Позывной «Хоттабыч» - lanpirot

только войдя в кабинет, он лишь по одному выражению лица всесильного Верховного Главнокомандующего понял, что случилось нечто очень серьезное, сумевшее пробить холодную невозмутимость усатого хозяина кабинета. Однако ни о чем таком, что могло настолько взволновать вождя, он не знал. И это было очень… некомфортно. К тому же Энергетические Потоки в кабинете Сталина были настолько взбаламучены и насыщенны недовольными эманациями Внеуровневого Силовика, что прямо-таки тяжелыми гирями давили ему на плечи, не давая нормально вздохнуть.

Сталин неторопливо попыхивал трубкой, а Лаврентий Палыч почти физически ощущал, как с каждой затяжкой трубки Хозяина «отпускает». Градус напряжения в стремительно падал, и Берия, наконец, сумел вздохнуть полной грудью.

«Откуда же у него столько Сил?» — уже в который раз за последние годы посещала Наркома Внутренних Дел СССР эта крамольная мысль, которую он защищал такой «Стеной Отчуждения», за которую не должен был пробиться ни один Мозголом. А если бы пробился кто, то мозг Берии попросту бы выгорел дотла, не доставив «любопытствующим» радости покопаться в его самых потаенных мыслях. — «И все-таки? Откуда такая поразительная Мощь? Ведь Он даже не удосуживался сплести хотя бы самое слабое подобие Силового конструкта? И ведь как подавляет…»

Наконец, выпустив очередную струю дыма, Сталин, как-то по-хитрому прищурился и произнес:

— Готов удивиться, товарищ Берия?

«Фух, отпустило!» — с облегчением выдохнул Лаврентий Павлович, понимая, что вождь окончательно успокоился. — «Главное, чтобы походя не размазал»! — Но такие вот «Силовые всплески» случались с Хозяином довольно редко, только в самых крайних случаях. — «Что же произошло на этот раз?»

— Готов, товарищ Сталин! — взвешенно отмеряя слова, ответил Берия, невозмутимо взглянув на руководителя СССР сквозь прозрачные стекла песне. — А есть чему удивляться, Иосиф Виссарионович?

— Читай! — небрежно бросил Сталин, сделав последнюю глубокую затяжку — в трубке уже явственно клокотал выкипающий под высокой температурой вязкий никотин.

С улыбкой проследив за погрузившимся в чтение Берией, Иосиф Виссарионович принялся неспешно выбивать и чистить свою любимую трубку. После приведения курительных принадлежностей в идеальный порядок, Сталин, поглядывая время от времени на читающего соратника, вернулся на свое место. Откинувшись на спинку кресла, он с застывшей на лице улыбкой продолжал наблюдать, как «вытягивается» во время чтения предложенных документов лицо Берии.

— Джандаба![28] — неожиданно эмоционально воскликнул Лаврентий Палыч. — Никитка Хрущев? Быть того не может! Простите, товарищ Сталин! — он тут же поспешно извинился. — Это же б…

— Договаривай, Лаврэнтий, договаривай дорогой! — усмехнулся вождь, неожиданно перейдя с Берией на «ты», что делал тоже только в исключительных случаях и только с самыми близкими людьми. И в его речи явственно слышался сильный кавказский акцент, проявляющийся в минуты сильного раздражения.

— Это же полный бред, Иосиф Виссарионович! Что это?

— Это абсолютно достоверные сведения, Лаврэнтий Павлович, за которые люди, добывшие их, отвечают головой!

— А… как… это… — Берия никак не мог сформулировать свою мысль — дата его собственной смерти до сих пор стояла перед его глазами.

— Кхе-кхе, — смехом, больше похожим на сухой старческий кашель, рассмеялся Сталин, — не ожидал, что тебя по приказу Никитки Хрущева после моей смерти расстреляют?

— Неужели нашелся еще один «провидец», типа фигляра и прохиндея Мессинга?

