Красавчик. Часть 2 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Платок там, — сказал я. — В той тумбочке. Внизу.

Кончиками пальцев я потёр кожу на висках.

Юрий Григорьевич подвинул меня в сторону, прошёл в дверной проём. Сан Саныч, как и я, остался в прихожей. Он посматривал то на меня, но на спину моего прадеда, загородившего в спальне узкий проход между кроватью и столом. Юрий Григорьевич дошёл до окна, приподнял на тумбочке край пледа. Я не заметил, откуда у него в руке появился большой «ушастый» ключ. Услышал, как звякнул металл и дважды глухо щёлкнул замок. Увидел, как приоткрылась железная дверца (тумба оказалась сейфом). Юрий Григорьевич вынул из сейфа небольшую стеклянную банку (примерно на четверть литра), показал её мне и Сан Санычу.

— Вот, он, — сказал мой прадед, — платок. Внутри.

Вслед за банкой Юрий Григорьевич достал из сейфа запечатанную бутылку с трёхзвёздочным коньяком «Апшерон».

Он примерно две секунды пристально смотрел мне в глаза, затем скомандовал:

— Возвращаемся на кухню. Кхм. Там поговорим.

Юрий Григорьевич поставил на стол рядом с моими паспортами бутылку с коньяком и банку (в ней на дне под капроновой крышкой лежал смятый носовой платок, будто испачканный ржавчиной). Уселся за стол. Сан Саныч примостился по правую руку от него. Я занял место напротив своего прадеда.

Юрий Григорьевич приосанился; выждал, пока стихло шарканье ножек табуретов о деревянный паркет.

Он посмотрел на меня и заявил:

— Я выполню твою просьбу, Сергей. Будет тебе волшебство. Но только при одном условии.

Он кашлянул и добавил:

— Точнее, у меня есть целых три условия.

Прадед поднял руку и показал мне три оттопыренных пальца с коротко остриженными ногтями.

Глава 2

Аромат кофе уже почти выветрился из кухни. Запах одеколона вернулся сюда вместе с Александровым. Чирикали птицы за окном. Чиркали по оконному стеклу листвой ветви росших около дома кустов. За стеной, в соседней квартире, бубнили голоса — там сейчас разговаривали на повышенных тонах. По сложенным на столе в стопки советским деньгам ползала обычная домовая муха. Сидевшие за столом люди её будто бы и не пугали.

Муха перебралась с советских рублей на российские. Там не задержалась — пробежалась до баллона с пеной для бритья. Я прижал ладонь к правому виску, под которым всё ещё пульсировала боль (в левом виске боль уже стихла); чуть сощурился, не спускал глаз с лица прадеда. Сан Саныч смотрел на бутылку с коньяком, изучал надписи на её этикетке. Юрий Григорьевич опустил руку и будто бы невзначай положил её поверх моих паспортов.

— Слушаю тебя, дед, — сказал я. — Что за условия?

Сан Саныч стрельнул в меня взглядом и снова повернулся к бутылке.

— Сперва я поясню, Сергей, почему информация о дате моей смерти сейчас бесполезна, — сказал Юрий Григорьевич.

Он кашлянул и продолжил:

— Твой внутренний компас и мои умения похожи. Даже не похожи. Нет. Это одно и то же умение, которое мы с тобой пока используем по-разному. Когда-то и я развлекал приятелей «поиском». У меня при этом тоже болела голова. Поэтому я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Я тоже недолюбливал свои способности. По той же причине, что и ты, Сергей. Не люблю я их и сейчас, но уже по другой причине. О ней я расскажу тебе позже. Сейчас я говорю о другой стороне наших с тобой способностей.

Юрий Григорьевич выдержал паузу и заявил:

— Ни «поиск», ни «лечение» не действуют на того, кто их применил. Вот такой вот прискорбный факт. Ты никогда не воспользуешься своим внутренним компасом без посторонней помощи. Не найдёшь потерянный предмет при помощи своей способности, сколько его не представляй. Уверен, что ты уже и сам это понял. Для «поиска» всегда нужен посредник: тот, кто представит «цель». «Волшебство», которое ты просишь для Елены Лебедевой, способно исцелить кого угодно, но…

Мой прадед повёл рукой — согнал со столешницы муху.

