Вперед в прошлое 4 - Денис Ратманов

— Деда, нам выходить.

Он перекинул сумку через плечо. Выйдя, огляделся — будто погладил взглядом горы, помеченную зеленью речку, сейчас превратившуюся в ручей, крыши домов и заборов, серого кота, перебегающего дорогу.

— Где вы жили с бабушкой и отцом? — спросил я.

Он указал на наш дом:

— Этого дома еще не было. В двухэтажном общежитии недалеко от моря.

«Где живет Алиса», — догадался я.

— А мы живем именно в этом.

— Хороший дом, — кивнул дед, поправил сумку тяжелую сумку с кофе и его вещами, и мы пошли.

Когда поднялись по лестнице на наш этаж, дверь отворилась прямо перед нами — все уже заждались. В квартире пахло мясом, а значит — праздником. Думал, мама выйдет свекра хлебом-солью встречать, но нет, она торопливо с ним поздоровалась, уставилась на меня и воскликнула:

— Ты был прав!

Я аж опешил, но вопрос задать не успел, она добавила:

— Меняют деньги!

Вспомнились детали этого дня в той несвершившейся жизни: кто-то забежал в гости и возопил, что все пропало, деньги сгорают! Обманывают и обирают! И мать с одобрения отца побежала тратить накопления — те самые, отложенные на телевизор, потому что накануне и она, и отец получили зарплаты и не укладывались в лимит. Потом он долго долбал мать, что-де зря все спустила, вон сколько теперь можно обменять! А сколько именно — не помню. Значит, точно больше тридцати пять. Пятьдесят? Больше?

Советский Союз распался, но остались советские люди, которые не успели перестроиться, не научились хитрить и изворачиваться. Никто тогда не догадался, что был выход и даже когда лимит превышен. Не помню, что тогда купила мама, что-то ненужное и бесполезное, и о телеке пришлось забыть.

Теперь у нас все совсем по-другому.

Борис утащил деда показывать свои художества и аж слюной брызгал от восторга, что наконец нашелся истинный ценитель. Наташка пошла с ними, а мы остались с мамой наедине.

— Как хорошо, что у нас все в долларах! Какой ты молодец! — получил материнское одобрение я.

А вот к тому, что мама меня хвалит, я еще не привык.

— Теперь все и всегда надо держать в долларах, — сказал я и сразу озвучил планы: — Мама, сейчас мы позавтракаем, и я поеду на рынок продавать то, что в пакетах.

— Зачем? — округлила глаза она.

Я пожал плечами:

— Умножу вложенное в четыре раза, а ты обменяешь то, что я заработаю. И бабушка обменяет. И дед, когда вернется в Москву.

Мама побледнела и чуть в обморок не упала.

— Я? Менять?

— Ну не я же, у меня даже паспорта нет! — развел руками я.

— Но это ж нужен паспорт и… в очереди толкаться. Ты не представляешь, какие там очереди!

— До какого числа можно менять? — уточнил я.

— До седьмого…

— Вот в августе и пойдешь! И очереди рассосутся.

У нее было такое лицо, будто она не о своем достатке заботится, а я ее заставляю чистить чужой уличный сортир бесплатно: возмущение, растерянность, страх… Блин, твой малолетний ребенок семью содержит! Да хоть пальцем ты шевельни! «У меня лапки, я не могу и не буду пытаться. Пусть придет кто-нибудь сильный и позаботится обо мне!»

И ведь придет, и позаботится, но — о себе. Выпотрошит и выбросит.

Как меня такое всегда возмущало! Не помогать таким хотелось, а еще больше наказывать.

И вдруг дошло, что таких вот людей — огромнейший процент. А что скажут? Как бы не случилось чего! Да ты что, брось, все равно ничего не получится. И если взять их и подвести к бездне, им проще разбиться, чем драться с палачом.

Я сам недавно был таким наростом биомассы: спрятать голову в песок, найти себе оправдание, просимулировать… Накатывает апатия, тело сковывает страх. Так хочется предоставить себя тихим водам течения, плыть и мечтать, как завтра все само разрулится и станет хорошо, или послезавтра, но обязательно станет. Главное глазки не открывать и не видеть, в какое гниющее болото тебя принесло.

Не знаю, в какой момент я открыл глаза на краю бездны и стал драться, и скинул туда палача — свой страх. Но что, если не у всех есть силы бороться, и это мне так повезло: желание меняться и менять щедро отсыпали при рождении? А других просто обделили.

Или я сам вырастил умение стоять за свои интересы?

Не суть. Суть — что я никого не повезу на своем горбу, со мной рядом останется тот, кто готов помогать. Он и разделит успех, и будет процветать вместе со мной, а кто-то будет симулировать жизнь и думать, что живет.

Мама промолчала, я тоже не стал повышать голос и давить. Придет время — никуда не денется, все обменяет, потому что деньги жалко будет выбрасывать. Вот только кого взять с собой на дело? Точно не маму, ей и слышать о таком не надо — в позу встанет. Наташку?

Нет — деда, он надежный и проверенный боевой товарищ.

— Я наггетсы пожарила, — похвасталась мама. — И правда вкусные получились! Так просто! И чего раньше не делала?

Потому что ты не подписана на многочисленные кулинарные паблики в интернете, а нынешние кулинарные книги напоминают пособие: «Как поиздеваться над домохозяйками и вызвать у них желание покончить с собой от чувства неполноценности».

«Возьмите рябчика-девственника, три кубика ананаса по 0.15 граммов и брокколи», «300 граммов семги, долька лимона и бурый рис» и дальше в таком же ключе. Какой рябчик, какая семга, кога в магазинах только килька в томате, и то не всегда.

И где им искать новые рецепты? Может, есть, конечно, такие книги и журналы… Да наверняка есть, просто не до того. Тут бы слепить ужин из того, что есть.

Стол полнился деликатесами: наггетсы, томатная паста, отбивные, размороженная и пожаренная ставрида (как она мне надоела, глаза бы не глядели), огурцы, помидоры, кабачки, кабачковая икра, кабачковые оладьи, яйца, толченые с сыром и чесноком — так называемая еврейская закуска.

— Господа, — крикнул я из кухни, — просим к столу!

Стол был маленьким, как и кухня, за ним комфортно рассесться можно было лишь вчетвером, нас в семье пятеро, и все время кто-то оказывался лишним и садился в Наташкино кресло-кровать. Но если праздник, теснились, бились локтями, зато — крепкая семья, все вместе!

Так и сейчас у стола пять табуреток, но ведь, если