Осень семнадцатого (СИ) - Щепетнев Василий Павлович

— Позвольте вопрос, Ваше Императорское Высочество, — начал после короткой паузы профессор Шателен. — В рассказе «Скоро!», подписанном бароном А. ОТМА, в январском номере «Нивы» за этот год, описано проводное вещание. В каждом доме, в каждой квартире некоего города установлено устройство, небольшой ящичек, позволяющий слушать лекции лучших профессоров, музыку, спектакли столичных театров, речи, произносимые в Думе, и тому подобное. Скажите, как вам пришла в голову эта идея? Вы ведь и есть тот самый барон?

Вот оно что. Значит, дело в рассказе.

— Этот рассказ формально написал барон, а не я. Ладно, признаюсь, я — но это признание должно остаться строго между нами, господа. Мое увлечение — и только.

— Разумеется, разумеется, ваша тайна будет сохранена, — почти хором ответили они, и глаза их загорелись любопытством. — Но — откуда вы взяли сюжет? Он поразительно… точен в техническом отношении.

— Откуда авторы вообще берут сюжеты? — пожал я плечами, делая вид, что это сущая безделица. — Придумал. Приснилось. Под влиянием Жюля Верна, статей из мира науки и техники в «Газетке для детей», зернышко там, зернышко тут. Я просто сложил всё вместе и представил, как это могло бы работать для всех, а не для избранных. Полагаю, что подобное устройство — вещание в каждой квартире, сначала в столичных городах, затем в губернских, уездных, а там и в сёлах — откроет людям доступ к сокровищницам науки, к сокровищницам мировой культуры. От этого Отечество наше получит несомненную пользу, — с подобающим случаю пафосом заключил я.

Профессор Шателен переглянулся с инженером Рихтером. Взгляд их был красноречивее любых слов: вот видишь! Я же говорил!

Инженер, не выдержав, первым нарушил протокол.

— Но ваше высочество, это же… это же превосходно! — вырвалось у него. — Вы практически сформулировали техническое задание для нас, инженеров! Мы как раз пришли говорить с вами об этом! О том, что будущее уже на пороге!

Профессор одернул его легким движением руки, но слова вылетели, не поймаешь, лёд сломан. Инженер и Наследник Престола говорят на одном языке — языке прогресса. И сейчас начнётся самое интересное.

— И как вы, ваше высочество, представляете себе это устройство в техническом исполнении? — продолжал мягко, но настойчиво экзаменовать меня профессор Шателен. В его голосе сквозило не столько банальное любопытство, сколько неподдельный интерес охотника, напавшего на след редкого зверя, добыть которого — большая удача.

Я откинулся на спинку стула, сцепил пальцы и посмотрел в окно, где сентябрь только-только вступал в свои права. Мне нужно было собраться с мыслями.

— Видите ли, господа, я не учёный, не инженер, я даже не студент университета. Уровень моих знаний — это уровень гимназиста четвертого, от силы пятого класса. Может быть, шестого, если очень постараться. Впрочем, в самых общих чертах — извольте.

Я сделал паузу, подбирая самые простые и ясные слова, как если бы объяснял сложный маневр своему племяннику — ах, нет у меня племянников, увы. Может быть, и будут ещё. Вместо екатеринбургского подвала.

— Отчасти это напоминает обычный телефонный аппарат, но только отчасти. Телефонная станция передает голос от абонента А к абоненту Б. А выдуманная мной система… она должна передавать голос, музыку, слово из единого центра вещания, сразу к тысячам и тысячам абонентов одновременно. Представьте себе не паутину отдельных проводов, а могучее дерево, где от одного мощного ствола расходятся ветви в каждый дом.

Они слушали, затаив дыхание. Рихтер даже перестал перебирать пальцами край своего портфеля.

— Всё начинается здесь, — я указал на середину стола, — с микрофона. Наподобие телефонного, но только гораздо лучше, чувствительнее. Такого микрофона, который способен уловить и передать все оттенки голоса певца, все ноты скрипки, весь грохот военного оркестра. Микрофон этот преобразует звук в электромагнитные колебания. Но колебания эти слабы, идти прямо к абонентам им не под силу. Они идут сюда. — Я отмерил на столе пол-аршина от воображаемого микрофона. — В усилитель.

— Усилитель? — переспросил профессор, и в его глазах мелькнула искорка одобрения. Он знал, куда я веду.

