Патруль (СИ) - Гудвин Макс

Что такое наггетсы, я не знал, но пахло очень от них отлично. Да и работы в районе не было. По всем протоколам я находился в подвешенном состоянии. Пешком к экипажу идти — не вариант. Оставалось только стоять. Экипаж тоже меня забрать не мог. Что ещё делать, как не согласиться на эти самые наггетсы? Я улыбнулся снова, во всю ширину своей юношеской улыбки, и произнёс:

— С удовольствием приму ваше приглашение.

И она прошла внутрь квартиры, приглашая меня взглядом следовать за собой.

«Пум-пум-пум», — подумал я и сделал шаг внутрь. В просторном коридоре пройдя стойку с обувью и вешалку с одеждой я скинул бронежилетю. Нанизал его на резиновую палку, прикрепил туда же шлем и снял обувь, оставшись в одних носках уставного чёрного цвета, благо они были без дыр, а значит честь мундира не опозорят. Закрыв за собой входную дверь на нижнюю серебристую барашку, я медленно, словно опасливый зверь, прошёл в её квартиру. Квартира была несравнимо больше моей секционки, но меньше, чем у того чудака, которого я сегодня ткнул носом в бетонный пол.

Воздух тут был густой и сладкий, пахнущий дорогими духами. Комната, в которую я вошел, была просторной, но казалась перегруженной. Вместо обычной люстры с плафонами с потолка свисала зеркальная сфера глыба, рассыпающая по стенам тысячи радужных зайчиков, будто в детской карусели.

Прямо по центру, на фоне огромного окна с видом на ночной город, стояло одинокое кресло. Не просто кресло, а какое-то царское — с высокой спинкой и подлокотниками, обитое черной, глянцевой кожей. Оно смотрелось как трон, на котором вот-вот должны были вершить суд.

Слева от него притулился низкий и широкий диван в том же кожаном исполнении, заваленный десятками шелковых подушек всех оттенков малинового и золотого. Но самое странное было в другом.

Посередине комнаты, на невысоком возвышении, похожем на круглый деревянный островок, уходил в самый потолок идеально отполированный до зеркального блеска металлический шест. Он был укреплен сверху и снизу, как фонарный столб, только тонкий и лоснящийся. Зачем шест для стриптиза в доме?

Тут было достаточно светло, потому что помимо шара и мерцающих зайчиков, по периметру потолка комнаты, которую можно было назвать залом, шли лампы, горящие через одну, но, видимо, так и было задумано. Также из комнаты отходило ещё пара дверей. Одна из них была открыта, и оттуда слышалась суета и одиночные звяканья, чего-то мелкого, возможно, посуды. Вторая дверь, видимо, вела в спальню.

Я замер, не зная, что мне делать. И тут она вернулась. Она вышла из кухни, держа в руках длинную широкую сковороду с лежащими на ней вилками.

— Присаживайтесь, — указала она взглядом то ли на кресло, то ли на диван.

— Я, надо сказать, обескуражен, — улыбнулся я.

— А, вы про пилон? — спросила она, указывая на железный шест. — Это так, можно сказать, по работе.

Я, немножко неуверенно, но с каждым шагом набирая скорость, опустился на кресло. Она поставила сковороду на подставку, а её — на стеклянный столик на колёсиках и подкатила ко мне.

— Угощайтесь, — произнесла она.

— А вы? — спросил я, смотря на желтоватые овальные кусочки на сковороде, явно ещё тёплые.

— А я уже поела, да и поздно есть на ночь. Что-нибудь попить? Вода, вино, сок, — стала перечислять она.

— Только не вино, — улыбнулся я. — Я же на службе.

— А, понимаю. Но вы не против, если я немножко выпью? — произнесла она.

Собственно, судя по запаху, она уже выпила. Но это её дом, и со мной она в полной безопасности, даже если выпьет чуть больше чем нужно.

— Ну, конечно, я не против, — ответил я.

— Тогда сок, — произнесла она, снова удаляясь.

А вернулась уже с бокалом жёлтого сока и початой бутылкой вина уже для себя.

