Мурка - Валерий Александрович Гуров

жизнь начну, с чистого листа. Звучали эти слова как каламбур, потому не далее как неделю назад я эту самую совершенно новую жизнь только начал. Однако факт оставался фактом — в Ростове-на-Дону при нынешнем раскладе мне было нечего делать. Поэтому решено — уезжаю. Заодно тетушку от племянничка избавлю, я лишний груз, раз она вещи из дома выносит, чтобы мы как-то держались на плаву. Вообще, перекантоваться у тетки за пазухой — это решение только на тот случай, если уж совсем вариантов не останется. Временно, так сказать...

Оставалось понять, как и куда же мне отправиться.

На юге кипели боевые действия... в самом Ростове только отгремела канонада, и красные вырвали у белых власть, но бои в окрестностях города все еще продолжались. Далеко не уйдешь, а при пустом кармане тем более. Деньги нужны... а где же их в Ростове 1920-го года взять? Хотя вру, где взять, вполне понятно — примкнуть к банде, как Нафаня, кстати, и сделал в поисках легкого заработка.

Сделал, правда, это слишком громко сказано, в настоящую банду Гришка так и не проник, остался в кандидатах. Много наворотил, ментам попался и начал постукивать им. Меня же, простите-извините, не тянет становиться гражданином Уркогании.,

Блин! где же взять деньги на переезд? Нафаня ничего не знал и не умел, что еще больше сужало бутылочное горлышко возможных вариантов. Я отбросил самый банальный вариант — пойти пахать на завод от зари до зари. Не то чтобы мне не хочется руки пачкать, в труде работяги нет ничего зазорного. Но, во-первых, не уверен, что заводы в Ростове вообще работают, а во-вторых, денег там особо не заработаешь, тем более — за неделю. Рабочий вариант — в РККА пойти. Через РККА решить свои проблемы определенно казалось самым очевидным из всех доступных решений.

Я вышел из очередного переулка, оказавшись на оживленной улице Соборной, и загляделся на красивый собор с золотыми куполами. Здание храма и колокольни, соответственно, с гонениями большевиков на православную церковь, начали обносить глухой кирпичной стеной. А паперть, выводившую на торговые ряды, вовсе начали разбирать. Я обратил внимание, как из двери первого этажа одного из зданий на Соборном вывалила толпа солдат, изрядно выпивших. Судя по всему, они как раз занимались работами у храма. Не замечая ни меня, ни остальных прохожих, солдатики скучковались и загорланили известную песню:

Мы смело в бой пойдемЗа власть СоветовИ как один умремВ борьбе за это.

Молодой солдатик тут же пустился в пляс. Хорошая песня стоит обеда... припомнилась солдатская мудрость. Я собрался обойти выросшее живое препятствие, как меня вдруг осенило. Генка Курчявый, выписавшийся из лазарета за несколько дней до меня, на серьезных щах предлагал заказать нам самогон прямо к койкам:

— Знаешь где взять? — спросил я.

Курчявый предвкушающе потер руками и выдал, что «по большому блату» знает местечко, где можно взять самогонки на заказ.

— Я одно время там «бегунком» батрачил, пока в армию не заграбастали, выгодно, итить его мать!

Взять у нас тогда ничего не вышло, потому что медсестра услышала разговор, и наутро Генку выписали, дабы смуту в палату не вносил. Но вот название увеселительного заведения, приторговывающего самогонкой навынос, я запомнил. «Трактиръ В.И. Лившица», именно такое название было на вывеске, бросившейся в глаза. Конечно, на побегушках работать не хотелось, но закинуть удочку по вакансиям свободным — вполне можно.

Словно в подтверждение моих слов, из увеселительного заведения выскочил молодой человек. Держа в руках сумку, он быстрым шагом направился в конец Соборного. В сумке звенели бутылки, тот самый самогон, которым владелец забегаловки Лившиц торговал навынос.

Не успел курьер (а это был, очевидно, он) скрыться в конце Соборного, как из трактира выбежал еще один, правда, куда помладше своего коллеги. Я огляделся — мужики продолжали распевать народные песни, после их появления улица Соборная заметно опустела.

— Э, шкет! — окликнул я начинающего курьера.

Чумазый пацаненок в кепке, которая была ему великовата и то и дело сползала почти до самой переносицы, притормозил. Шмыгнул носом и посмотрел на меня внимательно, чуть прищурившись — хотел распознать, кто я и что мне нужно. Постоял немного, а потом вдруг дал деру.

— Да погоди ты драпать, — я схватил его за шиворот, останавливая.

— Дяденька, че ты прикопался, отвянь, а то я товарищу Лившицу все расскажу, и тогда тебе крышка! — выдал малой, понимая, что слинять так просто уже не выйдет.

— Успеешь. Ты ведь самогонку понес?

Паренек промолчал и даже губы сжал так, что те покраснели, понятно — нервничает, торговля самогоном запрещена, и товарищ Лившиц сильно рискует. Будь на моем месте милиционер, и у хозяина трактира начались бы неприятности, и очень серьезные (хотя черт его знает, что сейчас в точности разрешено, а что запрещено в донской столице). Паренек выпучил глаза, мигом наполнившиеся слезами. Он попытался вырваться, но я его удержал, а вот бутылки в громко звякнули.

— Че платят? Да ты не боись, не обижу.

Ну и пацан рассказал порядок действий — он получает заказы от товарища Лившица, разносит их бесплатно, а вот покупатели, не один, так другой, оставляют пацаненку чаевые. Особо щедро дают бандиты, которые могут заплатить чаевые подчас больше, чем стоимость заказа.

— А люди нужны твоему шефу ? — осведомился я, отпуская пацаненка.

— Люди всегда нужны, смотря че умеешь, но лучше у товарища Лившица спросить!

— Понятно. Ладно, беги, а то без чаевых останешься.

Начинающий курьер было рванул доставлять заказ, но обернулся.

— Дяденька, а папироска есть?

— Давай топай, от папиросы уши вянут, — буркнул я.

И, одернув пиджак, решил зайти в трактир.

С порога в нос ударил насыщенный и терпкий запах махорки, у меня даже в ноздрях защекотало. Курили в 1920-е годы все кому не лень. Донесся звук записи граммофона, из рупора которого доносился глубокий бас Шаляпина.

— О где же вы, дни любви, сладкие сны... — подпевал я слова из песни, заходя в трактир.

Грубые квадратные столы, практически все занятые посетителями. На каждом стояла выпивка — и совсем никакой еды или хотя бы намека на закусь. Наверное, оттого народ в трактире и был сильно пьян. Несколько усатых мужиков клевали носом, держа нетвердыми руками кружки, других уже вырубило, и они замерли распласташись на столешнице. Народу в забегаловке хоть отбавляй. Улица Соборная была одной из самых оживленных в Ростове-на-Дону, поэтому отбоя от посетителей не было.

Единственным трезвым человеком в трактире