— … Оно не сработает на том, кто его использует. Я никогда не исцелю сам себя. Вот такой вот факт, Сергей. Сердце у меня пошаливает ещё с войны. Лечу его в меру сил… обычными методами. Но видно пришло моё время. Ресурс мотора исчерпан. Обычные механики уже бессильны. Очередной курс лечения подарит мне разве что ещё полгода. Да и то… сомневаюсь. Поэтому внучку в квартире я уже прописал. Не случайно, как ты понимаешь. Понимаю, что не вечен. Хотя на Вариной свадьбе я бы погулял.

Юрий Григорьевич взглянул на Александрова.

— Кхм.

Сан Саныч втянул голову в плечи и приблизил к своим глазам бутылку с коньяком, словно полностью погрузился в разглядывание узоров на этикетке.

Муха спряталась на кухонном шкафу.

— Поэтому я выполню твою просьбу, Сергей, — сказал Юрий Григорьевич, — только если ты пообещаешь выполнить мои условия.

Он ткнул пальцем в лежавший на столе журнал «Советский экран» — его палец прикоснулся к обложке в сантиметре от родинки под губой у Елены Лебедевой.

— Мне нравится эта актриса, — сообщил Юрий Григорьевич. — Я два раза смотрел её новый фильм: этот… «Три дня до лета». Но я прямо сейчас назову тебе, Сергей, имена десятка человек, которые совсем скоро умрут. В моей больнице таких людей гораздо больше, чем десять. В больницах нашего города их тысячи, если не десятки тысяч. Среди них есть и дети, и красивые женщины. А сколько смертельно больных людей во всей нашей стране!.. Твоя актриса лишь одна из многих, Сергей. Не лучшая и не худшая.

Мой прадед пожал плечами, прижал ладонь к левой стороне своей груди.

— На всех «волшебства» не хватит, Сергей, — сказал он. — Чуть позже ты поймёшь, почему. Но сейчас мы с тобой говорим не об этом. А о моих условиях. Так вот. Кхм. Лебедеву я исцелю. Но только после того, как ты пообещаешь, что выполнишь мои требования. Они будут посложнее, чем охмурить разведёнку. Но я уверен: тебе они по силам. Три моих условия сводятся в итоге к одному. Хочу, чтобы ты, Сергей, освоил новую способность: научился лечить… «волшебством». Это моё первое условие…

— Дед, я…

Столешница под моими локтями скрипнула.

Юрий Григорьевич вскинул руку.

— Подожди, Сергей, — сказал он. — Выслушай меня до конца. Если ты освоил «поиск», то справишься и с «лечением». Вопрос только в том, как быстро ты это сделаешь. А нужно быстро внучок. Потому что второе моё условие: ты вылечишь меня. Звучит это эгоистично с моей стороны. Но мне за это совершенно не стыдно. Семьдесят лет, конечно, приличный срок. Скажу тебе по секрету, внучок: у нас, семидесятилетних стариканов, желаний не меньше, чем у юнцов. Правнука хочу увидеть. Дочку замуж выдам…

Сан Саныч дёрнул плечами, но голову не повернул.

Мой прадед прикоснулся к его плечу, и сообщил:

— … Санька вон через двадцать лет подлечу. Это, кстати, моё третье условие, Сергей. Если я всё же до девяностолетия не доживу, то Сан Саныча вылечишь ты. Вернёшься из своего Парижа и избавишь моего будущего зятя от всех болячек. Вот и всё, что я от тебя прошу, внучок из двухтысячного года. Без выполнения первого моего желания два других ты не осилишь. Ну а как с первым разберёшься — справишься и с остальными. Пообещай, Сергей, что выполнишь желания старика. И мы займёмся твоей красавицей актрисой.

Я усмехнулся и спросил:

— Получается, что к моему происхождению у вас вопросов больше нет?

Сан Саныч всё же повернулся — ко мне.

— Какие вопросы, Красавчик? — сказал он. — Твоё происхождение у тебя на роже написано.

Он взял мой российский паспорт, открыл его на странице с фотографией и поднёс к лицу моего прадеда.

— Вот, погляди, — сказал Александров. — Ты же вылитый Григорьич в молодости!

Я сверил изображение на фотографии с лицом прадеда. Отметил, что главным нашим отличием был цвет волос и наличие морщин. Да ещё подбородок у меня был иной: отцовский.

— Морду могли и переделать, — сказал Сан Саныч. — Я бы так и подумал. Если бы не эти ваши фамильные штучки…

Александров повертел кистью руки.