«Зачем ей всё это?» — мелькнула у меня мысль, но запах, поднимающийся из тарелки, буквально приказывал мне, как старший по званию, не задавать лишних вопросов и просто наслаждаться ситуацией. Я проткнул первый жёлтый кусочек и медленно отправил его в рот. На вкус наггетс, а это оказалась вареная или жареная курица в хлебной панировке, вполне походил на курицу. Он покалывал язык крупинками панировки и при надкусывании издавал хруст, той самой корочки которая получается от жарки.

Я неспеша поглотил ещё пару кусочков, запивая из бокала жёлтым апельсиновым соком достаточно странного привкуса, видимо, в нём отсутствовал сахар. Ира же изящно, откинувшись на спинку дивана, тремя пальцами кисти опрокинула бутылку с вином слегка пригубив его губами, стык в стык.

Спрашивать у девушки, всех ли патрульных она кормит жареной курицей в панировке, я не стал. Глупо отмахиваться от удачи, если удача сама тебе благоволит. Раз уж так получилось, что я здесь застрял. К слову, моя рация была рядом, и любые движения в радиоэфире не прошли бы мимо меня зря. Но всё было тихо. А тем временем моя собеседница продолжала наш разговор.

— Слу-шай, — протяжно произнесла она, снова отпив из бутылки. — А давай на «ты»?

— Давай, — произнёс я, дожевывая очередной кусочек в панировке. — Я Слава.

— А я Ира, но ты это и так знаешь… Я, на самом деле, уснуть не могу, стресс и переутомление, — призналась она. — Но с работы пришла, и не в одном глазу. И знаешь, какая-то незаконченность дня… У тебя такое бывает?

«Незаконченность дня», — подумалось мне. — «А незаконченность прошлой жизни и скоростное начинание новой считается?»

— Да, иногда бывает, — соврал я.

— И как ты справляешься? — спросила она заинтересованно смотря на меня.

— Ну, там, спорт, — выдохнул я. — Иногда пиво, но никогда не вместе.

— А меня от спорта уже тошнит, — выдохнула девушка. — Я все смены на ногах и на руках кручусь вокруг этой вот палки. А куча обрюзгших, вонючих и пьяных мужиков с бабками пялится на меня, как будто могут себе меня позволить. Ну, собственно, моё заведение позволяет им так думать.

— Ну, да, сложная ситуация, — произнёс я. — Тебе, наверное, после такой работы вообще на мужиков смотреть не хочется?

Она вздохнула, отпив из бутылки, и, скользнув по мне взглядом, который ушёл наверх, словно она думала над ответом или вспоминала.

— Хочется контраста. Ты знаешь, это как люди, которые работают на колбасных фабриках, не могут есть свою продукцию, — произнесла она, вставая и делая шаг к подиуму, — А хочешь, покажу, чем я забиваю себе голову перед сном?

«Капец, а кто бы не хотел?» — подумал я, но слова застряли в горле, и я просто кивнул. А Ира продолжала говорить:

— Мой мозг такой: Ира, не спи, ты же можешь включить в свой танец этот элемент или этот…

Она шагнула на платформу поставив бутылку на пол и взявшись за пилон левой рукой, и словно бы завалилась вправо, взмахнув правой ногой и поджав её, позволяя центробежной силе крутануть её вокруг шеста. С невероятной лёгкостью и непостижимым мне изяществом она сделала первый круг, потом второй и, прогнувшись в спине, пролетая с моей стороны пилона, её светлые, мокрые волосы пронеслись совсем близко от моего лица, а халат девушки предательски раскрылся, обнажая, хоть и частично, её аккуратную грудь размера между первым и вторым, слегка — до начала розоватой кожи сосков.

Ира поднялась на пилоне под самый потолок и, раскрыв ноги в поперечном шпагате, обращённом к потолку, сделала ещё оборот, показывая мне белое кружевное бельё. И, пролетая круг с противоположной от меня стороны, она опустила ноги на подиум, сделав два шага по пьедесталу ко мне и снова заходя на круг, сошла на пол, подхватив оставленную бутылку и плюхнулась на диван.

Я позабыл про наггетсы и позволил себе сдержанные аплодисменты. Я смотрел на неё не как на стриптизёршу, а как на красивую атлетичную девушку, знающую своё дело на все сто. Хотя, кого я обманываю…

— Это прекрасно, — искренне признался я. — Вот только на тебя всё равно смотрит потный мужчина после тяжёлого рабочего дня.