Айтиот - Яна Каляева

капли сарказма. На очередном совещании Протасов выдал очередную тираду насчет работы тестеров: надежнее, мол, к гадалке сходить, чем на ваши тесты полагаться. Старший тестировщик спокойно ответил, что шутка юмора не особо смешная. Тогда Протасов быстро перевел беседу в деловое русло, но через пару недель выяснилось, что очередной релиз не вышел в срок из-за косяков при тестировании. Я выслушал объяснения обеих сторон и так и не понял, кто тут кого подставил; по счастью, заниматься расследованием мне не пришлось, старший тестировщик уволился сам, не дожидаясь ласковых уговоров Каннибаловны. Специалистом он был приличным, да и человеком надежным, мы с ним пуд соли съели… Еще немного — и в «Нативе» не останется совсем никого, в ком я уверен.

Потом началась долгожданная вакцинация от ковида, но мне она принесла только проблемы. Сам я привился сразу, и все прошло легко; температура чуть подскочила вечером, а на другой день был как огурчик. Но «Натив» почему-то вошел в список организаций, в которых, по мнению мэрии, должно быть вакцинировано не менее 80 процентов сотрудников, вынь да положь. Не знаю, как так вышло — возможно, мы прошли по категории «цирк». Вдобавок в список включили внештатников, которые вообще у нас в офисе не появлялись, договоры им высылали по почте. Вообще-то здоровье сотрудников — их дело, влезать в медицинские вопросы и неэтично, и, на самом-то деле, незаконно; но пандемия оказалась выше закона. У тех, кто не мог прививаться по состоянию здоровья, пришлось требовать справки с диагнозом; тех, кто просто не хотел — уламывать всячески, а то и грозить увольнением, что ни в какие ворота не лезло, в кадрах мы нуждались постоянно. Я предпочел бы не знать, сколько моих умных интеллигентных сотрудников оказались антиваксерами.

Вишенкой на торте оказался нанятый головным офисом дорогущий консалтинг. Его задачей было грейдирование — установление справедливых, с точки зрения каких-то там алгоритмов, зарплат. Я знал, сколько услуги этой фирмы стоят — за месяц работы они брали цену приличной квартиры в доме бизнес-класса. На фоне постоянного торга за премии это выглядело сущим издевательством. Консультанты несколько месяцев надоедали нам, копались в бумагах, проводили бесконечные интервью и у всех уже сидели в печенках.

И хотя я прекрасно понимал, что наши с Олей отношения себя исчерпали, без нее моя жизнь опустела. От мысли, что надо бы с кем-то познакомиться, хотя бы для секса, накатывала тоска; быстрый передерг перед сном — вот и вся моя телесная жизнь. В спортзал я как в начале карантина прекратил ходить, так и не собрался продолжить. Вдобавок ковид вроде как перестал быть смертельной угрозой, и у меня исчез последний повод избегать семейных ужинов. Мама все настойчивее стремилась собрать семью за одним столом, и при мысли, что придется весь вечер терпеть Игоря, я чувствовал себя больным на весь организм.

Долг Дахау был погашен едва наполовину.

Впрочем, работа заменяла мне и семью, и секс, и спорт, да и жизнь в целом. Если раньше я еще пытался соблюдать баланс между работой и отдыхом, то теперь плюнул и отдался потоку. Делегировать было сложно, да и некому уже, считай, потому я все делал сам; проще стало самому выполнить задачу, чем кому-то ее поручить. Я читал когда-то книжки по продуктивности — толковые, написанные для айтишников — и понимал, что чем больше загоняюсь по работе, тем менее эффективным становлюсь; но мне стало все равно.

Я не брал отпуск уже два года, и любого сотрудника в такой ситуации выгнал бы отдыхать принудительно; но некому было выгнать меня. Прежде чем уйти в отпуск, руководителю нужно привести дела в порядок, чтобы сотрудники справились без него. На это не было сил.

Это, однако, не означало, что я полюбил свою работу или стал получать от нее удовольствие; всякий наркоман ненавидит свой наркотик, просто жизнь без него ранит еще сильнее.

Оля пару раз звонила, и я вежливо выслушивал, что на новой работе ей сложно, но интересно; на расспросы про «Натив» отвечал односложно. Наверно, если бы я предложил встретиться, чтобы потрахаться, она бы согласилась; но это означало заново пережить разрыв. Пожалуй, настолько уж трахаться я не хотел; да я и вообще больше ничего особо не хотел.

