Сын помещика 2 (СИ) - Семин Никита

— Так сразу и не скажу, — протянул банкир задумчиво. — Все подряды уже заключены, не слышал, чтобы им материалов не хватало. Опоздали вы, Константин Васильевич, — расстроено развел руками мужчина.

— Но ведь можно что-то сделать? — уточнил граф, достав из запазухи конверт и аккуратно положив его на стол. Да еще и пододвинул его поближе к управляющему.

Тот покосился на конверт. Затем все же подтянул его к себе и заглянул внутрь.

— А знаете, я поговорю с Гладиным. Может, кто из подрядчиков сроки нарушает, али плохие материалы дает. Но пока не могу вам ничего обещать.

— Благодарю за вашу помощь, — скупо улыбнулся граф. — Надеюсь, все же вам удастся убедить правление дороги, что я их не подведу.

Покинув отделение банка, граф вышел на пыльную улицу и тяжело вздохнул. Эта его опрометчивость в словах на приеме уже стоила мужчине порядка десяти тысяч рублей. И деньги все продолжают утекать как сквозь пальцы, а новых взять пока неоткуда. И еще сильнее подмазать банкира ему нечем. Вот и гадай — получит ли он подряд или ему вежливо откажут?

— Нет, надо брать дело в свои руки, — решительно кивнул сам себе граф. — Раз уж все места заняты… надо освободить хотя бы одно. Пускай Винокуров подвинется. По-соседски.

В голове Константина Васильевича появился план. Грязноватый и подленький, и насквозь незаконный, но иного выхода он просто не видел. Ведь альтернатива — разорение и лишение всех земель. И что тогда делать дальше на старости лет мужчина просто не представлял.

Глава 13

4 июля 1859 года

— Смотрю, больше не смущаешься, — с улыбкой сказал я Пелагее.

Та как обычно придерживала мои ноги во время пресса. Девушка лишь улыбнулась в ответ.

— Так чему уже смущаться, барин. Как вы всю меня во всех местах… пощупали, — все же зарделась она румянцем под конец своих слов.

— Так уж и во всех?

Мне нравилось ее подтрунивать. Да и то, что она больше не боится меня, а наоборот — старается соблазнить, пусть и неуклюже, грело мое мужское эго.

— Барин, — позвал меня Корней, когда я закончил свои упражнения. — Турник ваш готов.

— Уже? — удивился я. — Мы же только вчера на лесопилки ездили?

— Так, вчера брусья я и забрал. Уже без вас на телеге съездил и привез, — развел тот руками.

Я подошел осмотреть первый снаряд для моих тренировок. В целом — ничего необычного. Пара брусьев, вкопанных в землю, поверх которых лежал отесанный от коры ствол тонкого деревца.

— Не сломается? — кивнул я на ствол-перекладину.

— Не должен. Мой вес исправно держит, и прогибается в меру.

— Ну ладно, опробую, — с некоторым сомнением хмыкнул я.

После чего подпрыгнул и повис. Перекладина и правда держала мой вес хорошо. И прогиб у нее был не особо заметен. Брусья стояли примерно в метре друг от друга, что и добавляло ей устойчивости к прогибу. Вот только толщина… она была великовата. У меня еле-еле кончики пальцев сомкнулись. Я все же в прошлой жизни к более тонким перекладинам привык. Но где ее взять здесь? Железо нынче дорого, а ствол потоньше может меня и не выдержать. Хоть такой есть — уже хорошо.

Сделав несколько подтягиваний, я с удовольствием спрыгнул на землю и одобрительно кивнул Корнею, подтверждая принятую работу.

— Роман! — позвал меня отец. — Собирайся, на службу пора.

В первое мгновение я не понял, о чем он, а потом дошло — в церковь пойдем! По спине пробежала дрожь от воспоминания, как в прошлый раз больше трех часов там пришлось отстоять. Но делать нечего.

Наскоро собравшись, даже не позавтракав, мы отправились к церкви. Народа возле нее было уже порядочно. Служба проходит каждое воскресенье и неделю назад нам повезло быть в дороге, потому и пропустили ее.

Однако все оказалось не столь печально, как я ожидал. Все-таки это не праздничная служба, так что уложились в полтора часа. К тому же занятия спортом тоже сказались, и покидал церковь я не таким утомленным, как две недели назад.

