Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович

Незнакомец поинтересовался у меня, глядя ему вслед:

— Чего он такой угрюмый?

— Друга похоронили час назад.

Солдат негромко охнул, но не перекрестился:

— Прости, не вовремя я к вам влез! Получается, съел его порцию?

— Мертвым — погост, живым — горячая каша. Не бери в голову, друг. Выпей-ка, помяни друга нашего.

Я плеснул остатки водки в кружку, и солдат выпил одним глотком.

— Земля ему пухом… — сказал он и ушел, я остался один у догорающего костерка. Эта война забирала слишком много жизней. Она коснулась каждой семьи, каждого дома. Что я мог сделать, чтобы закончить ее раньше положенного судьбой срока? Прежде я уже думал об этом, но так ничего и не надумал.

Чем я могу помочь? Ведь у меня в голове целая куча послезнания. Допустим, я не инженер, и не смогу выдать готовые чертежи танка или самолета. Но хотя бы на что-то я ведь гожусь?

Прежде мне казалось, что единственная моя задача — выжить. Я занял тело умирающего Димки… прожил за него более полугода, но не в этом же смысл? Неужели, вселенная потратила ресурсы лишь на то, чтобы заменить одно сознание другим? Это глупо. А мироздание, в каком бы виде оно не воплощалось, явно имеет иные цели.

Значит, моя миссия — это не просто жить чужую жизнь. Я, вероятно, должен изменить ход истории?..

Поздно дошло? Лучше поздно, чем никогда.

Кое-что я уже сделал — история с «Королевским тигром» тому пример, но ведь я могу и большее. Нужно просто пораскинуть мозгами, вспомнить все и придумать план.

Сам «Королевский тигр» — тоже довольно удивительная штука. Откуда он взялся на восточном фронте столь рано? А что если… я не один такой попрыгун во времени. Вдруг существуют и другие? И они действуют куда более активнее и целеустремленнее, чем я. Может такое быть? Вполне. Раз я оказался в этом времени, то это вряд ли является исключением.

Что я могу сделать? Для начала записывать все, что я помню. Любые мелочи, любые факты: все памятные даты — они означают события, и что-то можно предотвратить, зная заранее; технические подробности устройств — я не инженер, но хотя бы грубое описание принципа действия; улучшение конструкции оружия и, конкретно, танков — вот тут сложнее, в этой сфере все засекречено и никто меня слушать не будет, у конструкторов хватает и собственных идей — проблема пробить для них путь, ввести новинки в эксплуатацию, сделать это бывает не под силу даже человеку уровня Зальцмана, куда уж мне лезть в эти дебри — в первую очередь бюрократические дебри…

Итак, решено! Ближайшие дни посвящаю тому, что накидываю в записную книжку все воспоминания, которые могут помочь. Что делать с этим дальше, посмотрим. Бывает, что малейший намек на идею ведет к открытию! В конце концов, изобрети мы сейчас ядерную бомбу, и все бы уже закончилось. Но, насколько я помню из истории, работы над созданием ядерного оружия уже давно ведутся, атомный проект запущен, и ничего ускорить я бы не смог, не обладая фундаментальными знаниями в этой сфере науки.

Но должно же быть хоть что-то, на что я смогу повлиять? Раздави пресловутую бабочку в прошлом, и ход истории поменяется! Так считал классик, вот только я никак не мог отыскать эту треклятую бабочку, которую надо давить.

Где тот рычаг, приложив усилие к которому, я мог бы сдвинуть гору истории? Я пока его не видел. Собственно, я не видел его и полгода назад, едва попав в худосочное тело подростка. И все же… с записями я попробую — мало ли что придет в процессе работы в голову. Так всегда бывает, что стоит лишь начать, и мысли уже опережают друг друга, словно только и ждали момента, когда могут явиться на свет.

Решив для себя этот вопрос, я отправился на боковую, проспал часа три, а потом до самого рассвета приводил план в действие, заполняя записную книжку страницу за страницей. Остановил меня исключительно тот факт, что страницы закончились, а второй книжки у меня не имелось.

Да и солнце поползло вверх, небо стало проясняться сначала лилово-пурпурными красками, затем сине-голубыми. День обещал стать жарким.

К давно потухшему костру, у которого я сидел, подошел невысокий парень лет восемнадцати, теребя в руках вещмешок. Еще полгода назад я, наверное, выглядел младше его, а теперь — минимум на пару лет старше.

