в кожаных доспехах, с копьями и щитами.

Такшонь остановил коня в десятке шагов от ворот и спрыгнул на землю. Он был высок, выше меня на полголовы, и в его движениях чувствовалась какая-то плавная сила, как у зверя перед прыжком. Он снял шлем, открыв лицо — скуластое, с короткой черной бородой и глубокими морщинами у глаз. Улыбнулся, показав зубы, и пошел ко мне, раскинув руки.

— Князь Антон! — прогудел он. — Вот и свиделись снова. Гостеприимный хозяин, как вижу, уже ворота открыл!

Это он подкалывает что ли?

Я шагнул навстречу. Добрыня остался позади, держа руку на топоре, но я махнул ему, чтобы не дергался. Такшонь пришел говорить, а не драться. Пока.

— Добро пожаловать, Такшонь, — сказал я. — Гостей мы всегда рады видеть. Особенно тех, кто слово держит.

Он засмеялся, хлопнув себя по бедру, и подошел ближе. Бордаш и Кеве спешились следом, но держались на расстоянии. Шаман что-то пробормотал, ткнув посохом в землю, а Кеве смотрел на мою дружину.

— Слово — это святое, князь, — сказал Такшонь, останавливаясь передо мной. — Я обещал прийти, и вот я здесь. А ты обещал союз. Так?

Я широким жестом пригласил пройти в город.

— Так, — кивнул я. — Но союз — это не просто слова. Это клятва. И я хочу, чтобы она была крепкой.

Мы шли по улицам Переяславца и венгр прищурился, глядя на меня. Его улыбка стала чуть шире.

— Клятва? — переспросил он. — Ну что ж, давай клянемся. Как у вас тут клянутся? Кровью? Огнем? Или перед вашими богами?

Я посмотрел на дуб у сада. Там, под его ветвями, мы с Добрыней когда-то обсуждали судьбу Переяславца. Хорошее место для клятвы. И старое, древнее.

— Пойдем к дубу, — сказал я. — Там и поклянемся. Кровью и медом. Чтобы боги слышали.

Такшонь кивнул, будто ждал этого, и махнул своей свите. Мы пошли к дубу — я впереди, он рядом, а за нами Бордаш, Кеве и Добрыня с парой дружинников. Солнце поднималось выше, освещая ствол и ветви. Я остановился у дерева и повернулся к Такшоню.

— Здесь, — сказал я. — Режем ладони, смешиваем кровь с медом, клянемся перед богами. Согласен?

Он посмотрел на дуб, потом на меня, и глаза его блеснули.

— Согласен, князь, — ответил он. — Давай клянемся.

Этот ритуал мне утром Добрыня рассказал. Местные считают, что такую клятву, в такой подаче, невозможно нарушить. А я что? Я не против. В чужой монастырь, как говориться, девок не водят.

Я вытащил маленький, но острый нож и протянул его Такшоню. Он взял, не колеблясь, и полоснул себе по ладони, не моргнув. Кровь потекла темной струйкой и он вернул мне нож. Я сделал то же — резанул ладонь, сжал кулак, чтобы кровь капала на землю. Добрыня принес чашу с медом, и мы смешали кровь с золотистой жижей, размешивая пальцами. Потом я поднял чашу и заговорил, глядя на дуб.

Не забыть бы слова. Благо, я все утро повторял их про себя.

— Велес, слышишь нас, — сказал я громко, чтобы все слышали. — Я, Антон, князь Переяславца и Березовки, клянусь Такшоню в союзе. Вместе идем на врагов, делим добычу, стоим плечом к плечу. Князь Такшонь не будет заходить в захваченные города дальше крепостных стен. Пусть будет так, пока кровь моя течет.

Такшонь кивнул и взял чашу у меня из рук.

— Я, Такшонь, сын Томаша, князь Галицкий, клянусь Антону, князю Переяславца и Березовки, — прогудел он. — Союз наш крепок, как этот дуб. Врагов бьем вместе, добычу делим честно. Клянусь не заходить в захваченные города дальше крепостных стен. Пусть Велес видит, а если солгу — пусть возьмет мою душу.

Мы выпили из чаши по глотку, мед с кровью обжигал горло. Бордаш что-то забормотал, стукнув посохом о землю. Клятва была дана. Я посмотрел на Такшоня, и он улыбнулся, протянув мне руку. Я пожал ее, чувствуя липкую кровь на его ладони, и понял, что теперь он мой союзник. По крайней мере, пока.

— Ну что, князь, — сказал он, хлопнув меня по плечу. — Пир устроишь в честь этого?

Я не ожидал, что Такшонь согласится так быстро. Может быть ему этот союз вдвойне выгоден? С этого ракурса я не рассматривал этот вопрос.

— Устрою, — кивнул я. — Готовьтесь.

Он засмеялся. Союз был скреплен. Теперь надо было держать ухо востро — венгры есть венгры. Но пока все шло как надо.

Такшонь и его свита устраиваются во дворе. Венгры расседлывали коней, тащили свои мешки со снедью, а их вождь уже о чем-то переговаривался с Кеве, своим воеводой. Клятва под дубом была дана, кровь смешана с медом, союз скреплен. Теперь Такшонь — мой союзник.

Я повернулся к Добрыне, который стоял рядом, щурясь на солнце и теребя бороду, будто в ней запутались все его мысли.

— Устроим пир, — сказал я, кивнув в сторону терема. — Пусть видят, что мы не жадные. А ты дружину собери — половину за стол, половину у стен. На всякий случай.

Добрыня кивнул и пошел раздавать приказы.

Ночь почти без сна, этот разговор с Искрой, утренние хлопоты с клятвой — все это вымотало меня.

К закату во дворе уже стояли столы, лавки скрипели под дружинниками, а женщины из города тащили горшки с жареным мясом и хлебом, от которого пахло так, что живот сводило. Я прошелся, глядя, как все готовится. Ратибор с Веславой сидели у одного из столов и тихо переговариваясь. Мне кажется эти двое спелись.

Алеша возился с бочкой меда, пробуя его на вкус и ухмыляясь, как мальчишка,