— Еремей, — раздался рядом голос отца.

Из выходящей толпы тут же показался старик, словно только и ждал, когда его позовут.

— Слушаю, барин.

— Другие старосты уже приехали? Или мне показалось, что я кого-то из них в церкви видел?

— Не показалось, барин. Вчера их Митрофан к ночи всех привез. Сказал — вы созываете.

О как, а крестьяне-то у нас какие прыткие. Да и Митрофан хорош. Когда его отправили вечером деревни объехать и наказ старостам передать, он не на коне верхом, оказывается, это сделал, как Аким бы поступил, а не поленился тарантас запрячь, да просто всех стариков в нем и привезти. И как к этому отнестись? С одной стороны — проявил инициативу, уже вчера собрав всех старост, чтобы уж точно они сегодня с самого утра могли нам показаться, а с другой — на хозяйском транспорте их прокатил. Теперь те старики смогут всем деревенским говорить, что на барском тарантасе катались, аки сам барин. Вон и отец в сомнениях — как к такому относиться.

— Ладно, зови их через час и сам подходи, — решил пока махнуть рукой на самоуправство Митрофана отец.

Старосты подошли как раз когда мы завтракать заканчивали. Марфа сегодня постаралась и испекла нам сырников со сметаной, да салат из свежих овощей настрогала. Когда старики вошли в дом, я заметил, что многие оробели. Или вообще раньше не были здесь, или так давно, что о том и не вспомнить. Лишь Еремей держался уверенно и с неким превосходством поглядывал на своих «коллег» из иных деревень.

— Дело у меня к вам есть, — начал отец, сидя в кресле. Старосты стояли рядком напротив и присесть им естественно никто не предложил. — Вы по сколько дрова берете за сажень?

Думаю, причину, почему их созвали, Митрофан уже успел им рассказать, потому вопрос не застал их врасплох.

— Тридцать рублев отдаем, барин, — степенно ответил Варлам.

— А наши за тридцать два покупают, — с завистью и удивлением посмотрел на него другой староста, Акинфей.

— За двадцать три рубля сажень берем, — с неким превосходством кинул взгляд на коллег самый молодой из старост — Ерофей.

— Это как ты умудрился-то? — не удержался от вопроса Акинфей.

— Брешешь небось, — насупился промолчавший о стоимости дров Демид.

Тут же Ерофей вскинулся и стал с жаром доказывать, что он правду говорит. А раз другие не смогли для своих деревень сторговать цену получше, то это их беда. Сами такого старосту выбрали, который не может как купец торговаться.

Отец не мешал им, неторопливо покуривая и слушая каждое их слово. Было видно, что он и сам старается понять — кто говорит правду, а кто лишь бахвалится. Ну и попутно оценивает — сколько в целом деревни закупают дров, а такие цифры в пылу спора старосты тоже выдали, как эти дрова потом расходуются — экономно или нет. Какого вида дрова покупают — это тоже прозвучало. Как и выяснилось, например, что Ерофей покупает не дрова, а просто бревна, да еще из «некондиционной» древесины. Толщиной в десять сантиметров — максимум. И рубят их потом всей деревней. А вот Акинфей с Демидом берут лиственницу — она жара больше всего дает, но при этом самая дорогая. Зато и по объему ее требуется меньше, от чего тратят крестьяне его деревни на дрова примерно ту же сумму, что и соседи.

— Хватит, — веско произнес отец, прерывая спор.

Он успел выслушать и уяснить для себя то, что хотел. А я получил ценный урок, как нужно получать точную информацию от крестьян, применив минимум усилий. Были бы они столь же откровенны с нами, ежели бы он продолжал их напрямую расспрашивать? Очень сомневаюсь. Зато вот так — собрав их в одном месте и ненароком одним вопросом столкнув лбами и не став мешать их спору все точно и вызнал. Старосты затихли, после чего отец перешел к главному вопросу.

— Сейчас покажу вам новый вид дров. Из опилок. Посмотрите, как те горят, да сколько жара дают. А опосля я скажу, за сколько готов их вам отдавать.

Отец кивнул Евдокие, чтобы та затапливала камин. У женщины уже все было готово. Лишь бруски из опилок лежали рядом, а в камине лучина уже была сложена, и оставалось ее лишь поджечь. Что она и сделала. Лучина весело затрещала, а отец встал и подошел к камину.