Кубинец (СИ) - Вязовский Алексей

Люсия сидела за кассой, перелистывая бухгалтерские книги, которые она, кажется, только сейчас по-настоящему изучала, пытаясь разобраться в бесконечных записях и вычислениях. Ее волосы были туго стянуты платком, а на щеке все еще виднелся слегка поблекший и пожелтевший синяк — напоминание о недавней драме и о моем собственном, столь же недавнем, преображении из безвольного полотера в нечаянного вершителя судеб. Она морщила лоб, что-то бормоча себе под нос, иногда задумчиво смотрела на потолок, будто пыталась там увидеть решение загадки. Я же, пока не было посетителей, стоял у стеллажей, перекладывая банки с этикетками, названия которых все еще не всегда связывались в моей голове с их содержимым. Мой испанский развивался семимильными шагами, но до полной языковой свободы было еще далеко, особенно когда речь заходила о тонкостях фармацевтических наименований. Латынь спасала, но, увы, не всегда.

Внезапно колокольчик над дверью тонко звякнул, нарушая тишину аптеки. Я невольно вздрогнул. В проеме показался полицейский. Высокий, подтянутый, в выглаженной форме, несмотря на жару. На плечах — жёсткие погоны с тонкой серебряной полоской и маленькой пятиконечной звездочкой. Брюки, чуть заправленные в высокие, слегка припыленные чёрные сапоги. На груди — портупея с кобурой, блестящая никелевая пряжка. Голову венчала форменная фуражка с лакированным козырьком и кокардой с изображением пальмы и ключа. Красавчик! Прямо Шон Коннери — афиши фильма «Туманы беспокойства» с портретом актера висели чуть не на каждом углу. Его взгляд, цепкий и оценивающий, скользнул по нам, задержавшись на мне, затем на Люсии, а потом начал медленно осматривать помещение. Не старый, лет сорока, с легкой проседью на висках. Знал я одного такого в Одессе до войны — уверенный, потому что цену себе знает, и очень хорошо знающий дело. Расследовал ограбление у соседей и раскрыл его быстро, хотя поначалу казалось, что дело — швах. Но у пришедшего жесткости во взгляде поменьше, вечная маньяна повлияла, наверное.

— Добрый день, — сказал он, его голос был ровным, без интонации. — Лейтенант Мартинес. Из пятого участка. Вы, полагаю, работаете здесь?

Я тяжело вздохнул. Начинается! Понятно, что власти не оставят нас без внимания, но так быстро… Люсия, закрыв книгу и сложив руки на столе, тоже кивнула, ее лицо тут же стало непроницаемым.

— Я Луис Перес, — представился я, чуть запинаясь на фамилии, — помощник аптекаря. А это… это сеньорита Люсия Гомес. Она у нас сейчас за главную.

Лейтенант прошел глубже в зал, его взгляд прямо-таки бегал по сторонам, изучая каждую деталь. Он приметил заколоченное окно, потом снова посмотрел на меня.

— Так, так, — протянул он. — Сеньор Альварес… он ведь… умер, так?

Я сглотнул, почувствовал, как напрягаются мышцы на шее.

— Да, сеньор лейтенант, — ответил я, — Ему внезапно стало плохо. Из больницы сообщили, что он умер, но результатов вскрытия мы не знаем. Может, заразился чем-то — у него возникли проблемы с желудком, рвота. А потом он потерял сознание.

Лейтенант кивнул. Он явно привык к таким объяснениям. Или, возможно, уже получил отчеты от своих коллег, которые приезжали сюда после моего звонка.

— Да, мы знаем, — произнес он, его взгляд был как будто прибит к моим глазам. — Скорая его забрала. Скончался в госпитале. Говорят, от… ну, так и не выяснили пока, от чего. Дело мы еще не заводили, но предварительное дознание я обязан провести.

Он сделал паузу, многозначительно посмотрел сначала на меня, потом на Люсию. Я почувствовал, как на моей спине выступил холодный пот.

— Вы что-то можете сказать по этому поводу, сеньоры? Он ведь был ваш хозяин. Что случилось в тот день? Может, он с кем-то поругался? Ел что-то не то? Работал с какими-то опасными препаратами?

Я покачал головой, изображая крайнюю степень недоумения.

— Нет, сеньор. Все было как обычно.

