Клятва врача - Вязовский Алексей

Так, тут лакуна в памяти, мы уже в ресторане сидим, какой-то гвардейский полковник пытается обнять меня за лечение сифилиса… Тоже вусмерть пьяный. Какой-то мужик играет на фортепиано и отвечает мне, что знает все песни мира, но про блюзы не слышал ничего, и нет, он мне место не уступит, ни за десять рублей, ни за сто… Сеченова тащим в номер… Ступеньки… Женский голос… Унитаз!!! Точно!!! Я обнимался с моим прохладным белым другом… Как же мне хреново было!

Где я? Кто эта женщина? Служанка? Но не моя, у меня же Кузьма… Так… Может, я не у себя? Хорошая мысль, дельная… Рассольчик! Почему не несет? Голова-а-а-а-а-а-а-а! Никогда больше… Нет, пить не брошу, это глупо, но с этими тайными советниками… Да никогда в жизни!!! Всё зло от них, простых и действительных. Хотели, сволочи, убить надежду российской и мировой медицины! Друзьями прикидывались, обнимались. Конечно же это был заговор! Увижу, разоблачу!

Я попытался собрать мысли в кучу. Понятно, что сейчас даже думать больно, но где я нахожусь? Неужели в бордель поехали? Помнится, Чехов не вылезал из них и в письмах друзьям дам рекомендовал. Ничего, остался в памяти народной великим писателем. Хотя вряд ли… В борделе бы розовые обои были, пуфики, рюшечки… Нет, я у кого-то дома, судя по прислуге. Ага, вот одежда моя, вычищена и отглажена. Часики статусные, «Патек Филипп» с вечным календарем. Келер подарил с прибылей. Страшно даже подумать, сколько этот жучила на мне бабла срубил, что на такой презент сподобился. Как не посеял по пьяни хоть? Трясущимися пальцами поддел и открыл крышку. В иное время мягкий, почти неслышный мелодичный звук остался бы без внимания, но только не сейчас. Гиперакузия называется. Я бы предпочел это умное слово навсегда забыть, чем так мучиться. Восемь часов двенадцать минут.

Ага, а вот и спасительница вернулась. Рассольчик принесла, согласно изысканиям Кузьмы, самый полезный, капустный. Даже клюковка плавает. Ох, блаженство! И только после удовлетворения организма солями натрия и калия в смеси с витаминами я понял, что хваленая емкость мочевого пузыря у хирургов все же предельна.

Вот сейчас схожу в сортир и узнаю, у кого это прислуга с зачатками телепатии. Не успел я открыть рот, чтобы задать вопрос, как эта славная женщина предупредительно подхватила меня под руку и поволокла в сортир, оснащенный по последнему слову современной сантехники, а потом и в ванную.

Через каких-то полчаса я был готов к дальнейшей жизнедеятельности. Оделся, правда, с посторонней помощью, но быстро, слегка покачиваясь – не весь хмель еще выветрился из организма. И пошел завтракать. Тут-то картинка и сложилась. Да я же в квартире у Склифосовского! И служанку эту темненькую зовут Марией, Кузьма к ней клинья подбивал, впрочем, не очень успешно. То-то я думал, что ванная такой знакомой кажется.

Бледный, с испариной на лбу, Николай Васильевич уже сидел за столом, и нехотя ковырялся ложкой в тарелке с овсянкой. Самое оно для измученного перегрузками желудка. Под глазами у профессора круги, руки тоже потряхивает слегка. Тоже, видать, пробуждение нелегко далось. Ну так он и постарше меня прилично так.

– Доброе утро. Как вы, Евгений Александрович? Удалось выжить?

– И вам того же. Зарекался пить с тайными советниками.

– Признаюсь, та же мысль и меня посещала, только в отношении экстраординарных профессоров, – чуть измученно улыбнулся Склифосовский. – Староват я уже для таких излишеств. Слава богу, хоть Софья Александровна на дачу с детьми уехала, а то было бы весело.

Одно хорошо – до работы идти метров сто, если не меньше. Дорогу перешел – и на месте.

Захожу сразу с черного хода, у парадного – традиционная толпа пациентов. Слава богу, полиция бдит, количество городовых даже больше, чем у какого-нибудь Зимнего дворца.

