Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов

когда мужчина взрослый, а подруга несовершеннолетняя глупая девчонка. Но кто в этой ситуации в большей степени беспомощное дитя — вопрос.

Прорыдавшись, Наташка взяла меня под руку, и мы пошли домой, где на пороге нас встретила мама. Наташка проскользнула в ванную, мама сказал:

— Павлик, звонила какая-то Лика, тебя спрашивала. — Она заговорщицки улыбнулась. — Симпатичная хоть Лика эта?

Это была Лялина, других Лик я не знаю.

— Это просто подруга.

Мама понимающе улыбнулась.

— Так и поверила! Просто подруги ночами не звонят!

Проснувшаяся тревога надавала по щекам, вопя, что с Анной плохо… в общем, случилось что-то ужасное.

— Она говорила, когда перезвонит? — поинтересовался я, покосился на часы: десять вечера.

Телефонная будка стояла прямо возле общаги, где жили Лялины, так что, возможно, Лика перезвонит.

Наташка закрылась в ванной. Мама грифом кружила надо мной, надеясь узнать подробно, кто такая Лика, я ждал телефонного звонка. Если бы отчим маму не позвал, так и крутилась бы, так и приставала бы с расспросами.

Я постучал в ванную и проговорил:

— Натка, чисто, выходи.

Сестрица выглянула, убедилась, что опасности нет, и отправилась на свой диванчик, как на эшафот. Неспеша расстелила его, улеглась поверх одеяла в одежде и проговорила, бездумно глядя в потолок:

— Я теперь отлично сыграю Маргариту. Потому что я, как она. Разница только в том, что сейчас медицина помогает… э-э-э… справиться с такими проблемами.

— Ты уже решила? — по возможности равнодушно спросил я.

Наташка будто не слышала меня.

— Говорят, что в «Фаусте» реальная история… Да сто пудов она реальная! Потому что тогда, если залетишь — все, позор, клеймо на всю жизнь. А сейчас хорошо, сейчас не так. Но все равно я чувствую себя, как она в тюрьме, когда… ну, ты понял. И понимает, что нет ей оправдания. А Фауст козел. Сунул, вынул и бежать, никакого спроса с него. Несправедливо. Цель у него, видите ли. А два человека — не цель? Мелковатая будет, можно ими пожертвовать. Всю книгу ждала, что его за это черти в ад утащат. Не дождалась. Обидно.

— Кто бы что ни говорил, мы живем в отличное время. — Я перешел на шепот: — Что бы ты ни решила, никто не будет тебя преследовать.

— Кроме совести, — скривилась Наташка. — Или потерянных возможностей. Вот как выбрать, а?

— Давай потом. Мама может подслушивать.

Натка кивнула и отвернулась к стене, пробормотала сквозь слезы:

— Даже своего уголка нет, чтобы пореветь.

— Будет.

Я еще раз погладил ее по голове, пожелал спокойной ночи и удалился. Засыпая, думал о том, что сестрице предстоят три адских дня ожидания. Только улегся и приготовился спать, как зазвонил телефон. Чтобы он не разбудил родителей, я пулей рванул отвечать.

— Привет, это Лика, — проговорила Лялина и смолкла.

— Что-то случилось? — Я приготовился к худшему.

Лика не стала тянуть:

— Я не знаю, как сказать… маму выписывают в воскресенье. Вот и все. Приходи в три дня.

— Фу-ух, я уж надумал себе всякого. Камень с плеч! Давай я завтра вечером, часов в восемь-девять заеду, обговорим, как ее красиво забрать. Кстати, как там дракон? Не улетел?

Последовал протяжный вздох.

— Сидит… на яйцах. Я не знаю, что это будет. Мама с малой приедут, бабушка из Омска, а он там. Вот как его выгнать?

— Вместе и подумаем, — зевнул я, понимая, что это может вылиться в грандиозное противостояние.

Насыщенный выдастся денек! Засыпая, я старался думать о приятном. Но мысли перескакивали то на Наташку, которую было безумно жаль, то на таинственную сущность, с которой я разговаривал во сне. Я пытался подобрать определение, кто она, но не получалось. Точно не всемогущий бог. Какое-то отражение человечества… Ноосфера? Прав был Вернадский?

Вопросы без ответов.

По будильнику я еле продрал глаза, услышал характерный шелест за окном — начался дождь, что не совсем хорошо, потому что наш «Зил» без тента. Каналья нашел непромокаемый брезентовый, но при сильном ливне с ветром он мог не защитить товар.

Окна были затянуты пленкой, кроме кухни, потому я выбежал на улицу и запрокинул голову. Нет, не ливень — промозглая февральская морось.

Вернувшись и освежившись, я заглянул на кухню. Наташка спала, отвернувшись к стене. А может, притворялась. Как же не хотелось ее будить! Но я прошелестел:

— Наташа!

Никакой реакции. Спит. И пусть, не буду тревожить ее сон, не подохну без кофе. Выпьем его в каком-нибудь кафе. Потому я принялся одеваться, и тут, шумно зевая, из спальни вышел отчим. Почесывая впалый живот, Василий прошлепал в кухню, загремел посудой. Твою мать, жаворонок хренов!

Я влетел туда, вытащил его из кухни и прошептал:

— Можно потише? Наташа отравилась, всю ночь не спала, бегала в туалет.

— Так а шо мне, не поесть перед дорогой? — возмутился он. — Днем выспится, ей же в школу не идти.

Надо было ей на Борину кровать переходить! Как сразу не догадался это предложить?

Загремела посуда в кухне. Донесся Наташкин заспанный голос, потом — бас отчима:

— А нечего было допоздна бродить! Я, между прочим, работаю.

Что ответила Наташка, я не слышал. Когда человек в таком состоянии, как сестра, он может сдетонировать от любого неосторожного слова, а тактичность и Василий — вещи несовместимые. Пока не разгорелся скандал, вошел в кухню и сказал:

— Наташа, переходи на мою кровать.

Сестра, недобро косясь на отчима, сгребла свои вещи и поплелась в спальню, заспанная и всклокоченная. Расстелив белье поверх моего, она упала и сразу вырубилась.

Как же хочется верить, что я ошибся, и никакой беременности нет! А что напугал ее, пусть будет на будущее уроком.

Вечером, когда я вернулся с работы, Наташа сама вывела меня на улицу и долго молчала, а когда собралась с силами, сказала:

— Я тут подумала… Это рожать мне в конце сентября. В мае будет пять месяцев, в июне, когда экзамены, — шесть. Уже появится живот, никак его не спрячешь. Представляешь, какой позор?

Она уставилась на меня, ожидая поддержки.

— Пацаева вообще в четырнадцать залетела, — брякнул я, понимая, куда она клонит.

— Да, и из школы ушла, потому что все шептались за спиной и оборачивались, чтобы посмотреть: «Вот она, эта беременная малолетка. Эй, тебе пузо за партой сидеть не мешает?» Вот и в меня все будут тыкать пальцами, и ученики, и учителя. Я