— День был жаркий, — добавила Люсия. — У него лицо покраснело, одышка… Я слышала, что сердечный приступ может проявляться болями в желудке.

Молодец, девчонка! Помогает мне.

Мартинес задержал на ней взгляд дольше, чем это было бы уместно. Его внимание привлекло декольте, из которого выглядывала грудь. Вот любят кубинки глубокие вырезы на платьях…

А полицейский, похоже, был одним из тех, кто не упускает возможности оценить женскую красоту, даже в такой ситуации. Затем его взгляд вернулся к стеллажам.

— И что теперь с аптекой? — спросил он. — Кому она принадлежит? Кто здесь будет работать? Вы вдвоем? У вас есть лицензия? Документы?

В его голосе прозвучала интонация, которую я хорошо знал — нотка нескрываемого интереса к возможности «решить» вопрос. Не первый день работаю, прекрасно понимаю, что за этой «заботой» о документах скрывается желание получить свой кусок пирога. У нас это называлось «подкинуть на лапу».

Я снова пожал плечами, делая вид, что понятия не имею, о чем идет речь. Моя роль была проста: я — всего лишь глупый парень на побегушках, неспособный разобраться в столь сложных вопросах. Но Люсия, похоже, тормозила. Хлопала ресницами и тупила. Я незаметно показал ей два пальца, которые трутся друг о друга. Интернациональный жест, означающий деньги. Девушка медленно поднялась из-за кассы, покачивая бедрами, подошла к небольшой стопке бумаг, лежавших на полке под прилавком.

— Так как сеньор Альварес являлся единственным владельцем аптеки, — уверенно начала она, — то по закону она переходит наследникам. Но его семья живет далеко на востоке острова, сеньор лейтенант. Пока им сообщат… Аптека была зарегистрирована как частное предприятие, и ежегодный налог уже уплачен. Мы продолжаем работать, выполняя требования муниципалитета. Я полностью ответила на ваши вопросы?

Она произнесла последнее слово с едва уловимой, но понятной интонацией, и даже краешек ее губ дрогнул в чуть заметной, почти скрытой улыбке. Во взгляде, который она бросила на лейтенанта, читалось что-то вроде: «мы ведь с вами, сеньор, люди опытные, не будем ходить вокруг да около».

Мартинес задумчиво почесал ус. В его глазах мелькнуло понимание, а затем — удовлетворение от того, что мир остается простым и предсказуемым. Они встали рядом друг с другом, из рук в руки перекочевало несколько купюр, номинал которых я не разглядел.

— Понимаю, сеньорита, — сказал он, его голос стал чуть мягче. — Ну, тогда, я думаю, на сегодня всё. Если будут какие-то… вопросы, проблемы… вы знаете, где нас найти. В пятом участке.

Он еще раз окинул помещение взглядом, затем повернулся и вышел, не забыв кивнуть нам на прощание. Колокольчик звякнул, возвещая о его уходе, и в аптеке снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими звуками с улицы. Я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться.

Люсия, стоило только лейтенанту уйти, опустилась на стул. Она посмотрела на меня, и на ее лице появилась широкая, искренняя улыбка.

— Ну, Луис, — сказала она, — ты сегодня был очень… убедительным. И про деньги вовремя сообразил!

Я промолчал. Радоваться не хотелось. Вероятно, глубоко укоренилось во мне недоверие к любой власти, способной в любой момент разрушить человеческую жизнь.

— Как прошла акция? — вдруг спросила Люсия, ее голос понизился до шепота, и в нем прозвучало нескрываемое нетерпение. — Все в порядке? Ты… ты не пострадал?

Я замер. В ее глазах читались и волнение, и ожидание. Она была частью этого. И ждала от меня ответа. Но что я мог ей сказать? Все подробности? Как я проколол колесо и обманул полицейских, как чувствовал себя, когда Педро с подельниками грабили банк? Нет, это было бы слишком много. И опасно.

— Всё в порядке, Люсия, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, без лишних деталей. — Мы справились. Всё прошло… хорошо. Остальное прочитаешь завтра в газетах.

Она кивнула, но ее взгляд оставался напряженным. Ей явно хотелось узнать больше, но она сдержалась. И так терпела столько времени. Девушка встала, подошла ко мне, ее глаза блестели от чего-то, что мне показалось смесью облегчения и восхищения.