Юрий Корчевский - Атаман. Гексалогия

— Как, ты говоришь, его фамилия?

— Никифоров.

— Ага, слышал про такого. У него свояк в Разрядном приказе служит, вот он и решил, что бога за бороду держит. Пиши прямо сейчас жалобу на имя государя, все вины его опиши да испроси, чтобы государь возмещение ущерба на него наложил в твою пользу. Что уж он с ним решит — на то его государева воля.

Кучецкой показал мне на стол, где лежала пачка бумаги и письменные принадлежности.

Я присел и написал обо всем, слегка сгустив краски. Прочитав, Кучецкой крякнул с досады.

— Все ли верно писано?

— Холопы мои ратные подтвердить могут, да боярина Никифорова людишки, коих в Москву везут.

— Это хорошо, поскольку боярин будет ужом извиваться да отрицать все. Жалобу твою постараюсь государю на днях отдать в руки, не то попадет в долгий ящик. А холопов боярина того вези в Разбойный приказ, там их место. Бумагу для дьяка я тебе сейчас отпишу.

Кучецкой написал несколько строк, присыпал написанное мелким песочком, сдул и протянул мне.

Я прочел: «Задержаны тати по государеву делу. Держать в подвале». И подпись.

— Спасибо, Федор. Ты знаешь — и ущерб не так велик, да измотали, так и живешь в ожидании какой-либо пакости.

— Впредь осторожней будь, опять один в первопрестольную примчался, а ведь ты князь. Ратников всегда близ себя иметь надобно.

Я сунул его бумагу за отворот кафтана, распрощался с Федором и выехал из Москвы — встретить обоз.

Своих поджидал обоз у дороги. Долго не было обоза, далеко за полдень показался.

Держась впереди обоза, я довел его до Разбойного приказа, что располагался рядом с кремлем и Ивановской площадью, названной потом Красной. Предъявив бумагу, сдал боярина с холопами охране. Правда, получилось это не быстро. Десятник долго читал бумагу, шевеля губами, затем ушел и продолжительное время отсутствовал — видимо, показывал бумагу дьяку. Но, в конце концов, всех приняли посчетно. На прощание Никифоров крикнул злобно:

— Еще встретимся, князь! Я хохотнул:

— Жду с нетерпением!

Сдав зловредного боярина и его холопов, я вздохнул с облегчением и со своими ратниками вернулся в свое имение.

Глава 3

Прошел месяц. За это время стараниями каменщиков стены моего дома поднялись на половину этажа. Но уже сейчас было видно великолепное качество кирпича, пиленого камня и самой кладки. Добротно делали кладку — на извести, на века. Интересно — сколько простоит дом, доживет ли он до моего времени, или предстоящие катаклизмы в виде войн и революций разрушат здание? Такие стены — в метр толщиной — развалить непросто.

А вскоре нашел меня гонец от Федора Кучецкого с просьбой — явиться в первопрестольную.

Я выехал немедля в сопровождении ратников.

После приветствия Федор сказал с укоризной:

— Что же ты, князь, носа в Москву не кажешь? Боярина с людишками его в Разбойный приказ сдал и больше не интересуешься следствием? Суд княжеский послезавтра будет. Ты ведь княжеского звания, потому и суд будет из князей. Трое достойных людей будут судить боярина, обидчика твоего. А ты — обвинитель, и ты же — пострадавшая сторона, значит, присутствовать должен.

Я улыбнулся:

— Ну, не больно-то я и пострадал, хотя убыток, конечно, понес. Знаешь, Никифоров для меня — как комар: сильно не навредит, но и спать спокойно не даст.

— Ты бы и без суда иногда ко мне заезжал, все-таки недалеко от Москвы живешь, не в Вологде, чай.

— Прости, Федор, дел много, закрутился совсем.

— О! Еще один твой промах.

— Какой же?

— Ты — князь, ты во главе удела стоять должен, осуществлять планирование, так сказать — общее руководство. А конкретные дела подручные, свита твоя, исполнять должны — под твоим неусыпным надзором. Если закрутился, значит — толковых помощников мало, или совсем их нет. Твоя недоработка! Исправляй!

— Помилуй бог, Федор! Где же их, надежных, взять-то?

— Приглядываться, присматриваться к людям надо. Они сами по себе не появятся. Ты думаешь, мои помощники сами меня находят? Не тут-то было! Вот вспомни, как мы в Вологде с тобой познакомились?

— Это когда я убийство расследовал?