— Товарищ младший лейтенант, — неуверенно начал он, — разрешите обратиться?

— Разрешаю! — с толикой любопытства кивнул я, оглядывая его крепкую крестьянскую фигуру, чуть оттопыренные уши, соломенного цвета волосы и простецкую физиономию. Я вспомнил его, мы уже встречались прежде, когда ловили сбитого немецкого летчика. Как же его звать? Перестуков?

— Я это… ищу машину номер 744… не знаете, где она стоит?

— А ты случаем не шпион, братец? — нахмурился я. — Ходишь тут, выведываешь разное, когда добрые люди еще спят! С какой целью? А ну руки в гору! Стрелять буду!

Понятное дело, я шутил, но уж больно простоватым выглядел парень — такого грех не разыграть. У меня даже оружие не было под рукой, разве что пистолет в кобуре, да нож в ножнах, но парнишка поверил, задрал руки и затараторил:

— Предписание у меня, товарищ младший лейтенант! Заряжающим меня в 744-й направили! У них заряжающего убило вчера, а меня, значит, заместо него определили, хотя я из ремонтной… сказали, народу не хватает, а заряжать снаряды — дело нехитрое!..

Все желание шутить у меня тут же пропало, едва я вспомнил Казакова.

— Можешь опустить руки, — негромко сказал я. — Моя фамилия Буров. Считай, что ты нашел то, что искал. Я — командир 744-го.

— Красноармеец Перепрыга, 266-я ремонтная бригада! — отрапортовал он, а потом, чуть прищурившись, хитро, по-крестьянски, добавил: — А я вас помню, товарищ младший лейтенант! Вы тогда немца с дерева сняли, а я его внизу прикладом приложил!

— Звать тебя как, Перепрыга?

— Иван.

— Давай свое предписание, Иван. Послужишь с нами, раз определили. Но запомни сразу — мои приказы выполнять мгновенно, без раздумий. Комсомолец?

— С шестнадцати лет, — сверкнул глазами Ваня.

— Устав ВЛКСМ читал? Помнишь: «Комсомол учится у партии по-ленински жить, работать, бороться и побеждать»? Так вот, наша с тобой задача — победить, усек?

— Так точно, товарищ младший лейтенант.

— Присаживайся, Ваня, — кивнул я на полено рядом с костровищем, — в танке еще не воевал?

— Не довелось, — пожал он плечами, — но я быстро учусь! — и тут же гордо добавил: — Мне же тогда за немца этого, что мы поймали, медаль дали! «За отвагу»! А вас чем наградили? Это же вы его добыли, а мы с товарищем майором снизу так, на подхвате оказались…

— Ничем не наградили, — отмахнулся я, — не за медали дерусь…

— Это понятно, — нахмурился Перепрыга, — но товарищ майор обещался… выходит, обманул?

— Тебя же наградили? Значит, не обманул. А что меня обошли стороной, так это не страшно.

В военное время часто случалось так, что представления к наградам просто терялись в кипе бумаг, и командирам приходилось писать их раз за разом, пока, наконец, очередной запрос не ложился на нужный стол. Но я не соврал Перепрыге. Мне искренне было наплевать на все возможные ордена и медали. Димкиному самолюбию это бы, несомненно, польстило. А мне зачем? Пусть хоть «Орден Победы» вручат, что с того? Суну поглубже в вещмешок и забуду о нем до лучших времен. Единственный толк был от именного пистолета — один раз он меня уже крепко выручил. Но золотой именной ППШ с автографом товарища Сталина мне точно не дадут…

Угрюмый Корякин и зевающий Леха выбрались из нашей видавшей виды палатки. Оба бросили взгляд на Перепрыгу, но первым делом отправились на утренние процедуры. Я же тем временем разогрел в котелке воду, сыпанул туда щедрой рукой чая — еще оставался — благо, Казаков позаботился. И когда все собрались, разлил по кружкам — что-то горячее залить в желудок после сна — самое оно…

— Наш новый заряжающий, — представил я Перепрыгу, — звать Иваном. Прошу, как говорится, любить и жаловать…

Перепрыга был совершенно не виноват, что на него воззрились косо. После Казакова любой новый человек смотрелся чужаком и воспринимался с неприязнью и отторжением, я это прекрасно понимал, поэтому поспешил добавить: