Строитель (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

В самом замке тоже пришлось немного повоевать. Нет, этого самого Салаши и Штефана Чеха там не было. Их вои Хвоста утыкали стрелами прямо на надвратной башне. Зато в замке был командир дружины Салаши и несколько его воев. И рубились они знатно, не набрались бы мёда перед этим, так совсем бы тяжко пришлось Саньке и ещё троим диверсантам, первыми в замок ворвавшимися. Но обилие выпитого мёда сказалось. Все четверо папистов легли, кровью пол заливая, а у своих только Святослав ранен, да и то вскользь меч щёку задел. Шрам останется, а так ничего страшно, хоть поначалу кровь так хлестанула, что Санька мысленно с воем попрощался.

В замке интересных пленников взяли. Все они забились в угол на женской половине в спальне жены пана Салаши. Была сама жена — пани Катаржина, была их дочь семнадцатилетняя панночка Катарина и был, не много ни мало, а целый епископ Кошице его Высокопреосвященство Николаи.

К сожалению, был и неразумный тринадцатилетний сын пана Салаши — Роман. Он бросился на Саньку с саблей, тот мальчика убивать не хотел и только отмахнулся своей саблей. Но пацан дёрнулся неудачно, споткнулся, развернулся боком к Юрьеву и тот саблей чиркнул ему по шее. Даже не удар получился, а так порез. Только вот перерезал клинок сонную артерию, и как ни старались, кровь остановить не получалось, через пять минут мальчик помер. Увидев, что сын помер, его мать — пани Катаржина выхватила из-под подушки кинжал и бросилась, как мегера, на Юрьева. Ну, Святослав её и заколол.

Так что через пять минут в живых осталась только девица и епископ.

— Что с ним делать будем? — ворота уже открыли и Хвост был в замке, а ещё во двор вломилось несколько десятков горожан с вилами и дрекольем.

— Повесить хотят паписта, за то, что он тут учинил, и хотел повесить отца Фому, — кивнул на местных Хвостов.

— Ну, а что? Нормально. Кто к нам с верёвкой придёт, тот от веревки и погибнет. Отдай его местным, пусть потешатся, — пожал плечами Санька, — Нас прислали с папистами бороться. Чем не борьба⁈

Перед этим во дворе замка ещё и трёх монахов ордена святого Антония повязали. Они даже сопротивляться пытались. Отбивались граблями на конюшне.

— Всех четверых отдайте народу. Вместе приехали сюда, вместе дела свои чёрные творили, пусть и в ад вместе отправляются, — решил Санька. Народ нужно успокоить, а казнь четверых врагов успокаивает сильнее, чем казнь одного.

Повстанцы, заполучив желанную добычу, утащили сопротивляющихся папистов в город, и во дворе замка наконец тишина образовалась. Только попискивала и всхлипывала посаженная на крыльцо панночка Катарина.

— Что делать собираетесь русы? — а нет, один из местных вешать папистов не убежал. Дедок Светозар сунул свою куцую бородку под нос тоже присевшему на степени крыльца уставшему Саньке.

— Отдыхать.

— А после? — не понравился вопрос Юрьеву. Как-то не так был задан. Ехидно что ли.

— А что такое? У нас план есть. Тебе зачем?

— Унгры придут, у кого найдут что из замка, того повесят. Да и так всех мужчин повесят, а дома сожгут, — скороговоркой выпалил дедок. И обличительно продолжил, — А вы уйдёте!

— Так не грабьте… Нда. И что теперь? — Санька горожан понимал. А вот что теперь делать именно им, не решил пока.

— А ты боярин? Князь? — вдруг сменил тон этот обличитель.

— Нет. Я из молодших людей. Гридень был. Теперь сотник. А тебе, старый зачем?

— Таки о том я тоже думаю. Вон за тобой пани Катарина сидит, что с ней делать собираешься? Побалуетесь и убьёте? — ткнул пальцем в сжавшуюся панночку Светозар.

— Нет. Мы её не тронем. У неё родичи есть? Им отправим, — отмахнулся от дурня Юрьев.

— Откель мне то ведать. Ты на ней женись, сотник. Станешь паном нашим, и замок твой станет и земли все вокруг, и шахты, и леса…

— Да ты в уме ли Светозар⁈ — перебил его Санька и даже вскочил.

— Я в уме. А так погибнет панночка. И мы все погибнем. Я-то уж точно. Все теперь знают, что я вас в замок провёл.

— Нда, ввязались! — это Хвост хмыкнул у сотника за спиной, — А баска дивчина. Женись. Боярином станешь. Уверен, Андрею Юрьевичу это понравится. И землица наша будет.

Санька поморщился. Не нравилось ему это. Да, панёнку Катарину он рассмотрел, в самом деле красавица. Но он убил её брата. Из-за него можно сказать погибли её мать и отец. Счастливое детство панночки он тут за один час порушил. Сиротой сделал. Что теперь её ждёт?

— Да, нет, католичка она, — нашёл мозг зацепку.

— Неправда твоя, сотник. Пани Катаржина и панночка Катерина православные, как их не принуждали паписты. Слуги, в замке что робляли, гутарили будто плакали обе каждый день, а веру не соглашались менять, — ткнул в сжавшуюся в комочек девушку дедок куцебородый, — Не губи душу праведную, сотник. Женись на ней.

Событие сорок четвёртое

Война должна прибыль приносит, иначе это не война, а драка ненужная. Это так князь Владимирский им сказал перед тем, как отправил три отряда диверсантов в разные стороны. Прямо бальзамом слова эти легли на душу Емели. Именно так он и думал всегда. А ещё он понимал, что для того, чтобы прибыль эта появилась, нужно много тренироваться. Часами он метал стрелы в мишени, оттачивая своё умение. Недоедал, но скопил денег на лук от лучшего лучника. И радовался, когда видел, что именно так и князь их думает.

Сегодняшний бой был неправильный с точки зрения Емели. Они выпустили по два десятка очень дорогих каленых стрел с наконечниками из дамасской или булатной стали и ничего не получили. Проклятые брянцы после второго обстрела забрали раненых и убитых, даже стрелы их собрали, и убрались за стены Овруча. Две сотни дорогущих стрел выпушено и никакой прибыли. Даже убитых лошадей волоком утащили в город. Отправленные через час примерно на разведку диверсанты всё это командиру доложили.

— Понять, сколько убитых можно? — вздохнул лучший стрелок Русского королевства.

— Лошадей больше десятка. Следы на траве видны. Ну и крови хватает. А так, кто же его знает. Видимо, богато полегло, раз не сунулись за нами, — озвучил и его мысли диверсант.

Рухнул такой хороший план по заманиванию брянцев в засаду. Хороший был план. Даже отличный. Ведь в окончании им бы доставалось под сотню броней. Полно оружия разного и лошадей тоже ведь не мало живыми останутся. Бить же собирались не навесом, а в упор.

— Что дальше делать будем, Емеля? — окружили его десятники.

— Чего уж. Хреново всё, как князь говорит. А будем делать, что делали мы с Горыней в Мукачево. Сплетём щиты из веток и подступимся к городским стенам. Они ещё этой уловки не знают, точно на стены выпрутся в нас стрелы метать. Померяемся удалью.

С утра на следующий день и тронулись. Проблема только со щитами организовалась. Как их к Овручу доставить. Не на себе же семь вёрст тащить. Пришлось взять с собой одну телегу.

— Как подъедем, ты, Мирон, коня выпрягай сразу и примерно на половину дорогу отходи. Там пригорочек есть, и на нём бук здоровенный растёт. Вот там и жди. Ежели мы драпать будем, то садись на коня и правь к лагерю. У тебя конёк резвый. Успеешь.

Остановились в пяти сотнях шагов от ворот. Там посад сгорел полностью, а сруб от баньки почерневшей уцелел. Пару метров над землёй, а торчит. На нём наблюдатель и умостился. Десять воев поздороше взяли щиты с обеих сторон и, укрываясь за ними, пошли к городу. А пять стрельцов с лучшими луками и признанные мастера идут за щитами и в бойницу наблюдают за воями на стенах Овруча. Среди этих пятерых и Емеля.

Подошли шагов на триста. Со стены и привратных башен полетели стрелы. Но быстро поняли брянцы, что далеко враги и бросили это пустое занятие. Стали кричать что-то похабное. Надеялись видимо подманить владимирцев. Дети. Емеля не спроста тут остановился. Он-то в отличие от этих товарищей всё рассчитал. Ветер и довольно приличный в сторону города. И брянцам он мешал, а им поможет.

— Приготовились, — скомандовал он своим, — Поднесите щиты ещё на два десятка шагов вон к тому тыну, куда стрелы долетали. Бьём по готовности.