— Именно. Поглядел я на тебя — проворен, умен, сообразителен. Чем не опора? Помог, конечно, слегка-у государя слово замолвил, среди бояр да князей да высокого служивого люда разговоры о тебе пустил — де, умен и достоин. Думаешь, ты только заслугами своими звание княжеское да земли получил? Нет, конечно, заслуг твоих я никоим образом не умаляю, они есть. Но когда заслуги твои не забыты, в нужном месте и нужным людям упомянуты, то человека и дальше продвинуть можно. И тебе хорошо, и у меня опора есть. Не могу я при своей должности без опоры быть — без тебя, бояр да князей из братчины. И каждый побратим друг другу помогать должен. Вот тогда — попробуй-ка нас сверни. Ты думаешь, у меня завистников да врагов нет? Есть, и больше, чем мне хотелось бы. Но — свой человек вовремя предупредит, другой — подскажет, глядишь — и не получилось злоумышления у твоего недруга. Мотай на ус! То ты в Вологде своей безвылазно сидел, теперь из вотчины не вылезаешь. Ты ведь не тиун княжеский, ты — князь!

— Понимаю, Федор, но земли новые, бедные. Едва холопов приобрел, сразу избы ставить пришлось — осень ведь впереди, жить-то им где-то надо. Я сам не успеваю.

— Неправильно княжить начал потому что. Не с низов, не с холопов начинать освоение дачи надо, а с верных людей — кого можно поставить управляющим, кого — тиуном, кого — десятником. Ты им указания отдавать должен, а уж они — шевелиться в меру своего разумения. Иначе захлебнешься в делах, к вечеру от усталости упадешь, а дело медленно двигаться будет, потому как — не в корень зришь. Ладно, хватит о деле. Думаю, ты и сам понял, что дальше должен делать. Ты скажи лучше — скакун арабский, что я тебе подарил, жив еще?

— Жив, что ему сделается. Выезжаю иногда, а больше — сын.

— Жеребца в конюшне постоянно держать нельзя, он в форме должен быть. Я к чему это говорю? По весне из Персии боярин Гутионтов вернулся, по государевым делам ездил, — да не о том речь. Пристрастился он там к скачкам. Слышал о таком?

— Слыхивал.

— Поучаствуй, все на глазах у боярства будешь. К тому же деньги немалые на кону — люди ставки делают. Потому сам на коня не садись — тяжел ты для скачек. Подбери из своих холопов кого полегче. Да что мне тебя учить — сам понимать должен.

— И где скачки проводятся?

— Так на Воронцовом поле. Следующие — через две седмицы.

— Спасибо, что известил.

— Товарища в курсе дел московских держать — труд невеликий. Ты подумай над тем, что я насчет свиты да окружения ближнего сказал.

Мы тепло попрощались.

Суд послезавтра, время еще есть. А вот скачки? На постоялом дворе я подошел к Федьке-занозе, а ныне десятнику, и объяснил ситуацию.

— За скакуном надо кого-то в Вологду отправить, да и наездник нужен, и не абы какой — чтобы и лошадей любил и сам был веса невеликого.

— Это, князь, вовсе нехитрая задача. На конюшне у тебя паренек есть — конюха твоего, Якуни-хромого, сынишка, пацан совсем. В лошадях понимает, любит их, чаще отца на конюшне бывает, почитай — живет там. Вот его и надо на скачки. И лошадь сдуру не запалит, и сам маленький — ему ведь годков двенадцать будет, не более.

— Не маловат?

— В лошадях разумеет, а для другого чего он тебе и не надобен.

— Уговорил. Посылай кого-либо из своей десятки. Денег вот возьми — на прокорм в дороге. Да накажи ратнику — пусть парня сопровождает в пути, конь дорогой, кабы не случилось чего.

Федор пошел к ратникам.

Я отобедал на постоялом дворе да и улегся на постель — прямо поверх одеяла. Голова кругом идет — скачки, суд, стройка… Воинскую избу в Охлопково ставить надо, конюшню, церковь! Где набрать столько строителей, материалов и, главное — денег?! Стройка и управление поместьем пока только поглощали деньги, как пылесос. И отодвинуть ничего нельзя.

Взять, например, конюшню. Лошади не объяснишь, что денег не хватает — ей зимой в теплом стойле стоять надо и овсом хрумкать. И церковь нужна: все холопы и слуги православные, в праздники да по воскресениям в Никифоровку, к злыдню этому в церковь ходят. Да и в Москве дом какой-никакой — уж не каменные хоромы — приобретать надо. Ведь теперь часто в Москве бываю, и не один — с холопами, на конях. Все время на постоялом дворе останавливаться — никаких денег не хватит, да и неудобно. Приезжаешь, бывало, а свободных комнат и нет. Значит, надо свой угол иметь.

И вот настал день суда. С утра я с Федькой-занозой направился к Разбойному приказу. У коновязи уже было привязано около десятка лошадей.

Стражники на входе почтительно склонились в поклоне.