Умом я прекрасно осознавал, что этот режим не идет на пользу ни мне, ни работе; но собирался что-нибудь с этим сделать как-нибудь потом, а чтобы отвлечься от этих мыслей, у меня всегда были рабочие вопросы, которые требовалось решить прямо сейчас.

Так прошли март и половина апреля. О своем тридцать седьмом дне рождения я и не вспомнил, пока меня не поздравила Вера. Сугробы под окнами почернели и съежились, запахло оттаивающим мусором, серый лед на реке сошел. Наступила грязная московская весна. Два года назад в это время я планировал с Вадимом поездку в Рим. Год назад часами разговаривал с Олей — сперва по телефону, а потом мы нарушили и карантинные, и все прочие правила. Весну 2021 года я встречал в одиночестве. Подумывал иногда вызвать проститутку — теперь-то я мог позволить себе кого-нибудь получше нелегалки Айгуль. Но даже на это энергии не было.

Несколько лет назад меня занесло в стрип-клуб, и тогда я поразился ценам на карты лояльности. Чтобы получить платиновую карту, надо было оставить тут не один миллион. Такие бешеные деньги тратились на приватные танцы — это даже не секс, к девушкам нельзя прикасаться. Тогда я не поверил — неужто кто-то пользуется такой услугой месяцами, годами? Теперь понял: вокруг клиента вьются красивые женщины, всячески изображая страсть, а самому ему ничего не надо делать. На определенном этапе жизни ничего другого и не хочется. До такого я не докатился, но ничего особо дикого в таком способе спускать деньги уже не видел.

В тот вечер четверга я не мог заснуть и решил просмотреть еще раз нашу новую презентацию для клиентов — да, реклама тоже нуждается в рекламе. Презентация мне не нравилась, я листал слайды часа полтора, но что конкретно нужно исправить, сформулировать не мог. Даже для нас это было слишком уж фальшиво; но я не стал все же тем начальником, который раздает указания вроде «сделайте искреннее, живее, лучше». Решил уже, что утро вечера мудренее и надо бы поспать. С тоской оглядел залежи невнятного хлама в углах — в основном коробки от вещей, купленных со скуки через интернет в карантине, и сами эти вещи — когда они прибывали, я уже забывал, почему хотел их. Квартиру я запустил, питался в офисе чем придется, а дома меня хватало только на стирку нужной для работы одежды. Однажды даже отключили электричество — я попросту забывал за него платить. Надо бы снова пригласить горничную, но сперва придется разобрать залежи…

Я уже почти уговорил себя лечь спать, когда пришло оповещение о новом письме. Машинально я его открыл — очередная кляуза от Смирнова. Внештатникам было не по чину писать мне, но этот жук давно уже раздобыл где-то адрес моей почты. Почему я только до сих пор не внес его в черный список… Сколько раз уже предлагал ему уйти, если настолько все у нас не нравится; но никуда он не уходил. И сами мы его не гнали, все-таки работал мужик добросовестно, а текучка среди внештатников и так зашкаливала

Раньше, писал Смирнов, условия были приемлемые. Оплата, конечно, низкая, но задания понятные, сроки разумные. И он свою часть договора выполнял, работу сдавал вовремя, ошибок практически не допускал. Почему мы все время в одностороннем порядке меняем условия? Тарифы стали такие, что не прожить, а у него дети и кредиты! Он работает все больше, а получает все меньше! Супервайзерша две недели не выдавала ему заданий, хотя он каждый день ей писал, а потом поставила такие сроки, что он работал по тринадцать часов в сутки и все равно не успел, его оштрафовали за медлительность! В другой раз он выполнил все точно по инструкции, но супервайзерша объяснила, что инструкцию следовало понимать не так, и заставила все переделывать бесплатно, а это не его вина, там невнятно было написано, и на его письма с вопросами никто не отвечает, вот цитаты из переписки… Мы не имеем права так с ним обращаться, это несправедливо… несправедливо… несправедливо…

Не знаю, зачем я это читал; видимо, из подленького желания убедиться, что кому-то приходится паршивее, чем мне. Почему Смирнов не уходит от нас, я понимал: в других местах условия для разметчиков все еще были намного хуже. Но ныл он именно потому, что раньше они у нас