Пока шел на работу, зашел в лавку, купил лаврового листа, зажевать вчерашние излишества. Вот такой мятный ригли-сперминт нынче. Но ничего, работает. Добавить бы еще мускатного ореха, но моя нелюбовь к этой приправе старше меня, наверное. В сортире посмотрел на себя в зеркало. Глаза красные, но это ерунда, можно списать на работу допоздна. Щетины после бритья нет, выхлопа вроде тоже. Ладно, можно трудиться.

Первое совещание сразу с Тубиным. Тезка докладывает о происшествиях за ночь. И надо сказать, они регулярно происходят. То решетку на окнах пытались выдернуть упряжкой, то охранников подкупить. Но у нас их сразу трое, как в банковском хранилище. И платим мы им много, больше ста рублей в месяц.

Конкуренты из штанов выпрыгивают – пытаются узнать секрет лечения от сифилиса. Тем более сделать это стало проще – уколы больным мы с Романовским поручили делать врачам, на себе оставили только разведение раствора с серой. Благо, это можно сделать быстро и в полной тайне. Компоненты закупаются мелкими порциями в разных местах, вместе со всяким балластом. Даже если злоумышленник проберется в святая святых, то выбрать из пары десятков названий нужные, а потом догадаться о верной пропорции в это время практически невозможно.

Закончив с Тубиным, я приступил к разбору корреспонденции. Ее объем перевалил все мыслимые значения, а главное, у меня пока нет в Питере незаменимого Должикова, который все рассортирует, по папочками разложит, если надо, снабдит справочкой. Приходится все самому. Основная масса писем стандартная: «Дай». Эти в сторону, вот несколько с гербами – поближе. Почитаем, что там из высших сфер пишут.

Первым делом достаю из конверта письмо от великого князя Сергея Александровича, который в завуалированной форме сообщает мне, что дело с княжеским титулом застопорилось, но он дожмет ситуацию. Зато сдвинулся вопрос с привилегией на лечение сифилиса. И правда, нужные документы из Министерства внутренних дел быстро находятся в общей куче, я чуть ли не зову Кузьму – послать за шампанским. Ближайший год только наше с Романовским товарищество имеет право в Российской империи лечить эту болезнь «по серной методе». Так и написано, без подробностей и деталей.

Выпить шампанского, честно признаюсь, хочется. Даже больше для того, чтобы снять гул в голове. Но опохмел ведет к запою – это старое, известное правило. А в запой мне нельзя, слишком много дел надо завершить до отъезда в Берлин. Поэтому перебарываю себя, начинаю утренний обход пациентов. Как же, те, кто дома боится пережить последствия процедуры, могут у нас расположиться под круглосуточным наблюдением специалистов. И недорого, совсем чуток перекрывая стоимость люкса в «Англии».

С находящимися на излечении всё в порядке: лихорадка ровная, в меру мучительная. Никаких гнойно-септических осложнений не наблюдается. А у нас ведь масляный раствор, самый стремный, пожалуй. Каждый день идешь на обход и ждешь обнаружения красноты и припухлости на чьей-нибудь ягодице. К тому же сера в виде мелкодисперсной взвеси, не раствора. Но господь любит идиотов. Равно как и детей с пьяницами. Пока милостив.

Приперся Кузьма. С насквозь фальшивой обеспокоенностью.

– А я уже ноги сбил, искал вас, барин, – начал он песню «Дайте денег, я же хороший». – Пришел сюда, говорят, нету, вчерась как поехал в институт к Николай Василичу, так и не вертался. Я туда, бают, вчера поехали праздновать. Набрался храбрости, пошел на квартиру, сказали, на работе. С утра не емши, забегался.

– Хватит врать. Сидел у Склифосовских, чаи гонял с их прислугой. Вон, крошки в усах застряли.

– Ну так всё равно, – ничуть не смутился слуга. – На извозчика тратился, рупь почти.

– Квасу мне принеси. Холодного. Будешь надоедать, ничего не дам. Быстро!

Ага, метнулся молнией. Сочувствие к болезному барину проявляет.

Сижу, пью квас, никого не трогаю. Был бы примус, чинил, а так – письма перебираю. Вдруг дверь открылась, и новый приступ подлой гиперакузии накрыл меня. Что ж так громко? Вот только проходить вроде начало, и нате.

– Кто главный? – завопила дамочка весьма серьезного возраста.

Судя по платью и прочим приметам, не меньше чем на жену действительного статского тянет. Если оставить только вопли, максимум на торговку семечками на привокзальной площади. Полновата, нос картошкой, глаза злые. Вот сейчас рот откроет и расскажет про наркоманов и проституток. Бабка у подъезда, только одета богаче.