— Нэ напрягайся зазря, Лаврэнтий, — произнес Сталин, улыбка которого начала напоминать Берии тигриный оскал, — все равно не угадаешь!

— Не томи, Иосиф Виссарионыч! — Берия рванул тесный ворот рубашки, не заметив «на нерве», как тоже перешел с вождем на «ты».

Но Сталин милостиво не обратил на эту вольность никакого внимания, да и Берия был насквозь своим — из ближнего круга, которым позволялось многое:

— Никакого нового Мэссинга на горизонте нэ возникло.

— Тогда откуда все это? Грядущие даты, события… — Потерялся в догадках Лаврентий Павлович.

— Что, так похоже на правду? — Рябое лицо вождя собралось в морщинки, а от «добродушной» улыбки пахнуло таким лютым холодом и запахом морга, что у Лаврентия в одно мгновение свело челюсти и задергалось в нервном тике левое веко. На зеленое сукно стола посыпались злые колючие снежинки замерзающего дыхания наркома внутренних дел. — Бодиши, генацвале![29] — неожиданно опомнился Сталин, когда Берию начало основательно потряхивать от холода. — Совсэм с этим дэрмом замотался, контрол потеряль… — В речи Иосифа Виссарионовича вновь резко проступил грузинский акцент. — Ты, Лаврэнтий, еще нэ дочитал до наступления настоящей жопы! — резко и грубо заявил он, недобро сверкнув желтыми тигриными глазами.

В кабинете, тем временем, быстро потеплело, и холодные стекла песне Берии мгновенно запотели. Он стащил их с переносицы и, вытянув платок из нагрудного кармана, принялся их аккуратно протирать, время от времени бросая взгляд сквозь стекла на электрическую лампу.

— В чем фокус, Иосиф Виссарионович? — Вновь вернулся Берия к предыдущей теме разговора. — Если это не предсказания, то что? Неужели кто-то из наших Силовиков научился заглядывать в будущее?

— Можешь не гадать, — мотнул головой вождь советской рабочей черни и подлого люда, — бесполезное занятие. Это не наше будущее, вернее, будущее не нашей с тобой реальности, — огорошил наркома Иосиф Виссарионович.

— Не понял, товарищ Сталин, — подобрался Берия, считая, что в очередной раз стал объектом жестокого розыгрыша вождя.

До войны товарищ Сталин не раз «подшучивал» над верными соратниками, и не всегда его шутки бывали безобидными. Однако, после нападения Германии на СССР, такие злобные розыгрыши сами собой сошли «на нет» — не то время. Неужели он опять взялся за старое?

— Помнишь Петрова? — неожиданно спросил Иосиф Виссарионович. — Петра Петровича?

— Сеньку-то, из бывших? — мгновенно уточнил Берия, что-что, а склерозом он пока не страдал. Да и не потерпел бы Хозяин рядом с собой этакого «забывашку». — Бывший оснаб Деникинского штаба…

— Его самого.

— Помню, как же — сам этого дворянчика из лагеря по вашему личному распоряжению выдергивал. Вернуть обратно, товарищ Сталин?

— Не надо — он реальную пользу отечеству приносит… в отличие от некоторых… деятелей, — ворчливо заметил Иосиф Виссарионович. — Не о тебе, Лаврентий сказано! — заметив, как встрепенулся Берия, уточнил вождь. — А то, что дворянчик-аристократишка, так невелика беда — некоторые из наших товарищей тоже «белой кости»: управделами Совнаркома Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич — потомок старинного рода, почивший нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский — хоть и незаконнорожденный, но все ж «голубая кровь», из польской шляхты — начальник ВЧК «железный Феликс» Дзержинский и его преемник Вячеслав Менжинский. Соратница товарища Ленина — Александра Коллонтай. Да и сам Владимир Ильич, хоть и не древнего — но все же — потомственный дворянин! Акцентироваться на этом не стоит, но и забывать — не след! А что касаемо Петрова — действительно ценным кадром оказался! А кадры, как ты, Лаврентий, и сам знаешь, решают все!

— Да, товарищ