— Именно так, профессор. Я читал в техническом обозрении, что электрические колебания можно многократно усилить, используя изобретение господина Фореста — специальную электрическую лампу под названием «аудион», или «триод». Она действует как клапан, управляющий мощным потоком.

Господа снова переглянулись. На этот раз в их взгляде читалось изумление. Цесаревич, а такие слова знает!

— Возможно, одной лампы-триода и не хватит, — продолжал я, уже войдя во вкус, — но я уверен, наука найдёт способ, как достичь требуемой силы. Например, можно поставить предварительный, малый усилитель, который будет передавать уже подготовленный сигнал усилителям побольше — усилителям обслуживания. А уже от них сигнал пойдёт непосредственно по проводам к абонентам. В самые обычные дома и квартиры.

Я встал и прошелся по кабинету, глядя на пейзажи Левитана, числом четыре, размещённые на стенах. Чтобы я не забывал: Петербург Петербургом, но есть у нас и «Деревня».

Я и не забывал.

— Сигнал этот должен быть настолько мощным, чтобы его было слышно не только в телефонную трубку, прижатую к уху, но и на расстоянии в несколько саженей. Для этого электрические колебания должны преобразовываться обратно в звук — не абы как, а громко и чётко. Специальным устройством — репродуктором-громкоговорителем. Наподобие того, что демонстрировал в свое время господин Лодж.

Я обернулся к ним. В голове у меня стояла картина, такая ясная, что я сам ей проникся.

— Тогда семья вечером, собравшись вокруг аппарата, словно вокруг костра в степи, сможет вместе прослушать чтение рассказов господина Чехова в исполнении лучших артистов, или оперу из Большого театра, или лекцию вашу, Михаил Андреевич, о тайнах электричества.

В кабинете наступила тишина, нарушаемая лишь тихим ходом напольных часов.

— Очень… Очень интересно, ваше высочество, — произнес наконец, профессор, и в его голосе звучало неподдельное уважение. — Очень.

Второй, инженер Рихтер, спохватившись, молчал. Чин невысок, титулярный советник, можно и помолчать, когда говорят старшие. Но по его лицу было видно, что молчание это — обдуманное и глубокое, полное готовности броситься исполнять этот, ещё вчера казавшийся фантастическим, замысел.

— И вот что ещё мне пришло в голову только сейчас, — воскликнул я, вскакивая со стула и принимая вид Архимеда, только что поднявшегося из ванны. — Если поставить третий, самый последний усилитель, прямо у абонента, в его ящике, в цепи перед репродуктором, то можно сделать звук настолько громким и чистым, что слышно будет не только в горнице, а в самых больших аудиториях, в гимназиях, в кондитерских, даже на городских площадях! Представьте: с балкона городской думы транслируют чтение по ролям гоголевского «Ревизора», каково?

— Позвольте сказать откровенно, ваше высочество, — произнес наконец профессор с тем достоинством, которое присуще настоящим ученым, не раболепным, но уважительным. — Ваша идея, изложенная в рассказе и дополненная сейчас, более чем занимательна! Она есть план, который необходимо воплотить в жизнь. Но существует ли на сегодня технический способ претворить её в действительность? Не на бумаге, а в металле и проводах?

Я снова сел, сделав вид, что обдумываю вопрос, хотя ответ у меня уже был готов. Следовало соблюсти правила игры — юный мечтатель, слегка увлекающийся техникой, а не расчетливый стратег.

— Идея-то у меня самая обыкновенная, — напустил я скромный вид, разглядывая узор на столешнице. — Помню, когда мне было пять или шесть лет, дражайшие родители мои слушали оперу из Мариинского театра, которую передавали специально для них в Александровский дворец, по телефону. Суть моего рассказа, то есть рассказа барона, не в том, чтобы открыть нечто совершенно новое, а в том, чтобы сделать подобное чудо доступным для всех. Не для избранных, а для всех! Для студента, для врача, для учительницы, для мастерового. А для этого, — я посмотрел на них пристально, — следует предельно удешевить аппаратуру. В этом весь фокус! Если таких устройств будет изготовлено штук пятьдесят — для богатых домов и учреждений — то это будет баснословно дорого. Если же наладить производство на пятьдесят тысяч аппаратов — то себестоимость каждого упадет в разы! Это же закон рынка.